не знаю, чего от него ждать.
— Я поеду, Ксюш, — поднимается, собираясь уйти, а я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он уходил.
Но просить его остаться глупо. Не я ли была инициатором развода? Не я ли кричала о том, что хочу, чтобы он оставил меня в покое?
Он сделал все, как хотела я. А я… хочу теперь иного.
Поднимаюсь следом за Кириллом и иду к выходу. В дверном проходе кухни он резко останавливается, и я едва не врезаюсь в его спину.
Кир уверенно разворачивается и идет на балкон, распахивает дверь. Сметает оттуда все цветы и уносит их с тихим бормотанием:
— Даже мне проблеваться хочется от этого запаха, — не знаю, рассчитано ли это на то, чтобы я услышала.
Он уходит, а я шепчу в закрытую дверь:
— Спасибо.
Улыбаюсь и дышу полной грудью. Впервые за последние дни.
Глава 35
Кирилл
Захожу в клинику.
Мне с ходу тут не нравится.
Сложно объяснить, что именно. Все блестит от чистоты, кругом натыканы аромапалки, вместо стульчиков огромные кожаные диваны.
При этом у меня появляется странное ощущение нереальности места и происходящего. В груди больно тянет, и я понимаю — не к добру.
Трясу головой, отгоняя от себя плохие мысли, и стараюсь держаться.
Ксюша отказалась от того, чтобы я приехал за ней. Я уверен, это не потому, что она собирается ехать с Иманом. Ксюша так не поступит.
Скорее всего, приедет на такси, что мне не нравится. От водителя отказалась, а насильно навязать его я не могу — только если она сама согласится.
Не в силах сидеть неподвижно, поднимаюсь и начинаю ходить по коридору. Вместо привычных стендов на стенах картины, и я принимаюсь рассматривать их, слепо глядя на полотна.
Сейчас решится моя жизнь — вот что сейчас будет.
Чей ребенок? Мой или Имана?
Если мой, то я буду самым счастливым на свете. Вывернусь наизнанку, но верну расположение Ксюши.
А если нет?!
— Доброе утро, Кирилл, — слышу позади себя и оборачиваюсь.
Иман стоит за моей спиной и смотрит с интересом.
Мне очень… очень хочется ему вмазать. Размазать по стенке и драться как животное, до последнего, пока дышать не перестанет.
Гашу в себе вспышку ярости, потому что не нужно опускаться до этого, и протягиваю руку. Иман смотрит на нее секунду, а после протягивает свою и пожимает.
— Приветствую, Иман, — стараюсь звучать спокойно, но внутри все вибрирует.
Заглядываю за спину Амаеву, но там никого. Значит, как я и предположил, Ксюша решила добраться до клиники сама.
Иман, заметив мой взгляд, произносит:
— Ксения написала, что уже подъезжает.
Он садится на диван у стены, а я располагаюсь на диване напротив.
Мы молчим, просто буравим друг друга взглядами, только, в отличие от меня, готового вцепиться в глотку Амаеву за то, что он прикоснулся к моей женщине, Иман словно насмехается надо мной. Как будто смотрит за ходом эксперимента.
Чем больше проходит времени, тем отчетливее я понимаю, что Амаева происходящее скорее забавляет.
Вообще, это очень странно и не нравится мне.
— Что будешь делать, если ребенок окажется не твоим? — неожиданно спрашивает Иман.
Вопрос ставит меня в тупик, потому что такого исхода я почему-то не жду. Может быть, мне просто хочется, чтобы этот ребенок был моим? Или я не верю в то, что можно забеременеть после одной ночи? Или, возможно, меня напрягает элемент фарса в нашей ситуации?
— Почему ты спрашиваешь, Иман? — задаю встречный вопрос.
— Потому что мне кажется, что к этому ребенку ты не имеешь никакого отношения, — отвечает он с вызовом.
Неожиданно на меня снисходит умиротворение оттого, что я понимаю и знаю ответ на вопрос. Он приходит ко мне неожиданной истиной, и я откидываюсь на спинку дивана и отвечаю расслабленно:
— Может быть, к ребенку я и не имею отношения, но Ксюша дорога мне. Я люблю ее и сделаю все для ее счастья.
Иман выгибает бровь:
— Даже уйдешь из ее жизни, когда она попросит тебя об этом?
Не если, а когда… Хм. Интересное кино.
— Если я буду видеть, что она счастлива, что ее жизни и жизни ее ребенка ничто не угрожает, то да — я уйду.
Но если хоть что-то меня смутит или напряжет, то хер я свалю с горизонта, Амаев.
В этот момент в коридоре появляется Ксюша и быстрым шагом подходит к нам. Мы с Амаевым одновременно поднимаемся, и она смотрит на нас по очереди.
— Добрый день, — приветствует прохладно обоих.
— Привет, — киваем ей в унисон.
Мы замираем в неловком молчании, потому что на троих у нас только одна общая тема, которую сейчас особо не хочется поднимать.
Проходит минута, и дверь кабинета распахивается, нас приглашают внутрь.
Доктор, мужчина лет сорока, указывает нам на места.
Стула всего два, на них садится Ксюша, рядом с ней Амаев. Я же остаюсь стоять сбоку, опираясь плечом о стену.
Врач кладет перед собой папку с распечатками, и у меня сердце пускается в галоп. Ксюша оборачивается и смотрит на меня с тревогой, нервно гладит живот.
Я улыбаюсь ей и подмигиваю.
Ну же, детка, ты чего? Что бы ни было, я с тобой.
Рука чешется, так хочется коснуться ее и взять ее ладонь в свою, но я этого не делаю.
— Итак, — доктор спускает очки на нос, — анализ на отцовство сдавали Оболевская Ксения и Амаев Иман. В документах будет указан процент вероятности отцовства. Например, девяносто девять процентов означает, что отцовство подтверждено. Ноль процентов означает, что мужчина, сдавший анализ, к ребенку не имеет никакого отношения. Ксения, как вы хотите узнать, кто отец ребенка? Прочитаете сами или мне огласить?
— Давайте вы, — голос у Ксюши дрожит, а я все-таки не сдерживаюсь, подхожу ближе и сажусь на корточки, беру ее руку.
Ее пальцы ледяные, и она тут же сжимает мою руку в ответ.
— Давай, док, — по-свойски произносит Иман, как будто он устал от этого представления. — Не тяни.
— Да-да, конечно.
Врач открывает папку, ищет нужную бумажку и зачитывает:
— Вероятность отцовства господина Амаева составляет девяносто девять процентов.
Ксюша дергается и резко оборачивается. Смотрит на меня полными слез глазами. Губы дрожат, она громко всхлипывает.
Мне тоже жаль, малышка… Мне тоже, девочка моя. Что и тут я подвел тебя, не оправдал надежд.
Мне хочется притянуть ее к себе и сжать так крепко, как это возможно. Хочется никогда не отдавать ее никому, закрыть от целого мира, от этой сраной жизни.
Внутри меня
