— Не знаю.
— Сколько времени?
— Поздно.
— Вечеринка закончилась?
— Несколько часов назад.
Я переворачиваюсь на спину, ощущая, как затекли конечности.
— Это было слишком. Я не была готова.
— Нет. Не была.
Веки угрожают вновь закрыться, но я стараюсь держать их открытыми.
— Ты делаешь хорошие вещи, ведь так, Кельвин?
— Хмм?
— Благотворительность. Это всего лишь притворство? Или тебе и правда не всё равно? Ты можешь быть очень жестоким.
Со стороны стула, на котором он сидит, доносится слабый скрип, когда Кельвин сдвигается.
— Я делаю это, потому что должен.
— Должен? — переспрашиваю я.
— Должен делать хорошие вещи.
— Не понимаю.
— Я обещал своим родителям, что сделаю мир лучше.
Поднимаю глаза вверх на белый балдахин, висящий надо мной.
— Оу.
— Ты думаешь, что я делаю твой мир хуже?
— Кажется, да.
— До этого ты говорила, что не хотела бы, чтобы к тебе прикасался кто-то, кроме меня.
— Это было ошибкой. Я не хочу, чтобы кто-то прикасался ко мне, включая тебя.
Из его груди вырывается глубокий, размеренный смех, потому что он видит мою ложь насквозь. С хрипотцой в голосе от произносит:
— Попытайся уснуть и отдохнуть.
Мои веки тяжелеют от желания уснуть, и я сворачиваюсь калачиком, лёжа на боку. Щека трётся о мягкую подушку.
— Я никогда не встречала кого-то, кто настолько не умеет заботиться, — бормочу я. — До тебя.
Меня окутывает сон, но я засыпаю лишь наполовину, когда слышу звук его голоса, но не понимаю, о чём он говорит. Кажется, я всего лишь на мгновение закрываю глаза, но, когда открываю их снова, Кельвина уже нет.
***
Отрываюсь от книги и поднимаю голову:
— Вы что-то сказали?
— Я спросил, как вы себя чувствуете? — повторяет Норман, подавляя смешок.
— Оу. Без изменений, — морщусь я, когда слова царапают моё горло.
— Как насчёт тарелки супа?
Улыбаюсь, показывая ему свою книгу:
— Может, чуть позже. Я на самом интересном месте.
Он качает головой:
— Вы многое пережили на прошлой неделе. Хотя бы раз воспользуйтесь моим советом и отдохните.
Я улыбаюсь его весёлому тону.
— Отдохну.
Пытаюсь дочитать, но мозг больше не воспринимает информацию. Мне до сих пор интересно, придёт сегодня Кельвин ночевать домой или нет. Я не видела его ни вчера, ни позавчера и ни разу с того вечера, когда он сидел возле моей кровати посреди ночи, даже если мне это и приснилось. Я сказала ему, что ненавидела его. Иногда я действительно его ненавижу, поэтому эти слова должны приносить мне удовлетворение, но не приносят.
Я чувствую, что моё горло распухает ещё сильнее, чем пятнадцать минут назад, и температура тела немного повышена. С какой бы болезнью я не слегла, она быстро развивается. Встаю, затягивая свой шёлковый халат на талии. Бреду на кухню, потому что меняю решение по поводу супа. Но когда приближаюсь к двери, то резко останавливаюсь.
— … не может вернуться домой в ближайшие дни, — произносит Норман. — Сегодня, скорее всего, будет то же самое.
— Так себя и в могилу недолго загнать, — отвечает шеф-повар Майкл. — Он почти не спит и уезжает после каждого звонка. Что будет с городом, если мы его потеряем?
— Он будет выживать, как и любой другой город в мире, — произносит Норман. — Но мы оба знаем, что Кельвин будет бороться до последнего вдоха.
— Давай надеяться, что до этого не дойдёт. Откроешь дверь, чтобы я мог вытащить мусор?
Слышу шарканье ног, а потом скрип открывающейся двери. Даже сквозь стену за моей спиной я чувствую свежий уличный воздух на своей коже. Пронзительный звонок доносится в одной из запертых комнат, страх от услышанного практически превращает меня в кучку костей. Норман бурчит какие-то ругательства, а я прижимаюсь к стене столовой, пока он бежит на звук, доносящийся из запертой комнаты.
Когда он исчезает за углом, я проскальзываю на кухню. Никого нет. Не имею ни малейшего понятия, что под собой подразумевает вынос мусора, но в данную минуту это не останавливает мои ноги от движения. Я направляюсь к двери, понимая, что она открыта. Сердце так бешено колотится в груди, что я едва ли замечаю холодок, пробегающий по ногам. Чувствую вкус свободы, свежий воздух, будущее, и это так оживляет. Не раздумывая больше ни мгновения, я решаюсь.
ГЛАВА 31.
Кейтлин.
Густая листва деревьев, приветствовавших меня в течение пары месяцев лишь через окно, наклоняется вперёд. Я не оглядываюсь назад. Не колеблюсь. Моё сердце стучит в такт ритму, с которым мои голые ноги ступают по подстриженному газону.
Если мне удастся добраться до леса, я буду свободна. Я до сих пор в Нью-Роуне, и если подозрения о моём местонахождении верны, то уже через пару миль доберусь до города. Уже на той стороне леса — машины, люди, Герой. Всё, что представляет надежду и жизнь. Лес кажется таким огромным, но в итоге я доберусь до него. Сейчас я свободна.
Продолжаю бежать и оказываюсь под покровом деревьев. Энергия и адреналин питают мои лёгкие и ноги. Лицо горит, вдохи короткие и быстрые, но по моим венам циркулирует не душный воздух поместья, а то, что толкает меня вперёд. Пояс на талии развязывается, и халат слетает с плеч. Я не останавливаюсь тогда, когда он падает на землю. Боюсь потратить даже секунду. Бегу, пока темп не переходит в рысцу, а потом и вовсе снижается до быстрого шага. Я замедляюсь, тяжёлые вдохи синхронны с равномерными шагами, а порезы на ступнях просто кричат о боли в моём теле. Солнце садится вскоре после того, как я ушла. Потираю руками голые предплечья, прижимая к себе ближе края ночной рубашки. Не знаю, как давно я ушла, но слова Кельвина не выходят из моей головы.
«Лети, пока у тебя не отпадут крылья и не закончится небо, но даже тогда я всё равно тебя найду. Всегда тебя найду».
Я воспринимаю это как открытую угрозу, потому что именно так это выглядит на самом деле. Я верила в то, что это может помочь в моей ситуации, но больше этой веры нет. Теперь я свободна. И в этом огромном лесу у меня есть преимущество, и он никогда не найдёт меня, пока я не доберусь до конца леса. Норман примет на себя вспышку злости Кельвина, и с каждым следующим шагом я молюсь, чтобы он был в безопасности. Одна вещь чётко усвоена за время, проведённое в поместье: только сама я могу себя спасти. Доберусь домой и никогда этого не забуду.
Внезапно я чувствую усталость, но продолжаю идти до тех пор, пока стопы не начинают гореть, а ноги не отказываются двигаться. Нахожу кустарник возле огромного дерева и сворачиваюсь под ним в клубок.
Над собой я замечаю сову, которая разоблачает себя взмахом белых крыльев. Широкие жёлтые глаза исчезают, но появляются снова через каждые несколько секунд. Три ветки тянутся ко мне, пытаясь схватить. Сухие листья хрустят и ломаются под моим телом, когда я двигаюсь, и это единственный звук, кроме любопытных уханий совы.
Вокруг меня сгущаются образы, когда я впадаю в сон: неясные слова из моих любимых книг, отображение серебряного подноса Нормана, глубокие зелёные глаза Кельвина.
«Воробушек, — зовёт он, — Не позволяй мне поймать тебя. Если ты сбежишь, то я тебя найду. Всегда найду тебя. Кейтлин. Кейтлин».
Я стону, когда моё имя звучит в ушах. Содрогаюсь на холодной земле, каждая частичка моего тела пульсирует: голова, горло, ноги, голые ступни. Я притворяюсь, что тёплые пальцы Кельвина массажируют мои онемевшие руки, хотя на самом деле они ледяные.
Открываю глаза и понимаю, что кто-то на самом деле зовёт меня по имени. Это мужской голос, но я его не узнаю. Страх убивает во мне желание уснуть. Если Кельвин поймает меня, я увижу, на что он действительно способен. Снова и снова говорю себе, что он не может меня найти, потому что лес слишком большой. Я в ужасе от того, что это может быть он, но ещё больше меня шокирует то, что это может быть кто-то другой.
Шаги раздаются так близко, что я вижу вспышки фонариков и белые теннисные туфли сквозь ветки кустарника. Будто это мне как-то поможет. Кто-то направляет на меня свет от фонарика, и всё становится белым.
— Она жива?
— Блядь, лучше бы ей быть живой. Уверен, что её труп пользы нам не принесёт.
— Проверь её.
Кто-то пинает меня по рёбрам, но я лишь сильнее сжимаю глаза.
— Она жива, — произносит он.
Я моргаю и пытаюсь приоткрыть один глаз, чтобы посмотреть на мужчину, который присел надо мной.
— Я сплю? — спрашиваю я.
Раздаётся его смех:
— Ты Кейтлин?
— Кто ты? И откуда знаешь моё имя?
Он кивает тому, кто выше, а потом снова смотрит на меня:
— Вставай. Ты идёшь с нами.
— Я никуда с вами не иду, — но он хватает меня за локоть и тянет вверх. — Отпусти! — визжу я.
— Идём, цыпочка. Это на тебе халат? — он качает головой, глядя на другого мужчину. — Теперь я понимаю, почему из-за тебя все так всполошились.
— Что? — спрашиваю я, вставая на ноги, понимая безысходность ситуации.
