— Не хочешь? Откажись, если не хочешь!
Конечно хочу. Я только не могу понять как. Она показывает мне, что надо делать. Я привязываю кисти и лодыжки к каждой из четырех стоек кровати. Она тяжело дышит. У каждого из нас свои желания.
Я никогда раньше не занимался сексом таким образом. Я человек не обидчивый. Но я всегда прямо приступал к делу.
Не очень уверенно я ложусь рядом с ней. Она уже изнемогает, когда мои пальцы прикасаются к ней.
Но тут появляется проблема. Я ведь никогда раньше так не делал. На ней все еще надеты трусики. А расставленные ноги крепко привязаны. Если я развяжу шнуры, магия исчезнет. Я мучительно думаю, как же мне разделаться с трусиками. Наконец я сдаюсь. Попросту сдвигаю их набок. И проблема решена.
Потом, когда мы, прижавшись друг к другу, лежим под периной, она спрашивает:
— Послушай, можно, я поеду с тобой? В Норвегию?
Она неправильно истолковывает мое молчание.
— Я вовсе не хочу тебе навязываться. Извини.
— Нет-нет-нет. Мне очень приятно слышать твои слова.
— У меня осталось несколько недель отпуска, — объясняет она. — Я подумала, это было бы здорово. Увидеть Норвегию. Вместе с тобой.
— Я еду домой завтра.
— Не важно. Если только ты хочешь.
— Конечно хочу.
В три часа ночи она меня будит.
— Ты хорошо его спрятал? — спрашивает она. Я не понимаю, о чем она говорит.
— Ларец! — объясняет она. — Я подумала кое о чем. О твоих словах. Надеюсь, он в надежном месте?
Я так устал, что в глазах у меня двоится. Две очаровательные сестрички Дианы.
— Хорошо, хорошо, — бормочу я.
— Ты не поверишь, насколько здорово они умеют все выяснять. Когда захотят. Против тебя задействован не кто попало.
— Почему ты это говоришь?
— Потому что хочу, чтобы ты знал: я на твоей стороне. Хотя работаю в СИС и все такое. Я думаю, что ты мне не доверяешь полностью. Но что бы ни случилось, я всегда буду на твоей стороне.
— Конечно, я тебе доверяю.
— Надеюсь. Но ты все равно не доверяй. Может быть, у меня в сумке есть микрофон. Или что-нибудь в этом роде. Поэтому никогда не рассказывай мне, где ты спрятал ларец. Хорошо?
— Он — мой друг. Ты его не знаешь. И я доверяю тебе, — шепчу я и отворачиваюсь. Она прислоняется ко мне. Ее груди прижимаются к чувствительной коже на спине. И вот так я засыпаю.
17.
Этого портье я еще не видел. Мужчина. Высокий блондин, похожий на арийского бога войны. Но когда открывает рот, раздается гнусавый голос со странными издевательскими интонациями. Кокетливо взглянув на меня, он сообщает, что я пользуюсь большой популярностью. Потом протягивает два сообщения. Телефакс и записку от королевы ночи Линды. Записка короткая и почти без орфографических ошибок. Звонила Джоселина де Витт.
Телефакс — письмо, написанное от руки на бланке Инспекции по охране памятников:
Бьорн! Пытался до тебя дозвониться. Какого ч… ты пропал?
Не могу поймать Грету. Sorry. Может быть, у нее есть родственники и она к ним уехала? Звякни мне, хорошо?
К.
В номере — все как было. Почти. Перед уходом я сунул зубочистку под крышку чемодана под кроватью. Так, на всякий случай. Для того, чтобы убедить самого себя в том, что я параноик и идиот. Сейчас зубочистка лежит на ковре.
В душе я смываю с себя запах Дианы.
Переодевшись, я решаю, прежде чем собирать вещи, позвонить Джоселине де Витт. Не потому, что я хочу с ней поговорить. А потому, что я вежливый молодой человек. И еще потому, что я — вынужден признать — любопытный.
Отвечает домоправительница. Хотя она закрыла трубку рукой, я слышу, как она рассказывает, что звонит джентльмен по поводу мистера Чарльза.
Джоселина де Витт снимает трубку другого аппарата. Я называю себя. Бьорн Белтэ. Археолог из Норвегии.
— Археолог? — восклицает она. — Понимаю. Это многое объясняет.
Голос у нее приятный и мягкий. Мне кажется, что он доносится из прошлого века.
— Что именно?
— Для Чарльза археология была самой жизнью. Хотя она стала и его… Это было давно. Двадцать лет назад.
Я почему-то сдерживаю себя.
— Не так уж и много де Виттов в Лондоне, — говорю я.
— Мой муж происходил из французского рода. Во время революции они сбежали в Англию. А в связи с чем вам был нужен Чарльз?
Я признался, что позвонил наудачу единственному человеку по фамилии де Витт, который был в телефонном справочнике Лондона.
— Конечно, мне стало ужасно интересно, — продолжает она. — Я стала гадать, что вам надо и кто вы. Вы меня извините, но Чарльз умер много лет тому назад. А чем могу помочь вам я?
Сейчас половина девятого. Через полтора часа за мной придут.
18.
Джоселина де Витт напоминает лебедя с длинной шеей и грациозными жестами. Интонации голоса усыпляющие, в них слышится звон хрусталя, шум охоты на лис, приближение вечера в прохладной тени беседки. Во взгляде ощущается одновременно веселая и сдержанная уверенность в себе. Все в ее облике свидетельствует о том, что ей никогда не приходилось подниматься в восемь утра, чтобы подложить кокс в печь. От этого особенно странно звучат сочные словечки, которые она периодически вставляет в свою утонченную речь.
Она управляет своей цветной толстушкой-домоправительницей быстрыми движениями пальцев. По-видимому, они создали свой особый условный язык. Именно так бывает с хозяевами и слугами, если они прожили вместе так долго, что стали единым целым. Домоправительница понимает, какой жест означает «Выматывайся из комнаты и закрой за собой дверь», какой: «Принеси банановый ликер» и какой: «Почему ты не угощаешь норвежца сигарой?».
Я никогда раньше здесь не бывал. Даже улица совсем другая, чем та, куда я приходил в гости к Чарльзу де Витту. Или к его призраку.
Мы входим в комнату с тяжелыми люстрами, арочными окнами, гобеленами и толстыми коврами, мебелью в стиле барокко, громадным камином и — бог ты мой! — еще и печкой в углу.
Миссис де Витт берет меня за руку и подводит к камину, который, по причине мании величия, вздумал изображать из себя слона.
— Вот он! — восклицает она. — Мой дорогой Чарльз и все остальные. Фото семьдесят третьего года.
Она повесила сильно увеличенную фотографию в рамке под стеклом на почетное место над камином. Краски выцвели. У мужчин длинные волосы, футболки самых невероятных цветов. Кажется, что эти люди смотрят на тебя из застывшего мгновения в прошлом.
Они собрались группой у раскопа. Кто-то опирается на лопату. Кто-то обвязал голову платком, чтобы не напекло.
Справа за Гретой стоит папа.
Грету трудно узнать. Она молода и привлекательна. Игрива. Глаза блестят. Она держит руки на животе. На отвале, возвышаясь над всеми остальными, царит Чарльз де Витт, скрестивший руки на груди. У него вид надсмотрщика на плантации, которому принадлежит вся эта проклятущая бригада. Значит, это все-таки он. Пожилой джентльмен обманул не меня. Он обманул свою жену.
Не знаю, какой секрет он скрывает. И зачем он притворился умершим. Или каким образом он ухитрился прожить, спрятавшись, все эти годы. Не будучи разоблаченным. В центре Лондона.
Мне страшно рассказывать ей правду.
Она ему надоела? Он сожительствовал с другой женщиной? Или встретил какого-то очаровательного мальчишку, перед которым не устоял? Может быть, обнаружил в Оксфорде в 1973 году вместе с папой и Ллилевортом нечто такое, что заставило его покинуть прежнюю жизнь?
Миссис де Витт приглашает меня в гостиную в стиле Людовика XVI. Мы садимся. Положив ногу на ногу. Тут, словно джинн из бутылки, возникает домоправительница с хрустальным графином.
— Чуть-чуть бананового ликера? — предлагает миссис де Витт.
Я вежливо киваю в знак согласия. Миссис де Витт отлично выдрессировала домоправительницу, и та никогда не смотрит прямо в лицо. Она разливает ликер по рюмкам, не поднимая глаз. Ликер наполняет рот сладостью.
— Чертовски хорошо! — причмокивает миссис де Витт. Вряд ли это ее первая рюмка за утро. — Так что же вы хотели у меня узнать? — спрашивает она и доверительно наклоняется ко мне.
— Я уже говорил, что я — археолог…
— А зачем вам Чарльз?
— Я сделал находку, которая требует некоторых изысканий. И в этой связи появилось имя вашего… покойного мужа.
Банановый ликер напоминает по вкусу сироп. Я сижу и чмокаю.
— Каким образом? — спрашивает она.
Мне в голову приходит, что я не представляю, как ей что бы то ни было объяснить. И меньше всего хочется сообщать о том, что ее муж благоденствует и по сей день. Я пытаюсь направить разговор в другую сторону:
— Вы говорили, что семья де Виттов бежала из Франции во время революции?
— Чарльз очень гордился своими предками. Замороженные французские лягушки! Они с криком о помощи ускользнули от гильотины. Семья выскочек, скажете вы! Но они же общались с королем и аристократами, в особенности женщины. Шлюхи высшего класса! И они драпанули через Канал. Прадед Чарльза основал адвокатскую контору «Барроу, Пратт & де Витт Лимитед». Дед и отец по очереди наследовали контору. Ожидалось, что Чарльз примет дела вслед за отцом. Чарльз был… хорошо воспитанным, как вы понимаете. Он начал учиться на юриста. Но набросился на археологию. Обратил его в другую веру профессор Майкл Мак-Маллин. Для семьи Чарльза это было скандалом. Окаянной революцией! Отец с ним не разговаривал много лет.
