Раз в месяц нужно было уделить несколько минут и перебрать в уме события прошедших двадцати восьми дней. Выбрать из них какое-то одно. Подумать о нём как следует. Поблагодарить за него, держа в руке знак уходящего момента. И переложить из одной банки в другую. С течением времени банка оставшихся моментов пустела, а банка уже прожитых наполнялась.
Смыслом этого ритуала была наглядность. Даже самый суетный человек хотя бы на эти десять минут в месяц задумывался о количестве месяцев в его распоряжении и о том, как он провёл последний. А значит, задумывался и о своей жизни. Ибо что есть жизнь, как не совокупность прожитых диэмов, как не блог. Так учат Лоа.
Ингвар оказался в странной ситуации. Он не помнил ни одного месяца теперешней жизни и при этом не имел на руках карпэма, чтобы узнать о себе что-то более личное, чем ярлыки, которые уже получил от Эшера. Делец, колдун, авантюрист. Очевидно, великан и обжора.
Нинсон помнил какую-то чужую жизнь, но не слишком удачную и не богатую на события. Там он тоже был делец, в каком-то смысле, и колдун, в каком-то смысле. Как торговец он разорился. Как колдун существовал только в мире сказок. А ежедневной авантюрой было для него пробовать баронские яства: не отравлены ли?
Великан был как Таро Тайрэн.
Но в миниатюре. Не слишком удачный черновик.
Ясно только то, что в блоге у него лежало четыре сотни разнокалиберных диэмов. В банке для непрожитых дней, учитывая любовь к табаку, дневным возлияниям и ночным закускам, должно было оставаться ещё примерно столько же.
Даже уже меньше.
Надо ведь отметить проведённые в плену месяцы. Не хотелось переплавить дни беспамятства в рирдановые дробинки. Хотелось отметить их хлебными мякишами или чёрными влажными камешками.
Или маленькими люмфайрами Тульпы, которые единственные светили ему во мраке подземелья.
Мысли Ингвара мгновенно унеслись к прошлой жизни.
К отчаянию, колдовству, Тульпе.
К чёткой границе между жизнями — ледяной воде портала.
К невозможности поговорить с той, что спасла его жизнь и разум. Тульпа, моя Тульпа. Как бы нам снова увидеться?
Эта твоя косая улыбка и удивлённые брови, эти твои пронзительные глаза. По чьему образу и подобию я сотворил тебя? Кого мне искать? Ты была моей спутницей?
Моей? Моей ли?
Великана Ингвара?
Или субтильного Таро?
Неудачника сказочника?
Или легендарного колдуна?
Если он говорил правду Тульпе, если она была снарядом, сто лет назад отправленным в будущее, то она уже умерла от старости.
Её модель, точнее. Сама Тульпа умерла лишь несколько дней тому назад. Растворилась, отдав ему весь оргон, чтобы он мог допрыгнуть до свободы.
Надо поговорить с Эшером и на эту тему.
Последние дни Ингвар только и делал, что отлёживался и ел. Немилосердно болело плечо. Беспокоили шарики жировиков на затылке под волосами. Но было приятно снова быть чистым, свежим и видеть небо.
После голодовки не стоило набрасываться на еду, следовало есть постепенно.
Сначала чашку бульона. Вечером немного каши.
После продолжительных тренировок, после бесконечного моря боли в темнице, после вытянувшего последние силы спуска с горы надо было не ложиться пластом, а ходить, разминаться, как-то приводить в порядок закаменевшие мышцы, одеревеневшие суставы и заржавевшие сухожилия.
Ингвар всё это знал. Или узнал бы от обстоятельного Эшера.
Но всё равно лежал бревном и упивался собственным бессилием. Ел как не в себя. Маялся животом. Но снова обжирался. Пока люди в лагере играли в рутгер, пока Эшер что-то планировал и описывал, пока Рутерсвард тренировал Жуков, Нинсон лежал и слушал, как тренькают струны лиары.
Кто-то в лагере талантливо пел. Ингвар не был большим ценителем музыки. А вот песен знал множество и совершенно точно мог сказать, что этих баллад он никогда не слышал. Уже одно это подтверждало, что его забросило далеко от дома.
От условного «дома» — от замка барона Шелли.
Глава 24 Убежище — Книги Наугад
Глава 24
Убежище — Книги Наугад
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ингвар рассматривал библиотечный экслибрис.
Простенькую угловатую ящерицу, которая отмечала все книги легендарного колдуна. Большей частью там были произведения вездесущего Лорема Ипсума. Но попадались и совсем странные книги. Их Тульпа пролистывала, время от времени пожимая плечами. Иногда что-то комментировала:
— Тут только три буквы.
— Янь, наверное, или инь, — предположил Нинсон. — Инь-Янь, Инь-Янь. Пошелести там страничками. Может, через девять месяцев у них родятся ещё какие-нибудь слова.
— Я бы и не удивилась, что у тебя в библиотеке такая книжка. Я бы даже картинкам не удивилась. Но тут что-то другое. Сам посмотри.
Тульпа показала разворот.
Строчки состояли сплошь из букв «VCM».
— Это что, шифр какой-то?
Женщина пожала плечами:
— Не знаю. Может, кто-то пресс для печати тестировал?
Великан наблюдал и теперь мог с абсолютной уверенностью сказать, что никто и никогда прежде не пожимал плечами так естественно, так грациозно, так красиво, так беспомощно одновременно. В этом он был уверен.
Ингвар взял следующую книгу с тем же экслибрисом.
— Опять белиберда из буков, — досадливо сказал он и передал книгу Тульпе.
— Букв. Буки — это деревья. Ну уж не как сказочник, но хотя бы уж как лучник ты мог бы знать такие вещи.
— Лучник — тот, кто делает луки. Я стрелок, а не ремесленник.
— Но ты же сам всегда говорил именно «лучник».
— Да. Потому что все неправильно говорят. Что ж мне — всех поправлять?
— А, ты к этому… Ну, не буду тебя больше поправлять. Говори неправильно, если хочешь.
Женщина прекратила спор и сделала вид, что просматривает страницы, исписанные бессмысленными значками, как книги пилотов, понятные только железной плоти. Она добралась до осмысленного предложения на последней странице. Прочла вслух:
— О время, твои пирамиды!
— И всё?
— Ну… Вроде как всё. Я больше не нашла. А у тебя?
— Только фраза: «Великий квадрат не имеет углов».
— Полный иньдец, да?
Великан соврал:
— Да.
Но на самом деле он так не считал. Наоборот, прекрасно понимал, что сильный звук нельзя услышать, а великий образ не имеет формы.
Нинсон нахмурился, но не стал ничего говорить. Он подумал, что Тульпа всё же не совсем его слепок, а какая-то чуть более упрощённая версия.
Ингвар взялся за новую книгу. Это оказались «Бесконечные рассказы Двухголового Дракона». Наконец-то что-то знакомое. Великан не глядя раскрыл и прочёл:
— «Завтра будет бич, — предупредил Он. — Виси спокойно, не напрягайся. И кричи. Будет легче». Клять! И здесь про то же самое.
— Слушай, ну чего ты хотел? Это же чьё Убежище? Твоё. Чьи мысли тут воплощены? Твои. Видишь, тут и стены вырублены в той же скале, что и твоя камера. И вообще, тут как-то… тюремненько… Неудивительно, что у тебя и книжки об этом. Научишься. Будешь в другом настроении, так и книжки другие загрузятся.
— Куда загрузятся?
— В шкафы книжные, куда же ещё! Ты же, по сути, каждый раз, входя в эту комнату, создаёшь её заново, как сон. Сызнова придумываешь. Пишешь. Рисуешь. Так или иначе, каким-то способом выгружаешь образы из своего сознания в эту вот… ну, «реальность», что ли. В это «сновидение». Ну, янь знает, как это назвать. Хотя это, конечно, совершенно точно не «сновидение» и скорее уж антипод того, что вы понимаете под «реальностью».
— Понял. Одним словом — Убежище.
— О. Молодец. Я сказала, что ты разными способами выгружаешь образы. Но ты же понимаешь, что способ один и тот же, да? Назвать его можно по-разному. Но всё равно будет аналогия из мира смертных. Убогая плоская аналогия. Картинка вместо реальности. Рисунок цветка вместо цветка. Слова вместо смысла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ингвар не согласился:
— При должном старании смысл всё же можно упихать в слова.
— Упрощённую версию. Копию копии. Чёрно-белый эскиз витража.
