– Вот, всегда с собой ношу, на всякий случай. Так что ежели донести решитесь… пулю в лоб я вам обещаю. И вот еще что…
Полковник пошарил рукой в складках лежавшей на спинке стула шинели. Вынул из потайного кармана маленькую склянку, положил на ладонь, поднес близко к глазам Мишеля.
– Что это?
– Это яд, молодой человек. На случай, ежели, что не так случится. И вам приобресть советую. Завтра в полдень жду вас в Контрактовом доме… вместе с господином подполковником.
Он встал, давая понять, что разговор окончен.
В дверях, когда Мишель уже перешагивал порог, полковник окликнул его.
– Еще одно слово, прапорщик! Зачем господин подполковник нужен вам – я понял, но вы-то ему зачем?
В глазах у Мишеля потемнело.
– В кодексе наполеоновом записано право на частную жизнь. Позвольте не отвечать вам, господин полковник.
– Я понял вас. Вопросов больше не имею.
Полковник кивнул Мишелю головой, прощаясь. Когда за дерзким прапорщиком закрылась дверь, он достал из ящика расписку и, не глядя, бросил в огонь.
В тот день Мишель пришел на квартиру, которую они с Сергеем снимали, поздно. На Подоле для них не хватило места, и пришлось довольствоваться предместьем Куреневкой. От Подола Куреневка была далеко, следовало нанять извозчика. Но Мишель не хотел возвращаться сразу, и пошел бродить по городу.
«Друга вашего вы ступенькой мыслите к славе своей», – вспоминал он слова полковника. Конечно, в тот момент он должен был встать и уйти. Но тайное общество, но возможность действовать… Приобрети свободу для всех, и в первую очередь для него – для Сережи… В голове его роились звуки, они складывались в причудливую мелодию с необычным ритмом и таким странным сочетанием нот, что Мишель не мог представить – как ее можно сыграть на фортепьяно? Но она звучала внутри, звала его и пугала.
Взобравшись на крутую горку, Мишель остановился передохнуть. Внизу был виден Днепр, одетый в толстый, искрящийся лед. Справа высились купола, шумела, молилась и каялась Лавра, слева в тишине белела маленькая церквушка на Аскольдовой могиле.
Город застыл над крутым обрывом, склонился над ним, готовый не ища дороги, низвергнуться с кручи, обрушиться, ломая дома и кости, вниз, к реке, к степи, к лесам, что лежали, необозримые, на другом берегу.
Из тишины, из скрежета голых ветвей, раскачивающихся на ветру, рождалась музыка – Мишель слышал ее, тихую и грозную, пугающую – и прекрасную… «Я буду счастлив, буду, назло всему, – сказал он громко, грозя кулаком кому-то неведомому, – и буду знаменит…».
Когда стемнело, он почувствовал, что замерз, зашел в первый попавшийся трактир, выпил пару стопок и сразу охмелел.
Сергея в тот вечер звали в три дома – но он отговорился делами, чтобы дождаться Мишеля. С середины дня он курил, не отходя от окна. Книга лежала на кровати, корешком вверх. Он провожал бездумным взглядом редкие снежинки, следил за птицами, прохожими, проезжающими. Изредка у него вспыхивала одна-единственная мысль: «Поль его напугал. И слава Богу!»
– Что, Миша, получилось? – тревожно спросил он, когда Мишель, наконец, вернулся.
– Все хорошо, Сережа… Я нынче устал очень, прости, – ответил Мишель и, отказавшись от ужина, ушел к себе – спать.
Сердцем ярмарки был Подол, сердцем же Подола – недавно выстроенный, специально для таких случаев, Контрактовый дом. Обычно полупустой, во дни ярмарки он хлопал дверями и сверкал окнами до поздней ночи, принимая у себя поставщиков и интендантов, бригадных и полковых командиров, ищущих развлечений и выгоды помещиков… Во всех комнатах, в каждом уголке огромного дома-улья обсуждали цены, заключали сделки, читали свежие газеты, устраивали дела, обсуждали тяжбы, жаловались на долги и дурных арендаторов.
У генерал-интенданта второй армии Алексея Петровича Юшневского был здесь отдельный кабинет и именно там полковник Пестель назначил встречу своим друзьям. Собственно, друзей было немного: кроме генерал-интенданта и самого полковника, здесь были генерал-майор князь Волконский и отставной полковник Василий Давыдов.
– Господа, – сказал полковник, садясь и жестом приглашая других последовать его примеру. – Вчера я свел знакомство с весьма интересным молодым человеком. Думаю, он будет полезен нашему делу. Он бывший семеновец, ныне прапорщик Полтавского полка Бестужев-Рюмин.
Пестель внимательно оглядел собравшихся.
– Чем же прапорщик может быть полезен нашему делу? – генерал Волконский сдержанно рассмеялся. – Я знавал его прежде: зеленый юнец, не нюхавший пороху. К тому же с дурной репутацией…
– Оставь спесь свою, ваше сиятельство, – парировал Пестель, улыбнувшись. – Ежели говорить о репутации, то кой об чем и у тебя можно спросить…
Волконский смутился.
– К тому же, – продолжал Пестель, – за него ручается подполковник Муравьев. А он, вам, господа, хорошо известен. Причем с весьма выгодной стороны. Без пяти минут двенадцать оба они будут стоять перед вот этой дверью, – Пестель кивком головы показал на дверь. – Или я ничего не понимаю в людях…
Он взял стакан, налил воды из графина, выпил. Присутствующие молчали, ждали его слов.
– Поэтому, господа, я прошу вас не расходиться надолго. И быть готовыми поддержать меня во всем. Мне нужно убедиться, что я не делаю ошибки, допуская его в наш круг. После же сего, в пять часов пополудни, мы обсудим вопросы, которые посторонним ушам слышать не надобно.
Ровно без пяти минут двенадцать Пестель вышел из кабинета, Сергей и Мишель уже ждали его.
– Здравствуйте, господа. Рад, что вы приняли мое приглашение. – Он критически оглядел Мишеля: офицерский шарф был завязан как положено. – Вот, прапорщик, теперь все в порядке. Постарайтесь убедить моих друзей в преданности нашему делу. Судьба ваша в обществе зависеть будет от их мнения.
В комнате был полумрак: свет едва пробивался через темные занавеси на окнах. Но Мишель успел рассмотреть генеральские эполеты Волконского, увешанную орденами грудь.
– Садись, Сережа, – полковник указал ему на стул рядом с собой. – А вы, молодой человек, – сказал он, обращаясь к Мишелю, – потрудитесь объяснить, что привело вас к нам.
«Зачем? – подумал Мишель. – Я же вчера сказал все…».
– Так то было вчера, – прочитал его мысли Пестель, – и между нами двумя. Но вот они…тоже хотят понять вас.
Мишель неловко подошел к столу.
– Гос…пода, – начал он, слегка заикаясь. – Я прошу вас… принять меня к себе. Клянусь, я буду полезен вам. И буду достоин оказанной мне чести.
– Хорошо сказано про честь, – кивнул Пестель. – Вы ведь сторонник свободы, как мне давеча показалось? И не чужды конституционных размышлений…
– Да.
– Считаете ли вы возможным изменить существующий строй с помощью вооруженной силы? Желаете ли видеть в отечестве своем республиканский образ правления?
– Да.
– Садитесь.
Мишель хотел сесть рядом с Сергеем и было направился к нему, но полковник остановил его.
– Не туда, вот сюда, – он показал ему на стул рядом с Волконским.
Мишель доплелся до стула, сел. Генерал чуть отодвинулся и искоса поглядел на него. Мишелю почудилось брезгливое выражение в его лице.
– Итак, друзья мои, медлить нельзя больше, – сказал Пестель строго. – Ждать осталось недолго – ярмо самовластья падет под нашими ударами. Но для наилучшего исполнения дела нам нужно принять весьма важное решение…
Он обвел торжественным взглядом комнату, заглянул в лицо Мишеля. Голос его стал звонким:
– …решение об убиении императора и всего его семейства. Прошу высказываться, господа.
Пестель зажег толстую свечу в подсвечнике, поставил ее на стол – напротив Волконского. Пламя заколыхалось, отражаясь в золотом генеральском эполете.
– А почему бы и нет? – спросил, весело скаля зубы, Василий Давыдов. – долго уже терпели мы тиранство. Я лично – за. Убивать, резать всех – вот наш девиз.
– Ты слишком кровожаден, Вася, – улыбнулся Пестель. – Думается мне, что всех, как ты выражаешься, резать не придется. Женщин и детей, думаю, пощадить можно, вывезти за границу, к примеру… Никто не захочет вступить на окровавленный трон. Как ты, ваше сиятельство?
– Я… – Волконский приосанился, и эполет его заблестел еще ярче, – я убежден, что только кровь тирана может сделать нас свободными. Доколе государь жив, не видать нам конституции. Он обманул нас, поманил обещаниями – и не сдержал слова. Но, как человек военный, я хочу спросить – кто может взять на себя решение сей непростой задачи?
– Я думал об этом, – вновь улыбнулся Пестель. – Мы составим обреченный отряд, командовать которым поручим… подполковнику Лунину. Я думаю, он не откажет нам. Алеша, ты…
Генерал-интендант Юшневский пожал плечами:
– Ты же знаешь, Поль… Я буду действовать по твоему приказу. Приказывай.
Полковник передвинул свечу на столе, поставив ее напротив Сергея.
