концептуальную работу планировали назвать «Инцест», но позднее в просветлённом сознании Бориса возник образ треугольника — исключительно в качестве символа. Что же касается обложки, то рассматривалось несколько вариантов оформления, воплощение которых было сомнительным из-за отсутствия денег. Например, идеолог «Аквариума» мечтал провести фотосессию на развалинах бревенчатого дома, где все музыканты стояли бы с лорнетами и в пенсне. Этот проект долго обсуждался, но всё закончилось съёмками в соседнем дворе, а также — непосредственно в самой студии.
«Сева Гаккель залез за шторку на подоконнике, а Гребенщиков надел на голову сломанный рефлектор и начал медленно двигаться по направлению к окну, — описывал безумие, происходившее в Доме юного техника Андрей Усов. — Потом, прикинув, как это может выглядеть через объектив, Борис сказал: “Давайте снимать!” Примерно так и родилась лицевая сторона обложки “Треугольника”».
В сентябре 1981 года картонные коробки с альбомом были розданы участникам сессии и ближайшим друзьям. В это же время Майк в письме родственникам упомянул о том, что «"Аквариум” выпустил новый LP “Треугольник”».
А в октябре Гребенщиков «с трепещущим сердцем» привёз десять экземпляров самодельного альбома в Москву. Запись была прослушана Троицким на даче у Саши Липницкого, и явно — со смешанными эмоциями. После чего Артемий заявил, что всё это, конечно, концептуально и замечательно, но в столице такой бред слушать не будут никогда. А редактор «Зеркала» Илья Смирнов вернул Борису девять плёнок из десяти, сказав, что одну оставляет себе «на память», а остальные надо забрать. Поскольку никто из его друзей этот альбом не купит.
«Это был сильный удар, — признавался Борис. — Мне не на что было возвращаться в Ленинград и нечем было отдавать долги. Но вместе с тем я был счастлив, что выпустил этот альбом. Поскольку хорошо понимал, что именно мы сделали».
ПРАЗДНИКИ НЕПОСЛУШАНИЯ
«Пусть свержение старого мира будет запечатлено на ладонях ваших рук».
Эль Лисицкий
Хорошо помню, что мой интерес к «Аквариуму» начался именно с «Треугольника». Оригинал магнитоальбома я выменял у известного критика Сергея Гурьева, отдав ему взамен зимнюю шапку-ушанку. Визуально «Треугольник» представлял собой картонную коробочку, оформленную в чёрно-белой эстетике. Внутри находилась завёрнутая в целлофан магнитофонная бобина, а все песни оказались разделены на две части: «сторона жести» и «сторона бронзы». Непостижимости добавляла загадочная надпись на развороте альбома, выполненная эльфийским шрифтом. Это был «самый писк».
Уже спустя много лет, после переиздания альбома на компакт-дисках, автор этой книги решился на неочевидный поступок. «У каждой вещи должен быть свой хозяин», — подумал я и во время очередного интервью подарил оригинальный магнитоальбом Гребенщикову. Идеолог «Аквариума» отнёсся к этому жесту по-философски. Судя по его взгляду, эта прошедшая через десятки жизней плёнка своё предназначение давно выполнила. Теперь обладание старинным артефактом не имело для Бориса Борисовича принципиального значения.
Теперь перенесёмся обратно в 1981 год. Как гласит легенда, это было время сплошных чудес и совпадений. Как-то под вечер к возвращавшимся с концерта в Петергофе Борису и Севе подсели в электричке два парня. Одного из них звали Виктор Цой, второго — Лёша Рыбин. Они попросили гитару и прямо в вагоне спели несколько композиций, в частности, «Мои друзья».
«Когда слышишь правильную и нужную песню, всегда есть такая дрожь первооткрывателя, который нашёл драгоценный камень или старинную амфору, — вспоминал позднее ту встречу Гребенщиков. — И когда двадцатилетний Цой пел такие песни, это было похоже на чудо, так как это было настоящее. Подобные моменты в жизни случаются очень редко, и я их хорошо помню и ценю».
Как известно, незадолго до этого знакомства Цой учился на резчика по дереву в художественном ПТУ. Училище давало освобождение от армии и массу свободного времени, необходимого для написания песен. Поработав резчиком, реставратором и спасателем на пляже, Виктор устроился кочегаром в котельную, находившуюся на пустыре, заваленном деревянными ящиками. В центре стоял сарай, в котором жил сторож, карауливший эту бесценную тару. Цой рассказывал Борису, что долгое время топил котёл теми самыми ящиками, которые сторож охранял. Так незатейливым образом был изобретён «вечный двигатель», а также сочинены первые боевики группы, у которой даже не было названия.
Огромный потенциал композиций Цоя был виден Гребенщикову даже без микроскопа. Поэтому Борису легко удалось убедить Тропилло впустить музыкантов в Дом юного техника — для записи дебютного альбома под названием «45».
«Попав в настоящую студию, мы слушали Тропилло как Бога-отца, а Гребенщикова как Бога-сына, — говорил мне Лёша Рыбин. — Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже от того, что у нас есть возможность записываться».
Поскольку группа состояла всего из двух музыкантов, аранжировки их песен отличались значительным аскетизмом. Скажем честно — иногда их не было вовсе. В этой непростой ситуации Борис нашёл спасительный выход, пригласив на запись Севу, Фана и Дюшу. В беседах с автором Файнштейн вспоминал: «Первый альбом они репетировали у меня дома как “Гарин и гиперболоиды”. Это название им придумал Майк, а Рыба с Виктором любили играть на квартирниках его “Пригородный блюз”… Помню, что Цой выглядел мягким интеллигентным человеком и всегда был крайне вежлив. Мне очень нравился его образ Дон Кихота и странные песни про алюминиевые огурцы, совершенно ни на что не похожие».
Непосредственно в студии Фан играл на перкуссии и помогал осваивать Лёше и Виктору нехитрую драм-машинку «Электроника». Барабанщиков у «Аквариума» по-прежнему не было, и ритм-бокс применялся частично от безысходности, а частично — под влиянием «новой волны». Никто не мог предположить, что эта анархическая акустика с годами трансформируется в мрачную неоромантику «Кино», которая будет собирать стадионы.
Стоит заметить, что на записи альбома «45» Гребенщиков выступил в роли саундпродюсера — к слову, впервые в жизни.
«Я думаю, что Цою хотелось, вероятно, не совсем того, что получилось, — пояснял Борис. — Скорее всего, он мечтал о прямом рок-н-ролльном звуке, который появился у него впоследствии. Но из-за нехватки музыкантов, из-за их неумения объяснить и моего неумения сделать то, что они хотят, у нас получился альбом “45”».
Закончив эту запись, БГ тут же переключился на студийную работу с Майком. В тот период лидер «Зоопарка» замахнулся на сольный альбом LV, который представлял собой цикл пародий и стилизаций. Это было свежо, неожиданно и предназначалось для подготовленных слушателей. К примеру, композиция «Белая ночь / Белое тепло» посвящалась Лу Риду, «Лето» — Виктору Цою, «21 дубль» — Леонарду Коэну, «Золотые львы» — Бобу Дилану. А песня «Растафара» была задумана как лютый стёб над увлечением «Аквариума» музыкой регги.
«Растафару» и другие композиции Майк записывал в учебной студии
