Полковник передвинул свечу на столе, поставив ее напротив Сергея.
– Ты, Сережа…
– Я? – Сергей будто очнулся, вышел из забытья. – Господа, одумайтесь… Что вы делаете? Резать всех, убивать… Василий Львович, ты болен… Убивать, резать – всех? Цареубийство пятном ляжет на тайное общество.
– Не волнуйся, – сказал Пестель. – И это я уже продумал. Когда обреченный отряд сделает свое дело, и мы возьмем власть, участники оного будут казнены как цареубийцы. Общество обелит себя в глазах света.
Сергей отшатнулся от стола.
– Я не узнаю тебя, Поль, – сказал он тихо. – Раньше все мы были не прочь порассуждать о смерти тирана. Но так… серьезно… И столь категорично…. Нет, я не могу принять сие. Никак не могу.
– Но ежели мы хотим преобразований, государь должен погибнуть. К тому же ты давеча говорил, что ненавидишь его, – Пестель подошел вплотную к Сергею.
– Ненавидеть и убить – не одно и то же. Я – против, если хочешь знать мое мнение.
Пестель взял в руки свечу и подошел к Мишелю. Все присутствующие обернулись к нему.
– Ну а вы, молодой человек, что нам скажете? Разделяете ли вы… мнения своего друга?
Ладони Мишеля покрылись холодным потом. Он потер их друг о друга, потом – об колени. Расстегнул ворот мундира, затравленно огляделся вокруг.
– Миша, не надо, – тихо выговорил Сергей. – Прошу тебя.
– Ну? – настойчиво спросил Пестель.
– Я… я полагаю… я полагаю, что фамилию убивать не надобно…
– Это твердое решение ваше?
Все замерли в ожидании.
– Но… смерть государя считаю необходимой. Я согласен с его превосходительством, – он кивком головы поклонился Волконскому, – только кровь тирана может сделать нас свободными.
– Хорошо, молодой человек, – Пестель вновь улыбнулся, разряжая обстановку. – А вот ежели бы общество наше поручило вам сей обреченный отряд возглавить… В случае отказа подполковника Лунина… Вы согласились бы?
– Да, – быстро сказал Мишель, закрывая глаза и ни на кого не глядя. – Располагайте мною, господин полковник. Приказывайте.
– Хорошо. Господа, предлагаю объявить в нашем заседании перерыв. До завтра, – подвел итог Пестель.
Мишель шумно выдохнул, вскочил со стула и опрометью выскочил в коридор. Остальные тоже поднялись со своих мест. Сергей встал.
– Останься, – Пестель взял Сергея за руку. – Минуту одну. А вас, господа, я более не задерживаю.
Полковник, тяжело хромая, подошел к окну и отодвинул шторы. Дневной свет полился из окна в комнату.
– Нога болит, – пожаловался он. – Третий день ходить не могу почти. И сказать никому нельзя…
– Отчего ж нельзя, ежели болит? – Сергей подошел к окну.
– Я не могу быть слабым, нельзя мне … Сегодня… ты остался в меньшинстве, Сережа.
– Я уверен, – Сергей упрямо склонил голову, – что цареубийство невозможно… как любое убийство. И что ты… изменишь свое мнение. Со временем.
– Но друг твой думает иначе…
– Молодости свойственно ошибаться.
– Ошибаться? Нет…
Пестель крепко обнял Сергея за плечи, ласково, с искренним сочувствием заглянул в глаза.
– Ты был и остался прекраснодушным мечтателем. Впрочем, я и не полагал, что ты мог измениться за сие время. За Мишеля благодарю тебя, он мне весьма полезен будет. Но… мне жаль тебя. Право, искренне жаль. Ты слишком чист для всего этого. Советую тебе оглянуться вокруг и хорошо подумать.
Пестель с сожалением покачал головой.
– До завтра, Поль, – сказал Сергей, освобождаясь из его объятий.
7
После вступления своего в общество Мишель провел счастливую неделю. Он познакомился с весьма интересными людьми. Главным из сих людей был командир 4-го пехотного корпуса, генерал Раевский.
До того Мишель много слышал о генерале. С юности знал о его геройских подвигах в войну, о бородинской батарее, о славном деле под Салтановкой, о двух его малолетних сыновьях, которых отец-герой взял с собою в атаку. Мишель завидовал сыновьям Раевского, ибо тоже хотел, как они, в атаку… Переехав же на юг, услышал, что Раевский – колдун: генерал страстно увлекся магнетизмом, устраивал в генерал-губернаторском дворце сеансы, экспериментируя с флюидами огня и воды. Вода – еще ничего, но игра с огнем вышла генералу боком – в 19-м году верхний, деревянный этаж дворца сгорел дотла. Злые языки утверждали, что сие произошло в результате магнитизерских опытов. Раевский мужественно, как и полагается герою войны пережил неудачу – и, восстановив дворец, продолжил занятия магнетизмом, сзывая на них цвет киевского общества. Мишель был заинтригован: он жадно попросил Сергея взять его на магнетический сеанс. Сергей давно и хорошо знал генерала, служил когда-то у него ординарцем, но к Раевскому не ездил, отговариваясь занятостью. Теперь же, после очередной настойчивой просьбы друга, согласился и даже представил Мишеля славному полководцу.
Раевский был рад приходу Сергея.
– Что так долго не бывал у меня? – спросил он, подавая ему руку. – Забыл меня, старика, совсем… Негоже, негоже…
Сергей опустил глаза.
– Служба, ваше превосходительство.
– Да знаю, знаю… – Раевский по-доброму улыбнулся гостю. – Но впредь, коли будешь в Киеве, заезжай запросто, у нас весело. Ты нынче вовремя – сеанс у меня…
Гостиная была убрана в средневековом вкусе. Обои были серые, по углам, стояли готовые возгореться факелы. В центре гостиной был сколочен маленький деревянный помост, с большой чашей посередине. Вокруг помоста расставили стулья, с изогнутыми ножками, обитые парчовой материей.
На помосте, возле чаши, сидела немолодая рябая женщина. Мишель с интересом поглядел на нее: она озиралась, робела под взглядами входивших людей, по большей части – офицеров. Одета она была просто, в черное, суконное, закрытое до горла. Когда гостиная заполнилась, вошел Раевский, одетый в старый сюртук без эполет.
– Ну, матушка, расскажи мне о себе.
Женщина, заикаясь, поведала о том, что она – киевская мещанка Авдотья Петренко, вдова унтер-офицера, муж же ее умер год тому, оставив ее одну с тремя малолетними ребятами.
– На что жалуешься? – спросил Раевский, мрачно глядя на нее.
Жаловалась Авдотья на зубную боль, колики, а также – на утеснения, что чинил ей, бедной вдове, домовладелец. Когда вдова дошла до утеснений, генерал прервал ее, заявив, что сие к науке магнетизма отношения не имеет…
– Наука сия, – значительно проговорил Раевский, в упор глядя на бедную вдову, – есть великое достижение века минувшего. Благодаря ей человечество получит облегчение от страданий своих. Смотри мне в глаза и повинуйся…
– Слушаюсь-с, – покорно пискнула вдова, старательно тараща глаза на генерала.
Генерал кивнул слугам – они зажгли факелы и чашу. В гостиной запахло горелым свиным салом, стало душно. Генерал подошел ко вдове, поднял над ее головою руки и замахал ими. Затем произвел нескольку пассов руками, объясняя попутно публике свои действия.
– Огонь призван усиливать флюиды животного магнетизма, ибо он есть универсальный элемент вещественного мира. Элемент сей состоит из света, теплоты и тяжести, коими хаосный эфир показывается в определенной форме бытия. Эфирная деятельность, в материальном образовании, оказывается динамическим процессом, состоящим из магнетизма, электризма и химизма, соответственных тяжести, свету и теплоте, по которым образовались планетные стихии: земля, воздух и вода…
Голос Раевского стал монотонным; Сергей почувствовал, что засыпает. «Как бы он меня не замагнетизировал, не дай Бог!», – подумал он. Украдкой обернулся, ища глазами Мишеля. Тот пробирался к нему, шагая прямо по подолам дамских платьев и поминутно извиняясь.
– Что ты делаешь? – шепотом спросил его Сергей, – генерал таких вещей не любит: хорошо еще, что спиной к нам стоит…
– Прости, Сережа, – так же тихо ответил Мишель, ласково прихватывая друга под руку, – я просто…
В гостиной вдруг стало нестерпимо светло и жарко. Огонь, до той поры безучастно тлеющий в треножнике вспыхнул и встал столбом до потолка. Все ахнули, включая Раевского. Коллежская регистраторша взвизгнула от испуга, вслед за ней завизжали и более воспитанные дамы. Самые пугливые поспешили ретироваться. Начался шум, суматоха, слуги бросились тушить вышедший из повиновения «универсальный элемент» водой из графина.
Огонь утих только после того, как Мишель отцепил свои длинные пальцы от Сережиного локтя. Раевский важно заявил, что такая реакция огня есть признак того, что сеанс удался и велел вдове ждать скорого облегчения от страданий.
– Понравилось тебе? – спросил Сергей Мишеля за обедом, последовавшим после сеанса.
– Любопытное зрелище… Отчего ты меня раньше не привел сюда? Я бы давно мечтать о сем перестал.
– Не люблю я магнетизма… Оттого, что и сам им увлекался с юности, с Парижа еще. Говорили мне, что в магнетизме будущее у меня большое. И даже Поль признавал…
