Сзет не поднимал глаз. Отчасти потому, что именно так шли все грузчики. Отчасти чтобы не встречаться взглядом с полыхавшим в небесах солнцем, богом богов, который следил за неправедником и видел его позор. Сзету запрещено выходить днем. Он должен прятать свое ужасное лицо.
Казалось, каждый его шаг оставляет кровавый отпечаток. Бой ни, которые он совершил за последние несколько месяцев, работая на тайного хозяина… Он слышал крики умирающих каждый раз, когда закрывал глаза. Они терзали душу, мучили, пожирали его.
Как же много мертвецов, как же их много…
Может, он сходит с ума? Каждый раз, отправляясь на задание, Сзет вдруг начинал винить во всем жертв. Проклинал их за то, что те были слишком слабы, не могли дать отпор и остановить его.
Каждый раз, отправляясь убивать, неправедник надевал белое, как и приказывали.
«Ставь одну ногу перед другой. Не думай. Не сосредотачивайся на том, что сделал. На том, что… сделаешь».
Он достиг последнего имени в списке: Таравангиан, король Харбранта. Любимый народом монарх, известный благодаря строительству и работе множества городских госпиталей. Даже в далеком Азире знали: если ты заболел, Таравангиан примет тебя. Приходи в Харбрант – и исцелись. Король любит всех.
И Сзет собирался его убить.
На вершине крутого города вместе с остальными грузчиками убийца занес свой мешок в заднюю дверь какого-то дворца и оказался в тускло освещенном каменном коридоре. Таравангиан был простодушным человеком. Это должно было усилить угрызения совести неправедника, но им вдруг овладело отвращение. Королю Харбранта не хватит смекалки подготовиться к приходу Сзета. Дурень. Идиот. Неужто так и не придется встретить достаточно сильного врага, который сумеет его убить?
Неправедник явился в город заранее и нанялся грузчиком. Он хотел как следует все изучить и подготовиться, ибо указания тайного хозяина – в кои-то веки – предписывали не убивать никого, кроме короля. Убийство Таравангиана должно осуществиться тихо.
С чего вдруг такая разница? Кроме того, велено было доставить послание: «Остальные мертвы. Я пришел закончить работу». Инструкции были точны: прежде чем убивать, убедись, что Таравангиан услышал и понял сказанное.
Это смахивало на месть. Некто послал Сзета выследить и уничтожить людей, которые навредили ему. Убийца отнес мешок в дворцовую кладовую, положил. Машинально повернувшись, последовал вместе с шаркающей очередью грузчиков обратно в холл. Кивнул на уборную для слуг, и десятник взмахом руки разрешил ему отойти. Сзет уже несколько раз таскал сюда грузы, и у бригадира были основания предполагать, что он сделает свои дела и догонит остальных.
В уборной воняло вполовину меньше ожидаемого. В комнате, вырезанной в пещере, было темно, но рядом с человеком, стоявшим возле желоба для мочи, горела свеча. Он кивнул Сзету, завязал штаны и, направившись к двери, вытер об них руки. Свечу забрал, но щедро запалил огарок, прежде чем уйти.
Как только тот исчез, Сзет зарядил себя буресветом из сфер в кошеле и, положив ладонь на дверь, с помощью Полного Сплетения связал ее с рамой, заперев накрепко. Следующим появился его осколочный клинок. Дворец был построен так, что залы в нем уходили вниз. Доверившись купленным картам, убийца присел и вырезал в полу каменную плиту. Когда она просела, Сзет зарядил ее буресветом и, использовав плетение, уменьшил ее вес.
Потом таким же Верхним Плетением перераспределил массу своего тела, оставив в себе лишь десятую часть обычного веса. Прыгнул на плиту, и под добавленным грузом та начала плавно опускаться. Сзет съехал на камне в комнату, что была внизу. Там вдоль стен обнаружились три обитые фиолетовым бархатом кушетки, а над ними – прекрасные серебряные зеркала. Уборная для светлоглазых. Горела небольшая лампа в настенном канделябре. Сзет был в этой комнате один.
Каменная плита мягко опустилась на пол, и убийца спрыгнул. Скинул одежду грузчика, под которой оказалась черно-белая форма старшего слуги. С неохотой отпустив клинок, вытащил из кармана соответствующую форме шапочку и надел. После чего выскользнул в коридор и запер дверь, использовав Полное Сплетение.
В последнее время он почти не думал о том, что ходит по камням. Когда-то подобный коридор в скале вызвал бы у него благоговейный трепет. Неужели он и впрямь таким был? Неужели мог перед чем-то благоговеть?
Сзет поспешил вперед. Его время истекало. Удачно, что король Таравангиан так строго придерживался расписания. Седьмой колокол; уединенные размышления в кабинете. Убийца увидел нужную дверь, рядом с которой стояли два стражника.
Сзет наклонил голову, пряча шинские глаза, и кинулся на них. Один охранник предупреждающе вскинул руку, но неправедник ее схватил, повернул, сломал запястье. Локтем ударил солдата в лицо и отшвырнул к стене.
Потрясенный напарник стражника открыл рот, чтобы закричать, но Сзет ударил его ногой в живот. Даже без осколочного клинка, заряженный буресветом и владеющий приемами каммара, он был опасен. Он схватил второго стражника за волосы и ударил лбом о каменный пол. Потом встал и ногой распахнул дверь.
Сзет вошел в комнату, хорошо освещенную двойным рядом ламп на левой стене. Правую от пола до потолка занимали стеллажи, битком набитые книгами. На коврике прямо перед неправедником, скрестив ноги, сидел мужчина и смотрел в огромное, вырезанное в скале окно на безбрежный океан.
Сзет шагнул вперед:
– Мне приказано передать тебе, что остальные мертвы. Я пришел закончить работу. – Он поднял руки, призывая осколочный клинок.
Король не повернулся.
Сзет замешкался. Нужно убедиться, что жертва поняла сказанное.
– Ты меня слышал? – сердито спросил Сзет и двинулся вперед.
– Сзет-сын-сына-Валлано, ты убил моих стражников? – негромко поинтересовался Таравангиан.
Шиноварец застыл. Выругавшись, он шагнул назад и поднял клинок, принимая оборонительную стойку. Еще одна ловушка?
– Ты хорошо потрудился, – продолжил король, по-прежнему сидя к нему спиной. – Правители мертвы, столько убитых. Паника и хаос. Это и была твоя судьба? Ты никогда не задавал себе этот вопрос? Ты, кому соплеменники вручили чудовищный осколочный кли нок, изгнали и освободили от любых грехов, на какие тебе пришлось бы пойти, исполняя приказы хозяев?
– Меня никто не освобождал, – возразил Сзет, сохраняя бдительность. – Камнеходцы часто допускают эту ошибку. Каждая жизнь, которую я забираю, пожирает мою душу.
«Голоса… крики… духи внизу, я же слышу, как они завывают…»
– И все же ты убиваешь.
– Такова моя кара. Убивать, не имея выбора, и нести ответственность за грехи. Я неправедник.
