«А почему ты не расскажешь ему шутку? Вдруг он тебе спасибо скажет?»
С какой стати мне благодарить его?
Майлс единственный в комнате проявлял какую-то активность. Мы с Сарой вяло сидели, как пассажиры, застрявшие в аэропорту. Поворот, пауза, поворот, пауза. Его большие пальцы двигались удивительно проворно.
Сара тоже наблюдала за ним.
— Как вы это делаете? — не выдержав, спросила она.
Майлс удивленно поднял глаза, словно мы пробудили его от глубокого сна.
— Это? — поднял он кубик.
— Да. Как вам удается так быстро собирать его?
— Это несложно. Весь фокус в центральном квадратике — он не меняется. Смотришь на средний квадрат и сразу понимаешь, какого цвета должна быть сторона. Все вертится вокруг этого центра, нужно только сообразить алгоритм. Механическая работа.
И тут меня осенило.
«А почему ты не расскажешь ему шутку?»
Где у нас центральный квадрат?
Это мертвый законник, который вовсе не мертв. Все крутится вокруг него.
Мне пришло в голову: а что, если мы ошиблись с центральным квадратом? Что, если все наши идеи-ниточки ни во что не складывались, потому что все танцует от центрального квадратика, а у нас самая суть вывернута наизнанку? Мы увидели красное и приняли его за синее.
Пазл сошелся. Кусочки легли на свои места, как молекулы льда.
— О Господи! — вырвалось у меня. Сара и Майлс повернули головы. Я рассказал им все. Я не видел своего лица, но выражение, думаю, у нас троих было одинаковое.
Я увидел страх.
Бессмертие — это одно.
Но такое?!
Я искренне надеялся, что не ошибся, и вместе с тем, хотите — верьте, хотите — нет, надеялся, что не прав.
Оставался только один способ проверить это.
Я не приходил к Найджелу с того памятного ужина. Как давно это было, в другой жизни… Я поднялся на крыльцо его особняка. Время приближалось к четырем утра, и на улице было так пронзительно, невыносимо холодно, что нос и горло обжигало при каждом вздохе. Кампус совершенно обезлюдел. По дороге сюда я не видел ни души, а смотрел как следует, уж поверьте. Ни единой тени не мелькнуло сзади.
Я удивился, увидев, что у Найджела горит свет. Дверной звонок эхом разлетелся по комнатам, и в обратном порядке в них стал зажигаться свет, ближе и ближе ко входу, пока не раздались шаги за дверью. Открыл сам Найджел. Он был полностью одет и, казалось, ничуть не удивился моему появлению. Я сразу понял, как сглупил. Ну почему я не приковал себя цепью к колокольне посреди кампуса, повесив на шею плакат: «Эй, зловещий тайный клуб, слабо́ прийти за мной сюда?»? Но другого способа узнать правду нет, говорил я себе. И словно услышал голос классного остряка с задней парты (он всегда выкрикивает беспардонные замечания), повторивший слова Артура Пибоди: «Рано или поздно… они до меня доберутся…»
Так что вот так. Сколь веревочке ни виться… Будь что будет.
Мудрые слова покойного Шалтая-Болтая, хорошего человека.
— Джереми, — ласково сказал Найджел. — Проходи.
Мы прошли мимо гостиной к последней двери в коридоре, единственной, куда я еще не заходил. У одной стены стояла кровать Найджела под балдахином на четырех элегантных витых столбиках, у другой, возле камина из известняка, где гудело пламя, — дубовый письменный стол. За столом высились стеллажи с книгами. Не отрывая взгляда от полок, я опустился в кожаное кресло, на которое указал Найджел. Я довольно легко нашел то, что искал, — книга была из собрания сочинений. Это редкое издание Найджел показывал мне в первый день учебы. Собрание политических эссе в кожаном переплете он хотел преподнести Дафне в безумной попытке заслужить ее привязанность. Тот самый томик, который я убедил его не дарить, обучая Найджела любовной тактике, хотя меня самого неудержимо влекло к Дафне. Тогда я еще помнил, что такое альтруизм и дружба… В общем, книга стояла на месте. По крайней мере Найджел послушался. Затем я увидел — возможно, слишком поздно, — что у телефона на письменном столе снята трубка. Это был старомодный дисковый аппарат с вертикальной рогулькой вроде фонарного столба в миниатюре, на которую полагалось вешать трубку. Но сейчас трубка лежала на столе, и первое, что сделал Найджел, опустившись в кресло, — поднес ее к уху.
— Мне сейчас нужно бежать, — сказал он в телефон, глядя на меня. — Да. Вполне. — Он улыбнулся. — Хорошо, обещаю.
Найджел повесил трубку.
— Кто это был? — небрежно спросил я.
— Никто, — ответил он улыбаясь.
Часы пробили пять раз. Черт побери все то, что ждет меня на другом конце этого телефонного звонка. Сейчас здесь только Найджел и я. Торопиться нельзя. Это как танец. Или как фокус. Я не позволю поймать себя за руку с кроликом в рукаве. Только не в этот раз.
Я буду действовать не спеша, потому что это наша последняя возможность.
Найджел смотрел на меня, ожидая, когда я заговорю. Я выдержал его взгляд. Стол был завален книгами — видимо, Найджел писал какой-то доклад, а то и большой труд. Кругом лежали стопки страниц, исписанных летящим почерком, — заметки на полях, перечеркнутые абзацы, вымарки и вставки. Компьютера в комнате не было.
Поразительная все-таки вещь стресс: час назад я готов был скулить от страха, а сейчас вдруг обрел свою лучшую форму. Когда я заговорил, голос не дрогнул. Напротив, он зазвучал глубже и сильнее, чем в последние недели.
— Ну что, все оказалось так, как ты ожидал? — спросил я.
Найджел не выказал удивления.
— Что оказалось соответствующим моим ожиданиям? — невозмутимо переспросил он. — Юридический факультет?
Я откинулся на спинку кресла, не отводя глаза, выдерживая взгляд Найджела и удерживая его. С самым слабым намеком на гнев, с едва слышными раскатами грома, так сказать, я раздельно повторил:
— Все оказалось так, как ты ожидал?
Он посмотрел на меня без всякого выражения, приподняв брови.
— Да, — сказал он. — И даже больше.
— Счастлив за тебя.
— Чего ты хочешь, Джереми?
— Ничего, Найджел. Абсолютно ничего.
«Не горячись».
— Тогда почему ты здесь?
— Ты прекрасно знаешь.
«Легче, — думал я. — Меньше гнева, чуть больше обиды».
— Прежде мы были друзьями…
Найджел вздохнул. Его настороженность — чуть-чуть, буквально на волос — ослабла, но из глаз по-прежнему тянуло холодом. Люди, с которыми он говорил по телефону, были еще в дороге, и он точно знал, что они сделают со мной, когда приедут. Но это не заботило его.
— Да, — сказал он. — Были.
— Я помог тебе, вот что меня убивает. Я помог тебе.
Он потер макушку.
— И что ты хочешь услышать?
Так, первая трещина.
— В ту ночь в библиотеке ты расклеился в сопли. Ты даже не умел читать дела. Я помог тебе. Как же я сглупил!
Вот так. И пусть впитается.
Заманим его.
— Ты пришел сюда оскорблять меня? — осведомился Найджел, отталкиваясь от стола. — Называть меня тупицей, не заслужившим того, что, по твоему мнению, я получил?
Хорошо. Отвлекаем взгляд противника от мяча.
Но тут разговор неожиданно сбился.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он.
— В смысле?
— Я давно это заказал, но принесли буквально только что. Я собирался отдать тебе на лекции, но раз уж ты сам зашел…
Он саркастически пожал плечами.
Надо вернуться к главному. Время летит. Они едут. А он задерживает меня. Нельзя показывать страх. Нельзя позволить ему разгадать мой план.
— Не знаю, что и сказать.
— Можешь просто молча взять.
Он сделал паузу, ожидая моей реплики.
— Где оно? — спросил я наконец.
— Вон там, — сказал он. — Под кроватью в коробке. Забирай.
По спине у меня пробежал холодок. Мы были не в комнате общежития, мы вообще находились за пределами кампуса, но в голове все завертелось, как обезумевшие часы, и я невольно подумал: неужели и у него люк под кроватью? Еще один проход в лабиринт, паутиной соединяющий, кажется, все дома в этом городе? Я представил, как подхожу к кровати, опускаюсь на четвереньки на плюшевый ковер, заглядываю под кровать и вижу только черноту. Начинаю ощупью искать коробку в плюшевой мягкости. Неизвестно чья рука с зажатым ножом мгновенным движением отрубает мне запястье, как шеф-повар морковную ботву, вторая рука вцепляется мне в волосы, затаскивает под кровать и тянет через люк в тоннель.
Я вспотел. Сомневаюсь, чтобы Найджел это заметил, но он может почувствовать запах. Запах страха.
Рано или поздно, вспомнил я.
Я встал.
Подошел к кровати. Найджел смотрел, неподвижно стоя за моей спиной. Он не сказал ни слова. Отчего-то в памяти всплыло одно воспоминание. Не вся жизнь промелькнула перед глазами, а только то, как мама увидела конверт с уведомлением о моем зачислении. «Мальчик мой», — сказала она и выронила всю почту, которую держала в руках.
