class="p1">— А плита?
Максим охнул. Не был уверен, что втроем они справятся с неподъемной плитой.
— Отправляйтесь к дороге. Бестиарий догонит.
Сервия сдернула покрывало, Марцелл бережно укутал весталку. Корнелия открыла глаза. Оглядела потные, разгоряченные лица, освещенные отблесками пламени. На каждом задержала взгляд.
— Благодарю.
Сенатор поднял ее на руки и направился к дороге. За ним — лекарь и женщины.
Ни слова не говоря, Максим, бестиарий, Вибий и управитель взялись за рычаги. После нескольких минут отчаянных усилий плита легла на прежнее место. Максим с трудом распрямился. Его внезапно оглушила усталость. Плечо пульсировало болью, руки ломило, спина не разгибалась. А предстояло еще закопать могилу.
— Догоняй, — приказал он бестиарию.
— Встретимся на Авентине, — подмигнул тот.
Побежал вслед за ушедшими.
— Как они проберутся в город? — спросил Максим, пытаясь выиграть несколько секунд для отдыха.
— Как и мы, через пролом в стене, — беспечно отозвался Вибий.
После этого они не разговаривали. Слышали только стук земляных комьев, звяканье лопат, да собственное свистящее дыхание.
Закончив работу, Максим поднял факел повыше, внимательно огляделся. Трава вокруг могилы была вытоптана. «Не страшно, здесь сегодня многие побывали». Хотя получился более покатым. «Надеюсь, никто не станет сравнивать».
Управитель с Титом Вибием торопливо погрузил инструменты в повозку, подобрали и смотали веревки. Максим еще раз обошел с факелом вокруг могилы, проверяя, ничего не забыли? Распорядился:
— Возвращайтесь в город.
Вибий с управителем изумленно переглянулись.
— А ты?
— Нужно развязать часового.
— Мы подождем, — откликнулся Тит Вибий.
Максим прикрыл глаза, стараясь подавить раздражение. Он устал и готов был резко прикрикнуть, однако понимал, что помощники этого не заслуживали.
— Часовой не должен видеть ни повозку, ни инструменты, ни вас.
Они снова переглянулись.
— Подождем у ворот. До рассвета далеко, а с повозкой через стену не перелезешь.
Максим хотел согласиться, но передумал. Смутная тревога его не покидала. «Лучше поосторожничать».
— Идите вдоль стены. К другим воротам.
Они нехотя уступили. Максим подождал, когда скроются, потом бросил факел на землю, затоптал огонь. Медленно направился к валунам. Спрашивал себя, что будет делать, если центурион очнулся, слышал возню у могилы? «Убить? Связанного, беспомощного?»
— Подожди.
Максим прирос к земле. Голос был женский, знакомый. Сервия?! Он оглянулся. Она подошла неслышно и остановилась в двух шагах.
Максим присел на траву. Давно усвоил: неожиданности редко бывают приятными. Приготовился к худшему.
Сервия сказала прямо:
— Лучше, если я освобожу часового. Я кричала, звала на помощь. Он не заподозрит ничего. Иначе решит — было подстроено.
— Марцелл… — начал было Максим сквозь зубы.
— Брат знает, — перебила Сервия. — Я предупредила, что вернусь с тобой.
— Отпустил? — не поверил Максим. — Они, верно, уже у городской стены. И Марцелл тебя отпустил? Одну? Возвращаться сюда? Ночью?
Сервия покачала головой:
— Я сразу объяснила брату. И никуда не уходила. Пряталась за деревьями.
— Почему… — начал было Максим.
«Почему пряталась?» Но уже и сам понял: чтобы ее не отослали домой с Вибием и управителем.
Теперь от нее не избавиться. Не отправлять же одну в город!
— Что скажешь часовому?
— Убежала. Слышала шум драки. Испугалась за него. Вернулась.
— Он спросит, кто ты и откуда.
— Навещала родных за городом. Припозднилась.
Максим махнул рукой. Полагал: часовой будет не столь бодр, чтобы выпытывать подробности. Беспокоило другое.
— А если часовой давно пришел в себя?
— Ты разве не слышал? — удивилась она. — Когда бестиарий ударил, лекарь сказал: «Не скоро очнется».
Максим отошел к кустам. Прятаться глубже не имело смысла, все равно ничего не видно, кругом тьма кромешная.
Прошелестела трава, потом все смолкло. Донесся еле различимый шорох — Сервия возилась с узлами. Затем — глухой стон. Потом Сервия тихо позвала:
— Максим! Максим!
Он быстро подошел.
Сервия распутала веревки, перевернула тяжеленного часового на спину, сняла шлем.
— Он без сознания. Что делать?
Теперь Максим испугался, что часовой не опомнится до утра. Явится смена, и все откроется.
— На дне оврага ручей, принесу воды.
Он схватил шлем, обернулся к Сервии:
— Скоро вернусь. Не испугаешься?
— Нет.
Максим продрался сквозь кусты, уцепился за гибкие ветки, пытаясь ногой нащупать край обрыва. Неожиданно шагнул в пустоту. Ветки оборвались, и Максим кубарем скатился на дно оврага. Шлем догнал его, звонко стукнул по голове.
— Ладно, не придется искать, — пробормотал Максим, потирая затылок.
На одном из башмаков оборвался ремешок, пришлось разуться. «Кто из героев разгуливал в одной сандалии? Язон?»
— Максим! Не разбился? — донеслось сверху.
— Нет, нет! Осторожнее, сорвешься!
На обрыве было тихо. Сервия, судя по всему, благоразумно оставалась за кустами. Максим торопливо зачерпнул воды, сделал несколько жадных глотков, ополоснул лицо, наполнил шлем. Посмотрел наверх.
Вскарабкаться на обрыв со шлемом в руке, оказалось не так просто. Склон был почти отвесным. Максим цеплялся за пучки травы, но не мог удержаться — трава выдергивалась с корнями. Пришлось пройти вверх по течению ручья. Склон там был более пологим и порос кустарником. Максим в кровь исцарапал лицо и наполовину расплескал воду, но сумел взобраться. Возможно, обошелся бы меньшими потерями, если бы не так спешил. Боялся на лишние минуты оставить Сервию. Мало ли кто забредет в этот час на пустырь. Оглушенный центурион ей не защита.
Максим повернул к валунам. Точнее, полагал, что повернул. В темноте не видел камней. Пройдя несколько шагов, замер и прислушался. Стояла абсолютная тишина. Он снова двинулся вперед и снова замер. «Не хватало заблудиться на пустыре!» Позвать Сервию не решался. Что, если центурион уже пришел в себя? Сервия тоже молчала, затаилась. Максим подождал еще немного и негромко окликнул:
— Сервия!
Она отозвалась сразу. Выяснилось: в темноте он умудрился пройти мимо валунов.
Центурион по-прежнему лежал в беспамятстве. Максим подал Сервии шлем. Часть воды она вылила на лицо часового тонкой струей, остаток выплеснула залпом.
Центурион снова застонал, не разжимая век. «Похлопай его по лицу», — хотел сказать Максим, но слова «похлопай» в его запасе не было, а «ударь» никак не годилось. Актер шагнул вперед, чтобы самому попытаться привести Квинта Септимия в чувство, но именно в эту секунду центурион пошевелился.
Максим прижался к валуну, стараясь слиться с ним. Сервия положили на траву шлем, дотронулась до часового. Он вскинулся:
— Кто здесь?!
— Я, — мягко сказала она, — успокойся.
— Кто? — Он рывком сел, и тут же со стоном поднес руку к голове, откинулся на траву.
— Не помнишь? — спросила Сервия. — Я звала на помощь… Ты спас меня.
— Меч! — то ли вскрикнул, то ли простонал часовой.
Вероятно, утрата оружия грозила страшным наказанием, да и просто считалась позором. Центурион нащупал рукоять меча. Перевел дыхание.
Максим шаг за шагом пятился, огибая валун, пока не укрылся
