Мне очень неприятно, что я вынужден сообщить тебе это вот таким образом!
Домой к тебе вернется инвалид! Мне надо было послушаться тебя и остаться дома!
Больше не в состоянии писать!
Ночью
Тоскую по тебе! Не могу уснуть.
Очень больно.
Холодная как лед.
Суббота
Дорогая самая дорогая Джоси сегодня — (неразборчиво)
и я — (неразборчиво) — перед священником
Но — (неразборчиво) — Моя Дж(оселина)
— я люблю тебя! — прости — (неразборчиво)
Ночью
Сейчас (неразборчиво) —
Джоси любимая от жара я стал (неразборчиво)
так устал!!!!!
Напишу тебе поз…
Это прекрасный образец поэтического творчества. Чарльз де Витт, вероятно, злобно ухмылялся, когда изображал себя самого на смертном одре. Первая страница написана четкими буквами с правым наклоном, которые глубоко вдавлены в бумагу. Постепенно он меняет почерк, который становится все менее уверенным и плохо читаемым. Под конец буквы едва заметны.
Я откладываю листочки в сторону.
— Он умер в ночь на воскресенье, — произносит миссис де Витт.
Я не знаю, что на это ответить.
— Настоящее прощальное письмо, да? — вздыхает она.
— Наверное, очень тяжело читать такое письмо!
— В каком-то смысле. И в то же время я чувствовала, что я при этом присутствую. Я знаю, как это происходило. Что он думал и чувствовал. Если вам понятно, что я хочу сказать. Мак-Маллин сам привез письмо из Африки и передал его мне.
Она делает глоток ликера. Я встаю и подхожу к фотографии у камина. Миссис де Витт семенит за мной.
— Вам знакома эта женщина? — Я указываю на Грету.
Миссис де Витт фыркает:
— Эта шлюха? Норвежская поблядушка?
Тут она вспоминает, что и я тоже норвежец. И что теоретически женщина на фото может быть моей матерью. Возможно, выяснить это я и приехал.
— А вы ее знаете? — робко спрашивает она.
— В известных пределах — да, — вру я. — Она преподавала в университете.
— Она забеременела, — сообщает миссис де Витт.
Я стою с открытым ртом.
— Забеременела? — запинаясь, повторяю я. И спрашиваю себя: от папы? Или от де Витта? Он сам рассказал, что они были любовниками. Но я не смею задать этот вопрос.
— Все делали вид, что не замечали этого, — фыркает она.
Я показываю на Чарльза де Витта.
— А это, — спрашиваю я негромко, чтобы скрыть волнение, — это ваш покойный муж?
— Боже милосердный, нет! — смеется она. — Хотя я нисколько не возражала бы против такого мужа!
Смутившись, она показывает на невзрачного смуглого мужчину, который сидит на корточках с левой стороны фотографии. Вид у него как у обиженного испанского торговца на рыночной площади.
— Вот он, мой Чарльз! Да помилует его Бог!
— Но, — спрашиваю я, ничего не понимая, и тыкаю ногтем в мужчину, который царит над всеми на фотографии, — это кто?
— Это, — она смеется, — руководитель раскопок. Очень известный археолог и ученый. Добрый друг моего Чарльза. Разве я не упоминала его? Майкл Мак-Маллин!
19.
Грузовик для перевозки мебели, огромный, как бензовоз, занял весь тротуар вдоль Шеффилд-террас, так что пешеходам приходится идти почти по середине проезжей части. Я прошу таксиста подождать. Полный необъяснимого ужаса перед Судным днем, я подбегаю к одному из грузчиков с тупым взглядом и мощными, как бревно, руками. Я спрашиваю его, где хозяин. Он меня не понимает и зовет другого амбала, который у них, по-видимому, бригадир. Я повторяю вопрос. Оба смотрят на меня и бесстыдно смеются над моим акцентом. Для них я всего лишь бледнолицый испуганный клоун-попрыгунчик, который дрыгает ножками перед их глазами.
— Хозяин? — повторяет наконец бригадир. — Понятия не имею.
— А кто здесь раньше жил? — повышаю голос, чтобы перекричать проезжающий мотоцикл. Они пожимают плечами. — Это важно, — настаиваю я, — я иностранный хирург. Речь идет о трансплантации сердца, очень срочно, жизнь ребенка!
Они неуверенно переглядываются. Потом бригадир входит в кабину грузовика и вызывает диспетчерскую. Когда он возвращается, вид у него растерянный.
— Ты, наверное, ошибся, приятель, эта квартира сдается внаем, — объясняет он. — Мы не знаем имени хозяина, да и не имеем права сообщать, кто наши клиенты, так ведь, господин из полиции? — Его внимание переключается на пять фунтов, которые я сую ему в карман. Он наклоняется ко мне: — И кроме того, тебе нужно говорить с теми людьми, понимаешь, которым принадлежит эта квартира. Это ведь не первая попавшаяся квартира, понимаешь?
Возможно, это просто-напросто совпадение. Совпадения бывают очень смешные. Иногда события происходят подряд, как будто между ними есть какая-то связь.
Чарльз де Витт, однокашник и коллега папы по Оксфорду в 1973 году, испустил дух в суданских джунглях августовской ночью 1978 года. Это случилось через месяц с небольшим после того, как мой отец погиб в результате несчастного случая, который полиция даже не захотела расследовать в связи с особыми обстоятельствами.
В связи с особыми обстоятельствами.
От такой формулировки у меня бегают мурашки по спине. Как будто что-то они знают. Но не всё.
Лондонское географическое общество, как всегда в субботу, закрыто. Но я продолжаю звонить до тех пор, пока из переговорного устройства мне не отвечает брюзгливый голос. Я спрашиваю Майкла Мак-Маллина.
— У нас закрыто, — отвечает охранник.
Я повышаю голос и снова требую Майкла Мак-Маллина. Вопрос важный.
— Приходите в понедельник! — огрызается охранник. Я прошу связаться с Мак-Маллином и сообщить ему, что мистер Белтэ из Норвегии ищет его по чрезвычайно важному делу.
— Что за колокольчик из ниоткуда?[49] — хрипит голос.
— Я мистер Белтэ из Норвегии! — кричу я так громко, что пешеходы испуганно смотрят на меня и ускоряют шаг. — Передайте ему, что сумасшедший альбинос хочет с ним поговорить!
Жужжание в переговорном устройстве прекращается. Я звоню еще много раз, но охранник не отвечает. Я вижу его за стеклом у экранов наблюдения. Испуганный и довольный собой, он сидит там, в безопасности, за толстенными стенами у многометрового кабеля телекамер. Я изображаю губами слова: «Немедленно позвони Мак-Маллину, сукин сын!» Может быть, он не понимает меня. Я показываю ему средний палец и бегу к такси.
Такси уехало. Шофер даже не захотел взять причитающиеся ему деньги.
20.
— О боже! Это ты? Уже?
Даже через переговорное устройство в СИС я узнаю голос своей старой подружки — седовласой бабушки с вязанием в руках. Я изображаю перед камерой самую зубастую из всех своих улыбок и машу ей.
Забавная штука язык. Именно язык отличает нас от животных. «Уже». Такое невинное слово. Но оно что-то означает. Оно выдает, что бабушка знала о моем приходе. Потому что кто-то ей сказал, что я сюда направляюсь.
— Боже милосердный! Здесь еще никого нет. И никто не предупредил, что мне…
Разговаривая, она открывает замок, и, пока он жужжит, я вхожу, а она все еще стоит у письменного стола, держа палец на кнопке, и что-то рассказывает мне по телефону. На руке плащ. Не могу решить, пришла она только что или собирается уходить. При виде меня у нее на лице появляется тупое, перепуганное выражение. Мне ее жалко. Она не знает, что ей со мной делать.
— Вы сегодня работаете? В субботу? — спрашиваю я.
— Вовсе нет. То есть, я имею в виду, обычно нет. Но сегодня… Ух, не знаю… Так что вы хотите?
— Хочу поговорить с Мак-Маллином.
Напряженность спадает с лица. Она наклоняет голову:
— Ой, как смешно. Он уже едет. Он надеялся, что вы здесь будете. У вас ведь была договоренность? О встрече? И вы поедете в аэропорт. Он просил, чтобы, если вы… — Она спохватывается и бросает плащ на спинку стула. — Ну хорошо, он скоро приедет. Может быть, нам пока подняться в его приемную?
Она идет вслед за мной по мраморной лестнице, потом по коридору с колоннами. Акустика еще более подчеркивает, что во всем здании, кроме нас, никого нет. Мы проходим по мозаичным плиткам мимо Вселенной мистера Энтони Лукаса Уинтропа-младшего и поворачиваем еще раз за угол. И вот мы стоим перед двустворчатыми церковными вратами, которые ведут к кабинету Майкла Мак-Маллина. Маленькие, гладко отполированные латунные буковки, образующие это имя, привинчены к темной деревянной панели. Когда вся власть в твоих руках, ты можешь позволить себе быть скромным.
Приемная перед кабинетом Майкла Мак-Маллина размером с конференц-зал. Поблескивает паркетный пол. Письменный стол секретаря стоит рядом с эксклюзивными французскими креслами и диванами, где посетители могут сидеть в ожидании, пока его превосходительству не будет угодно пригласить их в святая святых. Книжные полки ломятся от библиографических редкостей. Два окна обращены на улицу, видно, что стены толстые. Огромный ксерокс и такой же компьютер деликатно запрятаны подальше от глаз. Дверь в кабинет, где царит Мак-Маллин, имеет один обыкновенный замок и два с секретом. На подоконнике металлическое покрытие. На стене мигает красная лампочка сигнализации. В любой день Майкл Мак-Маллин может испытывать счастье и чувствовать полную безопасность, словно маленькая свинья-копилка в самом безопасном денежном хранилище мира.
