— Есть-то есть. Зовут меня Жора. Ухом слышу болезни, точно ставлю диагноз, делал сложные операции. Да какой от меня прок здесь? Нет возможности промыть и дезинфицировать раны, даже йода нет. Сюда бегут голяком…
— У меня кое-что есть… перекись, болеутоляющее…
— Что же ты столько дней молчал?! — Жора пробрался к Роберто. Пшеничные волосы и ресницы, глаза почти прозрачные. И веснушки. Как они-то выжили в подземелье?
— Могу делать лекарства! — говорит Роберто.
Старик открыл глаза, но тут же снова на них упали веки. Магдалина погладила его по голове. Сказала:
— Надо бы добыть необходимые компоненты для лекарств. Где и как?
— Я работал фармацевтом, — подходит к ним немолодой, крупный человек. — Меня зовут Наум Гудков.
— Сейчас напишу, что надо в первую очередь! — Роберто с надеждой смотрит на Гудкова.
— Меня обвинили в том, что травлю больных. Если схватят, тут же превратят в робота!
— Есть выход, Наум! Сам не пойдёшь!
Наконец Магдалина увидела Владима, чётко отвечавшего на все её вопросы и спасшего, видно, не одного человека. Это был худенький, невысокий мальчик с радостными и дерзкими глазами, чем-то напоминающий Джуля.
— Скажешь, к кому идти, и дашь мне записку, Роберто напишет, что нужно, я и схожу.
— Не так сразу, я должен вспомнить, не знаю, кому можно доверять, кому нет. Вдруг тебя схватят и превратят в робота?
Владим засмеялся.
— Меня?! Да я не дамся.
Наум вздохнул.
— Я видел… одна минута, и всё, ты не человек. Пожалуйста, дайте мне время, я должен порассуждать сам с собой, проанализировать ситуацию. Как я понял, это единственный шанс, нельзя ошибиться…
— У меня знакомая работает в аптеке, она… мы… не важно. Там есть фармацевт…
— Сходишь к ней, Ив? — обрадовался Роберто.
— Я вспомню, потерпите немного, я вспомню, — тревожно говорит Наум. — Я обязательно вспомню. Чтобы наверняка! В аптеку тоже идти опасно. Этот фармацевт… не предаст ли…
— Успокойтесь, пожалуйста, — слышит Магдалина свой голос. — Я знаю, что такое страх… Он не в помощь, с ним надо бороться. Мы должны рискнуть. У нас нет другого выхода. — Она говорит, или её голосом — граф? — Страх парализует, а мы должны работать. Вы все тут до одного, и вы, Наум, — герои: не смирились, сопротивляетесь гибели, терпите…
— Как зайцы! — перебила её Тиля. — Мы — трусливые зайцы, умеем шибко бегать, вот и всё наше геройство. Хороши герои: залезли в яму, сидим и подыхаем.
— Вот и нет! Роберто повторяет то, что знает, чтобы не забыть, Владим спасает людей!
— Я верю, мы выживем! — восторженно говорит Троша. — У меня остался ключ от магазина. Принесу лампы и канистры с керосином.
— Представляешь, сколько ламп сюда нужно? — спрашивает Жора. — Ну, четыре, ну, шесть возьмёшь. А ещё керосин… как дотащишь?
— А ты со мной пойдёшь! И ещё смельчаков приглашаю. Чем больше людей, тем больше ламп и керосина.
— А где потом будем доставать керосин?
— Да на базе!
— Подожди, Троша. Допустим, вы толпой благополучно доберётесь до своего магазина, что уже сомнительно, улицы просматриваются! А как бойцы Возмездия воспримут исчезновение ламп? И где же это такое количество ламп понадобилось? Да не иначе как под землёй, где ж ещё?! И всех нас загребут!
— Что же ты, Наум, предлагаешь: подыхать?
— Подумать надо, я подумаю.
— Нельзя сидеть во тьме и голодать, из-за трёх-четырёх шума не будет!
— Всё равно это воровство! — тревожный голос Наума.
— Воровство?! — взревел Карел. — У нас отняли всё, скажи, своровали. И мы не можем вернуть себе хотя бы сотую часть своего?
— Не воровство — справедливость!
— Скажи ты, мать!
Она вздрогнула. Слово — магическое. Сразу рушится реальность, исчезают тело, жажда, она всемогуща и невесома. Все эти люди… — близкие! С удивлением слышит свой голос:
— Это ваше. И лампы, и лекарства. Больные должны выздороветь, голодные — наесться, униженные — осознать себя нужными. Хорошо бы достать тряпки, мыло, воду… Ночь святых действий. Бог благословляет вас! — Не она, во плоти, говорит, она передаёт людям волю Бога и произносит Его имя и на мгновение погружается в тишину. И тут же словно слышит голоса, повторяющие короткое, запрещённое слово «Бог», эхо возвращает его к ней. — Бог будет беречь вас в эту ночь! Каждый сделай, что можешь. Но только нельзя идти по одному, давайте подумаем, кто с кем…
— Я решил. Я знаю, на кого могу положиться, я иду! Мать объяснила. Я больше не боюсь. Мне поможет Бог!
Под взглядами людей она говорит:
— Спасибо, Наум. Спасибо всем! Но прежде, чем уйдёте, давайте дослушаем тех, кто ещё не рассказал о себе. Нам много чего нужно: тряпки, щётки, чтобы убраться тут, хоть какие лежаки, пока только бы для больных и детей, доски, чтобы построить уборные. Прошу говорите, кто что может достать.
— Я делал матрацы. Мне бы изменить внешность, попробовал бы пригнать сюда машину.
— И кто ж тебе разрешит?! — скептический голос.
— Так это фабричная! Мой кореш развозит матрацы по общежитиям и санаториям.
— Я могу менять внешность людей, так изменю, никто не узнает. Только для этого кое-что нужно, — говорит Роза.
— Я могу много еды принести. С кладбища!
— Взорвёшься, Владим! — Но в голосе Тили надежда.
— Не сможешь всех накормить!
— Я ж не один раз схожу! Не волнуйся, мать, всех накормлю! Уж я такой. — Мальчик вдруг погладил её по плечу. — А ты меня подержишь на руках? — спросил жадным голосом.
— Да разве мать удержит тебя? Ты вон какой у нас!
— Постараюсь покачать и тебя, — тихо говорит Магдалина. — Только, пожалуйста, будь осторожен, хорошо? А ты в школе учишься?
Он засмеялся.
— Ещё как! Родителей превратили в роботов, живут при заводе. Меня поместили в детский дом. А там старшие у младших всё отнимают, младших бьют. Воспитатели тоже нас лупят, наказывают — без еды оставляют. Я и убежал. А как нашёл кладбище, стал сыт. Там один подорвался, так я теперь прут вперёд себя пускаю. Принесу столько, сколько в мешки поместится.
Не успела ничего сказать, Владим растворился в темноте.
О кладбищах еды писал Адриан. Со всех сёл свозят мясо, яйца… гнить. Лишь бы людям не досталось.
«Господи, побереги мальчика!» — молит она и с удивлением слышит свой голос:
— Мы с вами проведём здесь электричество, найдём растения, которые смогут жить без света и кормить нас кислородом. Построим город. — И она рассказывает, какой. — А ещё мы теперь одна семья, давайте все на «ты»!
Разглядеть лиц не может, лишь дыхание — хриплое, рваное. Никогда её не слушало так много людей сразу. И никогда не жило в полной беспросветности столько надежды! Что же, в самом деле, сверху ей ниспослано назначение: она — мать и должна спасти всех этих людей? Она улыбается и, как граф, ищет взгляда каждого. Пусть не видит многих, но надежда стольких людей превращается в веру: все они выживут.
