— Это… Вы угрожаете нам? — спрашивает она. — Вы не можете убить нас. У нас есть дети.
— Ты думаешь, мне есть до них дело? Я сделаю им одолжение. Если вы решите убежать, я найду вас. Отлично выслеживаю своих жертв.
До меня доносится голос мужчины, который скрутился у стены.
— Кто ты?
— Кто-то, у кого есть деньги, власть, а сейчас и мотив выследить и прикончить тебя. Никто не спасёт вас от меня. Вы вернёте мне деньги. Это понятно?
Я не жду ответа и ухожу, вколачивая за собой дверь в стену с такой силой, что она слетает с петель. Слышу женский плач. Помню, как Кейтлин сказала, что у них есть свои дочери. Моложе, чем Кейтлин, но какого хера я должен испытывать к ним сожаление? Вместо этого я сажусь в машину и возвращаюсь в Нью-Роун, успокаивая себя мыслью о том, что несколько следующих дней они проведут в истинном ужасе.
***
— Нет? — спрашивает Норман.
— Ни цента. Не думаю, что они вообще собирались давать их ей. А пособие, которое я пересылал им для неё каждый месяц, просто исчезло. Она, наверное, не получала денег даже на карманные расходы. Как я мог это упустить?!
— Вы не могли быть там с ней всё время. Вы сделали, что смогли. Это они ошиблись, а не вы, — Норман терпеливо наблюдает за тем, как я мечусь по комнате. — Вы прекрасно справились со своей яростью.
— Ты слишком много возлагаешь на меня надежд. Я всё ещё хочу убить их. Не уверен, что не сделаю этого.
— Не сделаете. Вы зашли слишком далеко, очень хорошо научились контролировать себя. Подумайте о том, что может заставить вас убить семью.
— Они заслуживают этого, — произношу я.
— Возможно, но не за это. Найдите больше доказательств их обмана, и мы с другой стороны посмотрим на ситуацию.
Знаю, что он прав. И тот факт, что я хочу, чтобы они заплатили сполна, означает, что я зашёл слишком далеко. Провести день с ней было неосторожно с моей стороны. Она не узнает, почему наказана, но я не утрачу из-за этого своего удовольствия. Моя ответственность заключается теперь в том, чтобы чётко дать ей понять, что она здесь пленница, а я её похититель. Если это будет не так, возникает опасность для нас обоих.
ГЛАВА 28.
Кейтлин.
Стою на коленях, но это не означает, что я поклоняюсь или благодарю. Это не для того, чтобы покаяться в своих грехах или попросить о прощении. Всё это лишь видимость. Словно я на самом деле здесь ради всех этих вещей. Присутствие Господа в моём сердце успокаивает меня. Это время лишь для меня, чтобы попросить об исцелении и возвращении к моим родителям. Я стою на коленях, чтобы помолиться.
Свет льётся не от зажжённых свечей, окружающих статую Девы Марии. Он исходит от тепла и безопасности, которые обитают в этой святой комнате тёмного поместья. Я неистово прошу о помощи, об облегчении моей участи, о напутствии. Всего лишь во второй раз я пришла в часовню поместья. Находиться здесь после всех этих месяцев, проведённых в доме, не кажется мне правильным. Особенно после всех тех гнусных вещей, которые я делала.
Касаюсь лбом костяшек на пальцах. Длинные волосы рассыпаются по спине. В моём гардеробе вся одежда обтягивающая или короткая, поэтому Роза дала мне длинное белое платье. Под ним мне легче удаётся спрятать свои грехи. Погружённая в свои мысли, я не слышу, как входит Кельвин. Только лёгкий скрип сиденья деревянной лавочки позади отрывает меня от молитвы. Я чувствую его присутствие спиной. Через хлопок платья он сжимает руками мою попку. Поддевает пальцами ткань платья, но не спешит добраться до цели.
— Что ты делаешь? — шепчу я.
Кельвин потирает мою плоть через ткань, посылая по телу волну чистой паники. Сердце трепещет словно крылышки колибри, пока его палец скользит между моих складок к клитору.
— Ты… Ты не можешь сделать этого…— я начинаю заикаться. — Не здесь.
— Я могу делать с тобой всё, потому что ты моя собственность. Я владею тобой.
— Нет, не владеешь, — произношу я с приглушенной яростью.
— Разве?
— Да!
Дерево снова скрипит под ним, и его жар окутывает меня в тот момент, когда его губы почти касаются моего уха:
— Продолжаешь отрицать то, что ты моя. Разве ты принадлежишь кому-то ещё?
— Я никому не принадлежу.
— Я рад, что ты так думаешь. У тебя есть долг передо мной, который ты не сможешь оплатить деньгами. Поскольку ты не хочешь быть мне обязанной, то, думаю, я сам заберу свой долг так, как пожелаю.
— Ты о чём сейчас?
Его пальцы становятся более настойчивыми, а температура моего тела поднимается. Я борюсь с ним, но его пальцы намного проворней. Он второй ладонью сжимает мою грудь, и моё тело слегка дёргается в его хватке.
— Ты будешь трахаться с моим другом, если я скажу это сделать. Потому что ты моя. Возможно, я посмотрю на это или запишу на видео, чтобы мы могли посмотреть потом вместе.
Мои громкие слова эхом рикошетят от стен часовни:
— Нет. Ты психопат!
Он жарко стонет мне в ухо. Мои руки дрожат, когда я сжимаю переплетённые в молитве пальцы.
— Значит, скажи мне, что ты моя, — произносит он, прижимаясь ладонью к моей киске. — Это всё, о чём я прошу.
— Никогда, — шепчу я.
Он приподнимает платье на спине и скользит рукой по моей ягодице, лаская внутреннюю часть бедра.
— Мой упрямый воробушек. Твоя гордыня только навредит тебе.
Один его палец скользит в меня, и перед глазами всё начинает плыть. Он погружается глубоко, разжигая огонь между моих ног, и я знаю, что увлажняюсь, когда он вынимает палец. Кельвин добавляет ещё один, вновь входя в меня, только на этот раз ещё глубже.
— Сколько пальцев мне понадобится, чтобы заставить тебя кончить?
Мои плечи содрогаются от рыданий. Рука, сжимающая мою грудь, скользит к горлу и обхватывает подбородок, поднимая мою голову вверх.
— Не закрывай глаза, — произносит Кельвин. Дева Мария беспристрастно смотрит вниз на меня, и я вынуждена встретиться с ней взглядом, пока его пальцы кружат во мне и массируют мои складки, заставляя тело выгибаться. — Шшш, ещё рано, — говорит он. — Два только начало.
Он держит своё слово и входит в меня тремя пальцами, полностью наполняя меня:
— Скажи Ему, — произносит Кельвин. — Покайся в том, какой непослушной ты была.
Я мотаю головой, хватая воздух.
— Покайся, — шипит он. — Я знаю, что ты мастурбируешь по ночам, думая обо мне.
Я собираюсь возразить, но в горле появляется ком.
— Тебе нравилось, когда я трахал тебя, и ты хочешь, чтобы я сделал это снова. Скажи это.
— Боже… Прости меня… Я согрешила, — он стонет, и его эрекция упирается в мою попку. — Я допустила непристойные мысли и совершила неприятные акты.
— Ты касалась себя?
— Да.
— Ты хотела, чтобы это был я?
— Да, — произношу я, и слёзы скатываются по моим щекам. — И я хотела, чтобы ты снова это сделал.
Его пальцы во мне напряглись, приветствуя четвёртый. Я громко стону и пытаюсь увернуться от него. Движение пальцев становится в этот момент быстрым и жёстким, он прижимает большой палец к моему анусу.
— Твои соки вытекают на мою руку. Мне становится интересно, сможешь ли ты кончить так, или хочешь большего?
Мне не хватает воздуха:
— Большего?
— Разве у меня не десять пальцев, Кейтлин? В конце концов, у меня есть кулак.
— О Боже мой!
Он хохочет, склонившись над моим ухом:
— Не упоминай имени Господа всуе.
Мне очень страшно кончать и так же страшно не делать этого. Я растворяюсь, оставляя лишь слёзы, которые потоками стекают из уголков моих глаз по вискам, потому что моя голова задрана вверх. Его пальцы замирают, а вторая рука освобождает моё горло и начинает гладить волосы. Голова наклоняется вперёд, но я едва заметно поддаюсь его прикосновению. Толчки Кельвина возобновляются, но на этот раз они мягкие и размеренные.
— Вот… Так, — шепчет он. — Всё в порядке. Я заставлю тебя кончить вот так.
Он воплощает свои слова в жизнь, убирая большой палец с моего ануса и разворачивая пальцы во мне так, чтобы прижиматься к моему клитору. Его ритм не ослабевает ни на секунду, и он толкает меня к краю, шепча на ухо и лаская мои волосы. Меня сотрясает оргазм, я выгибаюсь назад, а Кельвин хватает меня за волосы и тянет на себя. Бёдра дрожат, а киска сжимается вокруг его пальцев.
Моё тело полностью расслабляется, и я таю, превращаясь в лужицу на полу между скамьями. Он убирает руку и опускает платье вниз, лёгким прикосновением разглаживая складки на спине.
Кельвин стонет позади меня и произносит:
— Такая сладкая.
Его дыхание оставляет жаркий след от поцелуя на моей шее, и Кельвин уходит, не сказав больше ни единого слова.
ГЛАВА 29.
Кейтлин.
После своей исповеди я чувствую странное освобождение. Что-то блокировало моё осознание вещей, но теперь позволило мне увидеть настоящую ситуацию с Кельвином. Мой разум подчиняется телу, понимая, что я не только принимаю, но и хочу то, что неправильно.
