— Вы могли бы уточнить, до которого часа вы находились в обществе этой персоны?
— Допоздна. На самом деле я в результате остался ночевать в его доме.
— Ясно. А имя человека, как вы изволили выразиться, связанного с вашей работой?
— Корелли. Андреас Корелли. Французский издатель.
Грандес записал имя в маленькую книжечку.
— Фамилия звучит как итальянская, — заметил он.
— Откровенно говоря, я точно не знаю, кто он по национальности.
— Это понятно. А сеньор Корелли, каково бы ни было его происхождение, в состоянии подтвердить, что провел вечер с вами?
Я пожал плечами:
— Полагаю, что да.
— Полагаете?
— Уверен, что да. Почему бы ему этого не сделать?
— Не знаю, сеньор Мартин. Существует какая-то причина, из-за которой вы сомневаетесь, что он не станет свидетельствовать?
— Нет.
— Тогда вопрос исчерпан.
Маркос и Кастело смотрели на меня так, словно я нес сплошную околесицу с тех пор, как мы сели за стол.
— Чтобы окончательно прояснить ситуацию, не могли вы сказать несколько слов о характере встречи, задержавшей вас на весь вечер в гостях у издателя неопределенного происхождения?
— Сеньор Корелли пригласил меня, чтобы сделать предложение.
— Предложение какого рода?
— Профессионального.
— Ага. Может, написать книгу?
— Именно.
— Скажите, после делового свидания вы всегда остаетесь на ночь в доме своего, скажем так, контрагента.
— Нет.
— Но вы упомянули, что остались ночевать у этого издателя.
— Я остался потому, что неважно себя чувствовал и сомневался, что доберусь домой.
— Может, вы отравились за ужином?
— В последнее время у меня были определенные проблемы со здоровьем.
Грандес кивнул с опечаленным видом.
— Головокружения, головная боль… — добавил я.
— Уместно ли предположить, что сейчас вам уже лучше?
— Да. Намного лучше.
— Я рад. Вы выглядите просто превосходно, впору позавидовать. Верно?
Кастело и Маркос неторопливо кивнули.
— Любой, глядя на вас, скажет, что вы избавились от тягостного бремени, — обронил инспектор.
— Не понимаю.
— Я имею в виду головокружения и прочие заботы, — пояснил Грандес, подавив раздражение. — Прошу простить мое невежество относительно аспектов вашей профессиональной деятельности, сеньор Мартин, но разве вы не подписали с издателями контракт, действие которого истекает только через шесть лет?
— Пять.
— Разве этот контракт не предоставлял эксклюзивные права на вас, если можно так выразиться, издательству «Барридо и Эскобильяс»?
— Таковы были условия.
— В таком случае с какой целью вы обсуждали новое предложение с конкурентом, если контракт не позволял вам принять его?
— Это была обычная беседа. Ничего более.
— Которая, однако, закончилась тем, что вы остались ночевать у названного кабальеро.
— Контракт не запрещает мне разговаривать с третьими лицами. А также не ночевать дома. Я имею полное право ночевать, где мне вздумается, и беседовать с кем угодно и о чем угодно.
— Разумеется. Я вовсе не намекал на что-то иное, тем не менее спасибо за разъяснение.
— Я могу разъяснить еще что-нибудь?
— Лишь один крошечный нюанс. Принимая во внимание гибель сеньора Барридо и в случае, если, не дай Бог, сеньор Эскобильяс не оправится от полученных ожогов и тоже скончается, издательство прекратит существование, а вместе с ним и ваш контракт. Я не ошибаюсь?
— Я не знаю наверняка. Я не в курсе, каковы форма и структура предприятия.
— Но как по-вашему, такое возможно?
— Вероятно. Вам лучше задать этот вопрос адвокату издателей.
— А я уже его спрашивал. И он подтвердил, что при отсутствии преемников и в случае, если сеньор Эскобильяс отойдет в иной мир, так и произойдет.
— Значит, у вас есть ответ.
— А у вас — полная свобода принять предложение сеньора…
— Корелли.
— Скажите, вы его уже приняли?
— Можно узнать, какое отношение это имеет к причинам пожара? — процедил я сквозь зубы.
— Никакого. Чистое любопытство.
— Это все? — спросил я.
Грандес покосился на коллег, потом посмотрел на меня.
— Что касается меня, то да.
Я предпринял попытку встать. Полицейские сидели, словно пришитые.
— Сеньор Мартин, прежде чем мы распрощаемся, не согласитесь ли уточнить еще кое-что? Вы помните, как неделю назад сеньоры Барридо и Эскобильяс посетили ваш дом под номером тридцать по улице Флассадерс вместе с вышеупомянутым адвокатом?
— Помню.
— Это был деловой визит или светский?
— Издатели приходили выразить пожелание, чтобы я вернулся к работе над серией книг, которую прекратил писать несколько месяцев назад, занявшись другим проектом.
— Вы бы оценили беседу как дружественную или напряженную?
— Если мне не изменяет память, никто не повышал голоса.
— А вы помните, как заявили им — цитирую дословно: «Через неделю вы будете покойниками»? Не повышая голоса, естественно.
— Да, — с тяжелым вздохом признался я.
— Что вы имели в виду?
— Я был рассержен и ляпнул первое, что взбрело в голову, инспектор. И это вовсе не означает, что я серьезно им угрожал. Бывает, сгоряча люди всякое говорят.
— Спасибо за откровенность, сеньор Мартин. Вы очень нам помогли. Всего доброго.
Я покинул кафе, ощущая кожей, как три пары глаз прожигают мне спину. И вышел с уверенностью, что отвечай я на каждый вопрос инспектора ложью, то и тогда не чувствовал бы себя таким виноватым.
2
Скверный привкус, оставшийся после встречи с Виктором Грандесом и парочкой василисков из его эскорта, выветрился шагов через сто, не больше, стоило мне выйти из кафе и прогуляться под ярким солнцем в новом, здоровом теле. Я с трудом узнавал его, не чувствуя спазмов и тошноты, шума в ушах и приступов мучительной головной боли, не ощущая слабости и не обливаясь холодным потом. От обреченности, уверенности в скорой смерти, душившей меня всего двадцать четыре часа назад, не осталось и следа. Внутренний голос подсказывал мне, что трагедия, разыгравшаяся ночью, повлекшая за собой гибель Барридо и практически смерть во цвете лет Эскобильяса, должна была бы опечалить меня и повергнуть в смятение. Однако я и моя совесть не испытывали ничего, помимо благостного равнодушия. В тот июльский день Рамбла праздновала, и героем был я.
Я прогулялся до улицы Санта-Ана, собираясь нанести неожиданный визит сеньору Семпере. Когда я вошел в магазин, Семпере-отец работал за стойкой, подбивая счета, а его сын, забравшись на лесенку, переставлял книги на полках. Заметив меня, букинист изобразил приветливую улыбку, и я понял, что в первый момент он меня не узнал. Спустя мгновение улыбка улетучилась, и, разинув от удивления рот, он обошел прилавок, чтобы обнять меня.
— Мартин! Это вы? Святая Дева Мария… Да вас ведь и не узнать! А я с ума сходил от беспокойства. Мы несколько раз заходили к вам домой, но вы не откликались. Я наводил справки во всех больницах и комиссариатах.
Сын Семпере недоверчиво взирал на меня с высоты лестницы. Поневоле мне пришлось вспомнить, что неделю назад они видели меня в состоянии, вполне подходящем для обитателя морга пятого района.
— Простите, что заставил поволноваться. Я уезжал на пару дней по делам.
— Но… как? Вы послушались меня и сходили к доктору, да?
Я кивнул.
— Оказалась сущая ерунда. Проблемы с давлением. Я попил немного тонизирующее средство — и опять как новенький.
— Вы должны сказать мне название лекарства. Посмотрим, поможет ли мне душ из вашего тоника… Но какая радость и утешение увидеть вас в добром здравии!
Эйфория быстро выветрилась, стоило перейти к злободневным новостям.
— Вы слышали о пожаре у «Барридо и Эскобильяса»? — спросил книготорговец.
— Я только что оттуда. Невозможно поверить.
— И не говорите. Нельзя сказать, чтобы я был их горячим поклонником, но вот так, такая трагедия… А скажите, на вас, на юридическую сторону, это как повлияет? Прощу прощения за бестактный вопрос.
— Откровенно говоря, не знаю. Думаю, что компаньоны обладали исключительными правами на предприятие. Наверное, есть наследники, но, возможно, если оба умрут, фирма прекратит существование. Как и мои обязательства перед ними. По крайней мере мне так кажется.
— То есть, если Эскобильяс, прости Господи, тоже преставится, вы станете свободным человеком.
Я кивнул.
— Ну и дилемма… — пробормотал букинист.
— Все в руках Божьих, — осмелился высказаться я.
Семпере согласился, но я чувствовал, будто что-то во всей этой истории не дает ему покоя, и он предпочел сменить тему:
— Между прочим, весьма удачно, что вы заглянули сегодня, поскольку я хотел попросить вас об одолжении.
