великой нацией. А вообще, если бы немцы и русские когда-нибудь объединились, в мире не нашлось бы силы, способной им противостоять. Но пока что немцам ближе по цели и по духу американцы, и потому они будут выступать вместе против русских. Еще он хвастал, что немцы могут, как русские, выжить даже под трехсотлетним игом…
— Бред какой-то! — не выдержал майор Медведкин. — Я это на самом деле слышу или уже опьянел?
— Все точно так, товарищ майор! — подтвердил Густов.
— Его, конечно, повесят?
— Этого я не знаю. Скорей всего, что он не только болтун, но и практик, то есть настоящий военный преступник. Так что, конечно…
— Я бы таких без суда и следствия — к стенке. Пока они будут ходить по земле, не знать нам ни мира, ни покоя…
— А ну их к чертям, товарищ майор, этих фанатиков! — остановил Полонский этот невеселый разговор. — Мы свое дело сделали, а они — пусть они сдохнут! Верно, Коля?
— Они уже сдохли! — вспомнил Густов тот совместный утренний танец в гроссдорфском особняке.
— А мы живем! — вспомнил и Полонский.
— И будем жить!
И все тут, за этим своеобразным столом, еще раз переменилось, разговоры пошли другие, в истинно русском духе: главное сделано, а всякие там мелочи, подчистки — не наша забота. Полонский же вообще начал вдруг отчего-то ерзать, поглядывать на выход.
— Коля, ты ведь с Василем приехал, на мотоцикле? — спросил он Густова.
— С Василем, — ответил Густов.
— Слушай, не махнуть ли нам в Гроссдорф? На прощанье…
— В самоволку? — задумался Густов. И неожиданно быстро согласился: — А, где наша не пропадала! Поехали! Фрау Гертруду проведаем.
— Вы нас отпустите, ребята? — спросил Полонский своих соседей.
— Я бы не советовал, Дима, — сказал Вербовой.
— Но и не пошел бы докладывать, верно?
— А вот это уже напрасные слова, — обиделся Вербовой.
— Извини, брат, времени нет. Последняя возможность…
Полонский весь горел, как в момент выезда на какое-нибудь отважное боевое задание, а Густов хотя уже и жалел, что согласился, но все же не настолько, чтобы отказаться. Все-таки бродил хмелек в голове. И хотелось наконец чего-то смелого, молодежного, рискового, а то уж слишком серьезно шла жизнь все эти долгие годы. Слишком серьезно и почти безрадостно…
Вербовой долго жал Густову руку и напоминал:
— Случится бывать в Сибири — звони в Иркутский обком. Там тебе скажут, где я. Заходи. Кедровых орешков пощелкаем.
25
Василь остановил мотоцикл перед комендатурой и лихо посигналил кому-то.
— Зачем ты гудишь? — прикрикнул на него Полонский.
— Нехай знають! — повернулся к нему улыбающийся Василь.
— Отправил бы я тебя в роту! Гудошник!..
В дверях комендатуры появился, постукивая палкой, лейтенант Бубна, и Полонскому пришлось подойти к коменданту поздороваться.
— Заходите, саперы, гостями будете! — обрадовался комендант. — У меня тут такая тоска, прямо хоть наган к виску.
— Тебе ли скучать! — намекнул на что-то, для него само собой разумеющееся, Дима Полонский.
— Вот чего нет, так нет, старшой! — серьезно и требуя серьезности, отчеканил комендант. — Уважаем! И умеем хранить верность своим далеким. И тебя не подпущу к ней.
— Ну, тогда вам найдется о чем поговорить с Николаем Васильевичем, — покладисто улыбнулся Полонский. — А я тут поблизости буду.
Он уже не сводил глаз с пекарни.
— Пусть идет, — подмигнул комендант Густову, — а мы с тобой сейчас холодненького пивка… Зойка! — крикнул он, обращаясь к окнам комендатуры.
И к тому времени, когда он и Густов вошли во внутреннюю комнату комендатуры, на столе там уже стоял графин пива и их встречала красивая переводчица, на которую и намекал Полонский.
— Так ты что, капитан, тоже считаешься верным мужем? — вспомнил комендант недавний намек Полонского.
— И неразговорчивым, когда об этом…
— Молодец! Я таких уважаю…
Лейтенанту очень захотелось добавить к своим словам нечто поувесистей, но присутствие переводчицы все-таки слегка сдерживало его.
— Зоя, ты тоже присядь с нами — этот человек достоин нашего общества, — пригласил лейтенант переводчицу. И спросил Густова: — Вы знакомы?
— Да нет, по-настоящему нас никто не знакомил. Хотя, конечно, я знал, что есть у вас…
— Ну вот, раньше знал, а теперь увидел… Хороша девка?
— Очень… И думаю, что требует такого же к себе отношения.
— Ничего, Зоя не обидится. Мы с ней знаешь какие друзья? Не в том смысле, как Полонский думает, а в настоящем. Она мою ногу лечит, с немцами помогает объясняться, а я ее уважаю. Понял?
— Не надо меня хвалить, товарищ лейтенант, — сказала Зоя.
— Не надо так не надо. Все ясно без слов.
Зоя допила свой стаканчик и пересела со стула на диван, откуда и продолжала слушать разговор хозяина и гостя.
Но скоро выяснилось, что говорить-то хозяину и гостю в принципе не о чем, они невольно начали повторяться и мямлить, да, кроме того, деятельный комендант вообще не мог долго сидеть на одном месте. Он начал проявлять беспокойство, стал говорить не слишком деликатные вещи, наконец словно бы что-то вспомнил и попросил:
— Капитан, у тебя все равно мотоцикл без дела стоит — дай мне его на часок.
— Я боюсь, горючего не хватит, — поежился Густов.
— Об этом не волнуйся — заправим под завязку… Вы посидите, посумерничайте, а я смотаюсь тут по одному дельцу.
— На дворе темно, — напомнила Зоя.
— А ты что, боишься за меня? — захохотал комендант.
Он прохромал через просторную служебную комнату, стал на улице звать Василя, потом заработал и начал удаляться мотоцикл.
Густов остался с Зоей. Вежливо смотрел ей в лицо, улыбаясь
