— Но ведь вы уже были с ним близки, как же он и о. Пётр могли отпустить вас?
— О.Пётр смотрит на сына, и единственный раз в жизни я увидела его растерянным. Он не знает, что делать. А домашние все смотрят на о. Петра.
— Ну и что решили?! — лепечет Магдалина.
— Что видишь, доченька. — Марта потухла, устало откинулась на подушку. — Не стала я дожидаться, когда они что-то решат, ушла. Адриана любила больше себя, не хотела мучить.
— И он не пошёл за вами?
— Как не пошёл, пошёл. Да только я его спросила у двери: «Сможем мы с тобой жить, если Алина с собой покончит?» А то, что для меня разлука с ним — смерть, не сказала, нет. Зачем мучить его? Он и так потом увидел это: вся моя жизнь развернулась перед ним. Приходил ко мне, деньги на жизнь давал, уговаривал вместе с сыном перейти жить к нему в дом. — Марта тяжело вздохнула: — Алина через себя погибла. Сколько раз приходила, прощения просила, деньги и подарки приносила, тоже уговаривала перейти к ним. Совсем совестью измучилась. И не выдержала: слегла. Никому жизни не получилось. Зато дети у них хорошие родились. У меня — урод, у них — настоящие люди. Значит, должен был он на Алине жениться, а не на мне.
— Жили бы вы с графом, и ваш сын был бы другим. Разве нет? — Марта не ответила. — А зачем пошли за Будимирова? — всё-таки спросила Магдалина.
— Кто меня спросил? Родители приказали. О.Пётр уговаривал не делать этого. Да они отрезали: «Наша дочь, наша воля. Твоё дело — венчать или хоронить, а не лезть в нашу жизнь, хоть ты и наш граф. Ты можешь дать или не дать нам кусок своей земли, место на фабрике, но мы не твои рабы». С тем и ушёл о. Пётр, а меня повели в храм. До свадьбы уговаривал забыть графа, его полюбить. До тех пор по-своему обхаживал, пока не узнал, что я графского сына под сердцем ношу.
Остальное Магдалина знала сама.
Забылась Марта под утро и всё вздрагивала во сне, словно кто пугал её, а Магдалина так и просидела возле, сторожа её сон, пока не пришло время идти на уроки.
Звучит голос Марты в доме её сына. И, кто знает, может, прямо сейчас исполняется приказ: брат убивает брата.
Пройдёт час-два, вернётся домой Будимиров. Убийца всех, кого любили его мать и она. Разрушитель живой жизни.
Изо дня в день сидеть с ним за общим столом! Дышать одним воздухом!
А ведь изменить его не сумеет. И перестроить общество он не даст. Остаться с ним — стать соучастницей его преступлений, его убийств. Она будет есть еду Будимирова, улыбаться ему, пока он будет охотиться за Адрианом, чтобы убить, если сегодня Адриан каким-то чудом и останется жить.
Нет, игра кончена. И жизнь кончена. Тупик. К Адриану пути нет. С Будимировым остаться невозможно. Ей сто лет. Она познала любовь, дружбу, братскую нежность и заботу, прекрасную профессию, в которой не смогла состояться, так как не имела возможности учить детей тому, что считала важным. Ничего нового будущее не принесёт, пока Будимиров у власти… а он вечно будет у власти. Адриан — герой, да. Но это избитый герой. Одиночка. Что он может? Разве один одолеет хитроумную систему, созданную Будимировым?
Достала из сумки ученическую тетрадку, вырвала листок.
Письмо писалось само, и под каждым словом Магдалина словно кровью подписывалась: кончена игра — кончена жизнь. И с последним словом вся кровь вытекла из жил, и вся энергия вытекла из души.
«Смерть страшна только телу. Душа её не мыслит. Поэтому в самоубийстве тело — единственный герой», — снова Цветаева. «Героизм души — жить, героизм тела — умереть».
Душа умерла, а тело, словно разумное, влекло её куда-то.
Ноги сами пересекли комнату, вывели из квартиры, ввели в лифт, мимо стражей пронесли её на улицу.
— Господи, помоги! — творили губы. — Господи, укажи путь ухода! Куда Ты ведёшь меня, Господи?
Слепая, глухая.
Почему же слышит стон? Почему же видит воспалённый взгляд, обращённый к ней? И сила, что увела её от Будимирова, буквально бросает к старику, распростёртому на тротуаре.
— Встать можете? Отсюда надо скорее бежать. — Осторожно приподнимает старика. — Обнимите меня за шею.
Старик виснет на ней.
Сумка с вещами, старик… — непомерна ноша, и вдруг слова: «Иди, мать». Кто произнёс их?
Чуть не падает под тяжестью старика. «Ещё шаг», — просит себя.
Дома тянутся без просвета справа и слева. И лишь голубой прямоугольник неба, сжатый домами.
— Вы знаете город? — спрашивает Магдалина.
И неожиданно сквозь хлюпающее дыхание связная фраза:
— До поворота налево, сразу направо в узкий проём между домами, люк.
У люка чуть не упала, задыхаясь.
Старик буквально сполз по Магдалине на землю и обеими руками ухватился за крышку.
— Чуть надавите вот там, — кивнул на противоположный конец. Секунда, и крышка приподнялась. — Сначала вы, — прошептал старик. — Осторожно, там лестница.
Глава седьмая
Слишком много обрушила на него Магдалина. Самому трудно было разобраться. Будимиров спешил к ней, чтобы она разложила всё по полочкам: и про тайну его рождения, и про Бога, и про их общее будущее, и про новую экономическую политику — её глазами.
Магдалины дома не оказалось. На столе — ключи и письмо. Не мигая смотрит на них.
Обманула? Оказалась хитрее самых хитрых? Прикинулась агнцем? Мать — для всех?
Осел в кресло. Заранее известно, какие слова написала: прости, что пришлось пойти на хитрость, прощай!
Ухнул в чёрную дыру прежде, чем дотронулся до её письма.
Ни руки не поднять, ни век. В нём пульсом бьётся страх жертв, в него свалены камни, засыпавшие в шахтах людей, и станки, которым жизнь дал. Выбраться из чёрной дыры можно, лишь убив Магдалину. Обезоружила, расслабила и предала. Более коварного удара никто никогда не наносил! Своими руками, как когда-то Дрёма…
Но сначала нужно её найти. В детстве ни от кого не зависел. Знал, где живёт Григорий, и, не подвернись под руку Дрём, убил бы его. А где в громадном городе искать Магдалину? Сам не найдёт! Скорее вызвать Ярикина, и сразу сотни «справедливых» кинутся на поиски! Он же не может протянуть руку к кнопке. Даже крикнуть не может. Мутится сознание. Белеет письмо на столе рядом с ключами.
Много прошло времени прежде чем, упершись в кресло налитыми тяжестью руками, он рванул к себе трубку. Стал раскручивать телефон, как аркан, будто собрался набросить на зверя. Зазвенели стёкла шкафов с посудой, люстра. Бросил телефон на пол. Сквозь черноту угадал Ярикина.
— Что прикажете? Что случилось?
— Убью! Расстреляю! Доставь! — обрушился на него. — Перекрой все выходы из города, все автобусы выпотроши, самолёты, машины. Все подъезды…
