Ведя ночной бой с наступающими с запада гитлеровцами, Кожин все время прислушивался к артиллерийской перестрелке, которая доносилась с севера — со стороны правого фланга дивизии: там тоже шел бой. К двенадцати часам ночи гитлеровцы прекратили атаки на позиции полка. Огонь начал затихать, откатываясь куда-то на северо-восток и юго-восток.
Стало так непривычно тихо, что казалось, все солдаты той и другой стороны забрались в землянки и забылись тяжелым сном.
Но люди не спали. В каждом окопе, каждой траншее первого полка можно было заметить человека, стоявшего с винтовкой в руках и настороженно всматривающегося в темноту ночи, или группу бойцов, перекатывающих орудие на другое место, устанавливающих пулемет на огневой позиции или просто сидящих на корточках в ходе сообщения с кисетами в руках и тихо переговаривающихся между собой.
В одном из ходов сообщения стояли Александр Кожин, Воронов, Степан Данилович Пастухов и тихо разговаривали. Со стороны могло показаться, что они любовались тем, как в темное ночное небо то и дело с шипением взмывали бледно-зеленые ракеты и, описав в воздухе светящуюся дугу, почти внезапно гасли, словно падали в черную как деготь морскую пучину. Но не красота ночного зрелища привлекала их внимание в эту минуту. Эти ракеты, словно светящиеся пунктиры, очерчивали линию фронта вокруг полка капитана Кожина.
— Вон оно как получилось… — с тяжелым вздохом сказал Степан Данилович. — Думали, соединимся, фронт восстановим, а вышло по-другому…
На заре немцы возобновили атаки. Подразделения Кожина были выбиты из своих окопов и оттеснены к центру участка обороны. Кольцо окружения сжалось еще сильнее. Теперь бойцы лежали в неглубоких, наскоро вырытых окопах и стреляли по гитлеровцам. Вела огонь и полковая батарея, позиции которой находились в расположении первого батальона.
Тут же, рядом с батареей, в воронке от разорвавшегося тяжелого снаряда, располагался и наблюдательный пункт Кожина. Относить НП куда-нибудь в тыл было нельзя: тыла просто не существовало. А кроме того, отсюда все было видно: первый батальон, отряд ополчения, артиллерийскую и минометную батарею — весь передний край.
На обочинах проселочной дороги, которая пролегала через участок обороны, и посреди пожелтевшего луга уже громоздились подбитые немецкие танки, валялись убитые солдаты в серо-зеленых шинелях. Только что было подожжено еще два танка. Черный, удушливый дым, относимый ветром на восток, темной пеленой затягивал весь луг, где находился Кожин, и не давал возможности следить за тем, что делалось вокруг.
После очередной неудавшейся атаки гитлеровцев в воздухе появилась большая группа их бомбардировщиков. В течение нескольких минут оглушительный вой самолетов и разрывы бомб сотрясали воздух и землю.
Когда самолеты отбомбились и осела пыль, Александр увидел страшную картину. Все было изрыто воронками. Валялись разбитые орудия, зарядные ящики. Много было убитых и раненых красноармейцев.
Вслед за налетом авиации вдали снова показались немецкие танки.
— Сидоренко, вызывай по рации артдивизион! Скорее! Танки снова пошли в атаку! — крикнул Кожин, не отрывая глаз от бинокля, черноусому лейтенанту, который лежал здесь же, рядом с Александром, и, держа перед собой микрофон, кричал в него: — «Буря»! «Буря»!
— Что?! — переспросил лейтенант. В грохоте рвущихся снарядов он не разобрал слов капитана.
— «Бурю» вызывай! — в самое ухо ему крикнул командир полка.
— «Буря» не отвечает!..
— Вызывай! Иначе сомнут они нас!..
Немецкие танки подходили все ближе. А по ним стреляло только одно орудие. Стреляло прямой наводкой. Остальные орудия были разбиты.
Кожин, ожидая, пока лейтенант свяжется с артдивизионом, не спускал глаз с батарейцев. Израненные, с грязными, обгорелыми повязками, потные, чумазые артиллеристы работали без устали. Один подавал заряжающему очередной снаряд, другой разворачивал орудие, третий наводил его на цель и стрелял.
За наводчика у орудия стоял сам Асланов. Он весь был обожжен боем. У него недобрым огнем горели большие черные глаза, а горбатый нос, как кривая турецкая сабля, грозно нависал над белозубым ртом.
Стреляя по наседающим танкам, Асланов заметил, что около сотни автоматчиков прорвались с севера и грозили зайти орудию в тыл. Из-за грохота командир батареи не слышал, как, захлебываясь, пулемет Чайки и Озерова бил длинными очередями по автоматчикам.
— Почему спишь, Чайка?.. Почему не стреляешь?! — не оборачиваясь, Асланов крикнул Николаю, который со своим пулеметом лежал недалеко от орудия.
Чайка не ответил.
— Ствол!.. Надо сменить ствол! — кричал в ухо Чайке Озеров, — Он раскалился! Пули не долетают!
— Не могу! Эти гады не дадут! — крикнул в ответ Чайка.
Наконец лейтенанту удалось связаться с артиллерийским дивизионом, огневые позиции которого находились в трех километрах от первого полка. Оказалось, что радиосвязь некоторое время не действовала из-за того, что на огневых позициях был убит радист. Теперь у рации дежурил сам командир дивизиона. Узнав, в каком положении находится полк Кожина, он коротко приказал своему представителю: «Давай командуй!»
— По та-а-нкам. Фугасным. Заряд полный. Буссоль сорок два — двадцать. Уровень тридцать — ноль. Прицел сто. Первому. Один снаряд! Огонь! — командовал лейтенант.
Прошло несколько долгих секунд, и вот над головами бойцов просвистел снаряд и разорвался правее немецких танков.
Лейтенант внес коррективы в свои расчеты и вновь скомандовал:
— Левее ноль — шестнадцать. Прицел девять — два. Огонь!
Теперь снаряд разорвался левее наступающих танков.
— Правее ноль-ноль — восемь. Прицел девять — шесть. Дивизионом. Один снаряд. Огонь!
Новые снаряды рванули землю прямо впереди немецких машин.
Кожин на секунду оторвался от бинокля, обернулся к лейтенанту и с восхищением крикнул:
— Хорошо стреляешь, Сидоренко! Давай беглый! Пока дивизион примет команду, танки подойдут еще ближе. Будет полный порядок. Давай!
— Цель! — кричит в трубку лейтенант. — Четыре снаряда. Ого-онь!
Снова над головой прошумели снаряды и разорвались прямо среди немецких танков.
— Ого-о-онь! — все больше распаляясь, кричал Сидоренко.
Когда танки отошли в лощину и батареи перестали стрелять, Кожин взял микрофон из рук лейтенанта, шифрованным текстом запросил командира артдивизиона, где штаб дивизии и почему он не отвечает на радиосигналы. Тот сообщил, что штаб и другие полки, по всей вероятности, оттеснены на север и прижаты к реке, что и к его дивизиону начали просачиваться немцы.
Кожин с минуту молчал, а потом, шифруя текст, передал: «Держись. Вечером буду пробиваться к тебе».
Ответа не последовало.
— «Буря»!.. «Буря»!.. — кричал в микрофон Кожин. Но «Буря» не отвечала больше. Последняя нить, связывавшая его с артдивизионом, оборвалась.
— Что? Не отвечает «Буря»? — подойдя к капитану, с тревогой спросил Асланов.
— Не отвечает, — передавая микрофон лейтенанту, ответил Кожин. — Или их рация выбыла из строя, или…
— Совсем плохо… — с горечью сказал Асланов. — Без огня артиллерии мы долго не продержимся…
Слушая Асланова, Кожин посматривал на подбитые немецкие танки. На изрытом снарядами, исполосованном гусеницами поле замерли девять черных громадин с белыми крестами на броне.
— Слушай, Асланов, а что, если…
Асланов насторожился.
— Я знаю, где взять орудия, — продолжал Кожин. — Орудия? Какие орудия?
— Да вон они.
— Где? Не вижу.
— На подбитых танках, — уверенно сказал Кожин. — Вон, видишь, сколько ты их наколотил? К дальним немцы не подпустят, а к этим… Я уверен, что в них и снаряды найдутся.
Асланов несколько секунд смотрел на танки, потом с яростью обеими руками стал колотить себя по голове, приговаривая:
— Ах, осел! Ишак! Настоящий карабахский ишак! Почему я не сообразил, что на танках могут оказаться неповрежденные орудия и их…
— Нет, Асланов, от этой затеи не будет толку, — с сомнением сказал Соколов.
— Почему? Почему не будет толку? — набросился на него Асланов.
— А что же они, дураки, чтобы исправными оставлять нам орудия? Да еще с боекомплектом. Ясно, что они там все покорежили.
— Правильно, Соколов. Так бы они и сделали, если бы… — вмешался в разговор Воронов.
— Что?
— Если бы у них было время.
— Верно, Иван Антоныч, — поддержал его Петров и добавил: — Нам бы сейчас хоть два-три орудия, и то хлеб.
— Но между танками засели автоматчики, — напомнил Соколов.
— Автоматчиков выбью! — горячился Асланов.
Кожин обернулся к Соколову:
— Подними роту Давыдова. Пусть она вон по тому овражку зайдет к ним в тыл и ударит в спину. Ясно?
