Клянусь, именно так мне и было сказано, и я подумал, что такой чудовищный канцелярит требует и вовсе уже запредельного уровня владения северным языком.
- Иначе, товарищ профессор, - уже чуть более по-человечески закончил старший майор, - пуля попала бы Вам в организм и наделала внутри него дел, да.
Чтобы вы себе понимали: собаки, вообще-то, не потеют. Антропокиноидов это касается в той же степени, что и наших младших братьев, даже организм мы охлаждаем, на максимальную длину высунув язык. Конечно, жировые железы у нас есть, и псоглавцы, в отличие от здоровых собак, пахнут, и очень сильно, не только шерстью, но это все равно не пот в том смысле, как у хомо сапиенс менее мохнатых видов.
Однако, прямо сейчас я, натурально, взмок.
- Вам снова нехорошо? - в этот раз я действительно уловил некое изменение оттенка залитых красным глаз собеседника, и даже успел подумать, что скоро начну совсем хорошо разбираться в выражениях лиц представителей этой невиданной доселе породы человека разумного.
- Мне — нормально, - сообщил я полицейскому. - Только страшно, стало, очень. - Привычки изъясняться отдельными словами я за собой до того не замечал, и от осознания новой особенности речи мне стало окончательно не по себе.
- Не стоит стесняться своего страха, - умудренно сообщил мне опытный полицейский. - Страх — источник и основа рефлексов самосохранения. Не боится только идиот, причем идиот в смысле медицинском.
Меня неожиданно отпустило. Возможно, собеседник воздействовал на меня своей странной магией: жезла в его руках я так и не увидел, струны же эфирные звучали мелодично и успокаивающе, будто кто-то маленький и ловкий играл на крохотной арфе Маленькую Прелюдию композитора Сьюзан Макдоналд.
- Я не боюсь за свою жизнь, товарищ старший майор, - несколько более решительно, чем следовало, возразил я. - Просто терпеть не могу оставлять за спиной незавершенные дела.
Глава 17. Обычный выходной
Положительно, с субботами нужно было что-то решать.
Каждый раз, как на Проекте наступал законный выходной день (первый из еженедельных двух), со мной происходило нечто. Нечто это не всегда можно было назвать происшествием, и даже значимым оно становилось, примерно, через раз, но sidet’, kak na zharenykh gvozdiakh (это выражение означает не всегда приятное и всегда стрессогенное ожидание) немного надоело даже мне.
Уже совершенно всерьез казалось, будто жизнь моя вошла в некую нормальную колею. Работа шла и спорилась, отношения с коллегами (включая и так напугавшего меня синелицего старшего майора) нормализовались и приобрели даже некоторый теплый оттенок, но, ввиду отсутствия внешних раздражителей, я немедленно изобрел раздражитель внутренний.
Вы, наверное, знаете: мы, псоглавцы, отличаемся от многих других хомо сапиенс не только элегантной формой морды и растущей на ней, морде, шерстью. Шерсть растет у нас и на противоположной, так сказать, пятой, точке: то ли по причине повышенной мохнатости указанной части тела, то ли по живости характера, мы, антропокиноиды, вечно изыскиваем на эту точку приключения.
В этот раз я понял: мне положительно надоело вызывать раздраженное недоумение временных своих коллег неумением моим понять советского языка и необходимостью в общении со мной переходить на язык иностранный. Далеко не все коллеги владели знакомыми и понятными наречиями в достаточной степени, и даже эслектронные переводчики ситуацию исправляли отнюдь не всегда.
В общем, я как следует подумал, и решил выучить советский язык.
Уверенность появилась и укрепилась однозначная: наука, что мировая, что советская, что-то да придумала на этот случай. Учить советский тем же способом, что британский (а именно — механически заучивая слова и правила нового языка, мучительно потом пытаясь применить их на практике) мне не придется: иные времена, иные возможности.
Искать возможности эти можно было несколькими путями, и я воспользовался самым простым: полез в советский информаторий прямо со служебного своего счетника, применив встроенный переводчик инфостраниц. Спустя всего час поисков искомое было найдено.
Вариантов было несколько: конкретно, два.
Первый найденный метод был быстр, но недолговечен: специальный паразит, живущий около двух месяцев и подсаженный в ментальную сферу человека, как бы перехватывал и графические, и акустические потоки — таким образом, он преобразовывал довольно сложный советский язык в родную речь реципиента. При речи и письме подселенец срабатывал в обратную сторону: говорящий и пишущий иностранец не превращался, конечно, в советскоязычного Цицерона, но речь его становилась хоть и скудна, однако, полностью понятна окружающим.
Сразу после того, как паразит — совершенно самостоятельно — рассеивался, бывший его носитель забывал советский язык начисто. Книги же, прочитанные на этом языке, в памяти оставались, но становились полностью непонятными: их было некому переводить.
Мало того, что первый метод представлялся не очень надежным, исключительно неудобным и применяться повторно мог только через три-четыре месяца отдыха: сама идея того, чтобы в ментальной сфере хозяйничал неизвестный конструкт-интерпретатор, профессору Амлетссону претила.
Второй метод… Язык требовалось просто выучить, и советская медицина очень даже могла в этом помочь. Два раза, кстати, ха-ха: первый раз — по поводу «просто», и второй раз — тоже и про запас.
Ожидаемо наступила суббота. Я выполнил утреннюю гимнастику, сжевал скудный диетический (да будут прокляты некоторые проклятья!) завтрак, приоделся и решительно вышел из служебной квартиры. Мне предстояло поймать девушку Анну Стогову, а после, уже вместе с ней, прогуляться до администрации. В ходе процессов поимки и прогулки я собирался тщательно надеяться сразу на несколько удачных совпадений.
Сначала — что переводчик моя, внезапно осознавшая наличие права на отдых, не умчалась куда-нибудь в компании некоего умного и симпатичного полуэльфа, по странному совпадению носящего летную форму и лихо управляющего глайдерным катером.
Далее — что девушка Анна Стогова не поднимет меня на смех, или, чего я боялся и ожидал куда больше, не примется отговаривать от лингвистических планов: если я действительно выучу советский язык, ее присутствие и деятельность на Проекте в качестве моего переводчика станут нужными неочевидно.
И, наконец, и мнение, и реакция руководства Проекта могут быть столь же, а то и более, неоднозначны: может быть, в специальный пакет и не входят несомненно медицинские услуги, способные значительно ускорить и упростить процесс изучения самого современного из (это мне уже было доподлинно известно) славянских языков.
Пакет, кстати, называется напевно и трехсложно, будто мантра: Oo-Emm-Ess, и это именно ради права на его получение я проделал долгий путь, и сейчас веду полную опасностей жизнь в невероятном Советском Союзе.
Девушку Анну Стогову я, кстати, поймал, и к нужным действиям решительно мотивировал: не скажу, что это оказалось очень уж сложно, хотя и было сопряжено с некоторыми терзаниями морального толка.
И саму Анну, и замечательного ее нового друга, я остановил буквально в створе ангара: парочка оседлала глайдерный эсоцикл, и уже планировала отправиться в незнаемые дали, но фигура моя, замаячившая в просвете ворот, вынудила приземлить аппарат.
- Ой, профессор! - то ли испугалась, то ли обрадовалась девушка Анна Стогова. - А мы тут, понимаете, собрались…
- Вижу, что собрались, - я выставил перед собой руки. - Вижу, и нисколько не собираюсь мешать вам отдыхать, и даже нарушать ваших планов. Мне требуется, как это… - Я вспомнил советское слово: - Konsultatsia.
- Раз требуется — значит, будет! - ответил мне, почему-то вместо Анны, полуэльф (имя которого ваш покорный слуга, кстати, постыдно забыл). - У нас все равно не было никаких серьезных планов, так что мы с удовольствием (Анна кивнула) поможем Вам в Вашем, профессор, вопросе.
