«Клипер» двигался все быстрее и быстрее. Гарри никогда еще не передвигался по воде с такой скоростью. Ни один быстроходный катер не был на это способен. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят миль в час. За окнами мелькали брызги, застилая всякий вид. «Сейчас мы пойдем ко дну, взорвемся или куда-нибудь врежемся», – терзала неотвязная мысль.
Началась вибрация, какой не было прежде, такая бывает, когда под колеса машины попадают какие-то предметы. Что это? Гарри был уверен: происходит что-то не то и самолет прямо сейчас развалится на части. Ему показалось, что «Клипер» приподнимается, и вибрация вызвана ударами корпуса о волны. Такое бывает с катерами. Нормально ли это?
Внезапно вода стала все меньше сдерживать движение самолета. Вглядываясь сквозь пелену брызг, Гарри увидел, что водная поверхность наклонилась – наверное, потому, что самолет задрал нос, хотя это и не было заметно. Гарри пришел в ужас, ему захотелось куда-нибудь исчезнуть. Он проглотил слюну.
Вибрация изменилась. Вместо скачков на препятствиях они теперь как бы подпрыгивали на волнах, как камень, брошенный по водной поверхности. Двигатели ревели, пропеллеры рассекали воздух. Наверное, это невозможно, подумал Гарри, немыслимо, чтобы такая громадная машина поднялась в воздух, может быть, она способна лишь скакать на волнах, подобно дельфину, но дельфину ужасно тяжелому. Однако внезапно Гарри ощутил, что самолет высвободился из пут. Он несся вперед и вверх, а цепляющая его вода оказалась под ним. Вид из окна прояснился, потому что не стало брызг, а водная поверхность отдалялась все дальше.
«Боже правый, мы летим, – подумал Гарри. – Этот громадный дворец с крыльями, черт возьми, на самом деле умеет летать!»
Теперь, когда самолет поднялся в воздух, страхи куда-то отлетели и сменились непередаваемым чувством личного торжества. Как если бы он сам был ответствен за то, что самолет взлетел. Ему хотелось радостно кричать. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что у всех на лицах улыбки, говорившие о чувстве облегчения. Поняв наконец, что вокруг него вполне обычные люди, он осознал, что успел взмокнуть от пота. Гарри достал белый носовой платок, незаметно вытер лицо и быстро засунул влажный кусок материи в карман.
Самолет продолжал набирать высоту. Гарри смотрел, как внизу, под обрубками нижних крыльев, исчезает южный берег Англии, затем заметил впереди остров Уайт. Вскоре самолет вышел на расчетную высоту, а рев двигателей сменился ровным приглушенным гулом.
Снова появился стюард Никки в белом пиджаке с черным галстуком. Теперь ему не нужно было повышать голос.
– Не желаете ли коктейль, мистер Ванденпост? – спросил он.
«Именно это мне сейчас больше всего нужно», – подумал Гарри.
– Двойной виски, – быстро сказал Маркс. Затем вспомнил, что он все-таки «американец», и добавил с надлежащим акцентом: – И побольше льда.
Никки принял заказы у Оксенфордов и скрылся за передней дверью.
Гарри нетерпеливо постукивал пальцами по ручке кресла. Ковер, звукоизоляция, мягкие кресла, умиротворяющие цвета обшивки создавали ощущение комфортабельного подвала, западни. Он расстегнул ремень безопасности и встал.
Прошел вперед, туда, где скрылся стюард. Слева оказалась крохотная кухня, сверкающая нержавеющей сталью. Стюард смешивал коктейли. Справа была дверь с надписью «Мужской туалет». «Надо помнить, что мне следует говорить “нужник”», – подумал он. Рядом с туалетом оказалась лестница, спиралью поднимающаяся вверх, скорее всего в кабину пилотов. Дальше располагался следующий пассажирский салон, отделанный несколько по-другому, там сидела команда, вся в летной униформе. Подумалось: что это они здесь делают? Но тут же Гарри понял, что в полете, длящемся почти тридцать часов, команда должна посменно отдыхать.
Он двинулся назад, прошел мимо туалета, миновал свой салон и более просторный отсек, через который входил в самолет. За ним располагались еще три пассажирских салона, каждый из них отделан в определенной цветовой гамме – бирюзовый ковер с зелеными стенами или красновато-коричневый ковер с бежевыми стенами. Салоны разделялись ступеньками, потому что фюзеляж не был прямым и пол постепенно поднимался к задней части. Проходя, он приветливо, но безлично кивал пассажирам, как это сделал бы богатый и очень уверенный в себе молодой американец.
В четвертом салоне с одной стороны стояли два маленьких дивана, с другой оказалась дамская туалетная комната. Рядом с этой дверью вверх по стене взбегала крутая лестница – к люку в потолке. Проход, по которому он шел вдоль самолета, упирался в еще одну дверь. Там, должно быть, знаменитый салон для молодоженов, о котором столько писалось в газетах. Гарри попробовал открыть дверь, она была заперта.
Идя в обратном направлении, он снова принялся разглядывать пассажиров.
Он предположил, что мужчина в отличном французском костюме – это барон Габон. Рядом с ним сидел человек крайне нервный с виду и почему-то без носков. Очень странно. Вероятно, это профессор Хартманн. Костюм на нем висел мешком, создавалось впечатление, что человек изможден голодом.
Гарри узнал Лулу Белл и был поражен, поняв, что ей около сорока: он считал, что ей столько лет, на сколько она выглядит на экране, то есть лет девятнадцать. На актрисе оказалась масса современных драгоценностей хорошего качества – прямоугольные серьги, крупные браслеты и хрустальная брошь, скорее всего работы Бушерона.
Он снова обратил внимание на прекрасную блондинку, которую видел в кофейном баре гостиницы «Саут-вестерн». Она сняла соломенную шляпку. У нее были голубые глаза и гладкая кожа. Женщина смеялась над чем-то сказанным ее спутником. Очевидно, она в него влюблена, хотя не такой уж он и красавец. Но женщины любят мужчин, умеющих их рассмешить, уж Гарри-то это знает.
Старая гусыня с подвеской от Фаберже в розовых бриллиантах – наверное, княгиня Лавиния. На ее лице застыла гримаса отвращения, как у графини, случайно очутившейся в свинарнике.
Во время взлета помещение, через которое пассажиры входили в самолет, было пустым, но теперь, заметил Гарри, оно использовалось как общая гостиная. Туда пришли четыре или пять человек, в том числе высокий мужчина, сидевший напротив Гарри. Мужчины сели играть в карты, и в голове Гарри мелькнула мысль, что профессиональный игрок может в таком полете заработать кучу денег.
Он вернулся на свое место, и стюард тотчас подал ему виски.
– Самолет, похоже, полупустой, – сказал Гарри.
– У нас полный комплект, – покачал головой Никки.
Гарри огляделся.
– Но в этом салоне четыре свободных кресла, и такая же картина в других.
– Верно, в дневном полете в этом салоне помещаются десять человек. Но спальных мест только шесть. Сами увидите, когда мы после обеда устроим постели. А пока радуйтесь свободному пространству.
Гарри потягивал виски. Стюард отменно вежлив и расторопен, но вовсе не раболепен, как, к примеру, лондонские официанты. Он подумал, что, может быть, американские официанты совершенно другие – как этот стюард. Дай-то Бог. Во время набегов в странный мир лондонского высшего света его всегда коробили поклоны и расшаркивания и обращения «сэр?» всякий раз, стоило ему только повернуть голову.
Пора закрепить дружеские отношения с Маргарет Оксенфорд, которая потягивала шампанское и листала какой-то журнал. Гарри ухаживал за десятками девушек ее возраста и социального положения и автоматически приступил к делу:
– Вы живете в Лондоне?
– У нас есть дом на Итон-сквер, но большую часть времени мы проводим в сельском доме, мы живем в Беркшире. У отца есть еще и охотничье угодье в Шотландии. – Девушка отвечала довольно безучастно, словно находила вопросы неуместными и хотела покончить с ними как можно скорее.
– Вы сами охотитесь? – Это был стандартный разговорный прием: большинство богачей увлекаются охотой и любят об этом говорить.
– Редко. Но стрелять умею.
– Вы стреляете? – удивился он. С его точки зрения, это не женское дело.
– Когда мне позволяют.
– Наверное, у вас масса поклонников?
Она повернулась к нему и понизила голос:
– Зачем вы задаете мне все эти глупые вопросы?
Гарри смутился. Он не знал, что ответить. Десяткам девушек он задавал именно эти вопросы, и они реагировали на них вполне нормально.
– Почему же они глупые?
– Вам же все равно, где я живу и увлекаюсь ли охотой.
– Но об этом принято говорить в высшем обществе.
– Но вы не в высшем обществе! – отрезала она.
– Разрази меня Бог! – воскликнул Гарри с родным английским акцентом. – Вы за словом в карман не лезете.
Она засмеялась:
– Так-то оно лучше.
– Я не могу все время менять акцент. Легко запутаться.
– Ладно. Готова примириться с вашим американским акцентом, если вы не будете меня донимать идиотскими разговорами.
– И на том спасибо, – сказал он, перевоплощаясь в Гарри Ванденпоста. Она вовсе не легкомысленная идиотка, подумал он. Девушка хорошо отдает себе отчет в происходящем. Но это делает ее еще более интересной.
