здесь скользкое. Кажется, он меня использовал, чтобы я тебе о поэтессе сказал. А? С чего бы так? Чего он сам тебя к себе не вызвал? Ты, что его старую любовь к чертям послал?
– Послушай Костик, давай в другой раз поговорим, мне бежать надо, кое-что хочу сегодня успеть. Потом, лады?
– Смотри. Потом, так потом. Я не отстану.
Егор сбежал по ступеням, повернул направо и быстрым шагом направился по адресу. Через десять минут он уже стоял возле третьего подъезда Советская девятнадцать. Еще издалека заметил машину скорой помощи. Тревога шевельнулось в груди. Он сразу вспомнил падение Сивкова, перепуганного до чертей старика, сидящего на полу с мокрыми штанами. «Инфаркт? Кровоизлияние? Перелом? Все-таки треснулся…». – В его голове метались тревожные мысли. Сердце застучало часто и гулко. Ладони вспотели, на лбу выступила испарина, то ли от быстрой ходьбы, то ли от томительного, обволакивающего страха. В нетерпении Егор вбежал по лестнице на площадку первого этажа и, стараясь не выдавать волнения, зашел в приоткрытую дверь. В коридоре толпилось несколько человек. Переговаривались тихими голосами. Пол был грязным, затоптанным. В комнате у кровати на табурете спиной к двери сидел санитар в куртке, накинутой на белый халат, в зеленом чепчике, и заполнял какой-то бланк. Пожилой доктор с густой проседью стоял у стола и складывал статоскоп. Рядом на столе находился медицинский чемоданчик, с другой стороны лежал паспорт и какие-то бумаги.
– Что с ним? – шепотом спросил Егор у полной низенькой женщины одетой в халат канареечного цвета.
– Умер.
Егор протиснулся между людьми, загораживающими проход и подошел к врачу, заполняющему бланк. Он хотел спросить, что с Сивковым и остановился с открытым ртом. На кровати, на спине лежал пенсионер, все его лицо было искромсано мелкими порезами. Так, словно по нему чиркали лезвием. Кожа болталась лоскутами на лбу, щеках. Вытек правый глаз. Левое ухо было разрезано снизу до середины. Отделенный конец жутко свисал. Ушная раковина наполнилась багровой, почти черной жидкостью. Лицо пенсионера было все в крови, казалось, с него вовсе содрали кожу. Капли засохли на усах. Если бы не усы Егор бы ни за что не узнал своего подопечного. Белая рубаха с отложным воротничком была забрызгана кровью. Бурая жидкость залила подушку.
Холодный ужас разлился по телу, ноги превратились в деревянные колоды, в глазах потемнело. «Кто его так? Надо же так исполосовать. Словно…». Неизвестно, руководствуясь какой подсказкой его голова повернулась к окну, взглядом Егор нашел клетку. Она была пустая, дверца нараспашку. Что-то неприятное заворочалось в животе. Взгляд Егора выхватил подоконник, спустился на пол и прошелся вдоль крашеного плинтуса до кровати. Долго всматривался в темноту под ней, словно ждал, что появятся лапки с острыми коготками, а потом выглянет белая крысиная мордочка с длинными подвижными усами, забрызганная кровью.
–…надо? Я вас спрашиваю, – голос нарастал, шел из углов из пространства комнаты из полумрака под кроватью. Егор оторвал взгляд от махровых от пыли досок и поднял голову. К нему вполоборота стоял санитар, который складывал статоскоп. – Молодой человек, я к вам обращаюсь, – на его лице выступило раздражение.
– А? – Егор встрепенулся, – я…, – мысли путались, по телу гуляла противная дрожь. – Я соцработник… – Он хотел было сказать, что был вчера у покойного по делам, что он здесь не просто так, но сдержался. Подумал, что это ему навредит. «Вы последний кто его видел живым», – промелькнула фраза из какого-то детективного сериала и подозрительный взгляд следователя. А вслух сказал, – Мы их навещаем иногда… А что с… – он не смог вспомнить имя отчество покойного, – с Сивковым?
– Он мертв, о причине смерти сообщим позже. У него родственники имеются?
– Нет, он холостяк.
Доктор тяжело вздохнул. – Одинокий, значит, – посмотрел на искромсанного старика.
– Леша, ты накрой его, не надо народ смущать. Потом мельком посмотрел на Егора и продолжил укладывать статоскоп в футляр.
– Одиночество, я вам скажу, молодой человек, самая страшная болезнь в старости. Страшнее, чем артриты, тромбофлебиты и всякие недостаточности, она разъедает из нутрии, как ржавчина. Жизнь превращается в клеть.
Глядя на пожилого доктора, в его осунувшееся лицо, слушая интонации, Егору становилось ясно, что он знает о чем говорит. В его глазах уже стояла тень старческой тоски и какого-то отрешенного безразличия. Егору стало нехорошо. На мгновение он сам ощутил дыхание гложущего одиночества и постарался сбросить жуткое наваждение.
– Вы, вернее, мы, запрос должны сделать? – поспешил Егор поменять тему. Он почувствовал себя дурно и хотел уйти. Слишком тягостно было находиться в одной комнате с покойником в той атмосфере, которая окружала. Слышать скорбный шепот за спиной и видеть престарелого доктора. В голове роился целый улей мыслей, хотелось разобраться во всем.
– Зачем запрос, завтра уже можете приходить. Тело подготовят… Хотя, не известно, что скажут в милиции. Ждем пока представителей. Задерживаются.
– Доктор упаковал статоскоп и положил в медицинский пластиковый ящик с большим красным крестом на боку.
– Позвоните сегодня. Думаю, уже будет ясно. Он пристально посмотрел на Егора.
– Может, вам нашатырь дать. Что-то вы, голубчик, бледны.
От этого «голубчик» Егору совсем стало дурно, он покачал головой и поспешил на улицу. – Мне уже лучше. – Протиснулся сквозь строй зевак. На лестничной клетке он услышал разговор двух женщин. Одна в возрасте, плотная, безликая, словно клубень картошки говорила.
– У него вчера, как раз день рождения был.
– Ай-яй, – вздыхала другая с сеткой на бигудях.
– Надож как. Вот, судьба. В рождение смерть подсунула.
– А она не спрашивает, когда…
Егор уже не слышал, он выскочил на улицу. За спиной громко хлопнула подпружиненная дверь. Он несколько раз глубоко вздохнул, перед глазами плыли черные круги. Почувствовал слабость, покосился на мокрую лавку, но садиться не стал. Быстрым шагом поспешил прочь. Он старался ни о чем не думать. Казалось, стоит остановиться, и лавина скверных мыслей настигнет и поглотит.
Когда почувствовал усталость, Егор замедлил шаг и осмотрелся. Он тяжело дышал, холодный воздух обжигал легкие. Парок вырывался из приоткрытого рта. Вспомнил о простуде и под самый подбородок подтянул бегунок на молнии куртки. Осмотрелся. Он шел по парку, к которому сходились почти все улицы центральной части города. Стояла оцепенелая тишина, где-то далеко каркали вороны. Доносился слабый гул моторов. В лужах отражалось небо. Сегодня оно хотя и было серое, но высокое, не отяжелевшее дождями.
Он все еще старался отодвигать тревожные мысли, но они все настойчивее довлели и отмахнуться уже не было сил. Первое, о чем он подумал, это слова двух женщин на лестничной площадке, «У него вчера, как раз день рождения был». «Получается, я его вчера одарил, так сказать, с подарком пришел – кулаком по физиономии. Он, наверное, считал вчерашний день особенным. Ждал поздравление, может, даже подарков. Чайник вскипятил… Меня, ждал. Угостить
