***
Милана замерла у дверей палаты. Теперь ей собственное импульсивное желание поехать в больницу к Рустаму казалось неправильным. Это ведь сын Марата, это его семейные дела.
Или… уже не только его?
Рустам выглядел осунувшимся, бледным, и от того, как Марат коротко и осторожно обнял сына, у Миланы что-то набухло в горле. Как можно было… как ей можно было… Она впилась ногтями в ладони. Теперь на гормоны не спишешь, и расклеиваться нельзя!
Марат распрямился, отошел чуть в сторону. И Рустам увидел стоящую в дверях Милану.
– Милана Антоновна! Вот это сюрприз!
А фирменная нахальная улыбка Ватаева-младшего никуда не делась, пусть и озаряла сейчас бледное и осунувшееся лицо. Милана коротко выдохнула и шагнула вперед, в палату.
– Надеюсь, сюрприз приятный.
– Конечно!
– Милана тебе еще и суп сварила. Диетический. Куриный, – Марат поставил на тумбочку термос и пакет со столовыми приборами.
Рустам бросил на отца короткий и какой-то… какой-то отчетливо сканирующий взгляд.
– Вот это да! – Рустам картинно прижал руки к груди. – Я же с вами за такую щедрость никогда не расплачусь!
Милана заметила, как едва заметно нахмурился Марат.
– Отработаешь на благо компании. Ты же хотел, – услышала, словно со стороны, Милана собственный голос.
Рустам ухмыльнулся, и в это время зазвонил телефон Марата. Он достал его из кармана, бросил короткий взгляд на экран – и вздохнул.
– Твоя мать звонит. Я сейчас ей все сообщу, постараюсь успокоить, а потом дам трубку тебе.
И с этими словами Марат вышел из палаты. А Милана осталась с его сыном один на один.
Так уже было, несколько месяцев назад. Только сейчас все было совсем иначе.
Она наедине с сыном человека, которого до сих пор любит. Может, даже, любит сильнее, чем раньше, если это вообще возможно. А он сам там, где-то за дверью, разговаривает со своей бывшей женой.
Только вот Милана не смогла, сколько ни пыталась, воскресить в себе той жгучей, неконтролируемой ревности к этой женщине. Потому что… потому что вчера Марат сказал Милане… многое сказал. Большую часть она не расслышала, потому что рыдала. А еще он что-то беззвучно шептал ей в шею, когда она засыпала в его руках. Но одно слово Милана запомнила отчетливо.
Моя.
Слово из трех букв, которое может изменить многое, если не все. Еще одно слово из трех букв, вслед за «увы».
Нет, сейчас не время для такого серьезного осмысления своей жизни. Не здесь и не сейчас, когда на нее с легким и, кажется, слегка снисходительным любопытством смотрит сын человека, которого Милана, несмотря на все то сложное и пока неосознанное, что произошло между ними, любит. И ей надо как-то с этим юношей налаживать контакт.
Милана подошла к тумбочке, достала из пакета принесенную пластмассовую тарелку и принялась откручивать крышку термоса.
– А вы, правда, сами сварили этот суп?
– Правда.
– Для меня? – Рустам смотрел теперь не на нее, а на пар, поднимающийся от тарелки.
– Для тебя.
Рустам, наконец, снова посмотрел на Милану. И она не могла не отметить еще раз – как он похож на отца. Интересно, их ребенок был бы похож на Марата? Милана не смогла удержать судорожный вздох, отвернулась, протянула руку и слегка подвинула тарелку.
– Скоро остынет и можно будет есть, – голос звучал хрипло.
– Милана, скажите, отец уже сделал вам предложение?
Сказанное Рустамом было не просто неожиданным. Он сказал что-то… что-то совсем немыслимое. Милана резко повернулась к сыну Марата. Он смотрел на нее… серьёзно. И как-то еще. И казался сейчас гораздо старше своих восемнадцати.
– Какое предложение? – на всякий случай осторожно уточнила Милана.
– То самое, – хмыкнул Рустам. – Но если угодно – скажу прямым текстом. Он вам предложил стать его женой? Ну, или как это там у вас, взрослых, называется… – он движением, выдавшим его нервозность, поправил одеяло.
– Рустам, откуда такие фантазии?
– Отец обычно называет меня Рус, вы тоже можете, – он еще раз разгладил одеяло. А потом посмотрел Милане прямо в глаза. – Когда мои родители разошлись, я однажды спросил отца. Мне было десять, и я спросил его, кто та новая тетя, к которой он от нас ушел. – Милана не выдержала и отвела взгляд. Так и смотрела в окно, пока Рустам говорил. – А он сказал, что ни к кому не ушел, просто так было правильно. И что, когда я вырасту, он мне все объяснит. Я вырос, но отец мне так ничего не объяснил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рустам замолчал. Милана глубоко вздохнула – и заставила себя повернуться к юноше. Он смотрел на нее по-прежнему серьезным и не возрасту взрослым взглядом.
– Он не захотел тебе объяснить? – слова приходилось проталкивать сквозь горло.
– Я не спрашивал. А теперь уже и не буду спрашивать. Все понятно и так.
– Да? – как-то глупо переспросила Милана.
– Да. Тогда – это были вы, Милана. И сейчас вы. И если за десять лет – только вы, то либо я совсем не знаю своего отца, либо вы стоите на пороге брака с Маратом Ватаевым. Правда, конечно, вы может этого не хотеть. Но, судя по супу… – Рустам осторожно взял в руки тарелку. – Вы-таки не против. Только, можно, я не буду считать вас злой мачехой?
Милана сидела, буквально открыв рот. И смотрела, как Рустам пробует суп.
– Очень вкусно! – Рустам аккуратно проглотил несколько ложек. – Я прямо хочу вас обнять! Но не могу обнимать красивую женщину, когда сам лежу на больничной койке. Давайте обнимашки отложим до моего выздоровления. Хорошо, Милана?
Она едва смогла кивнуть. Милану разрывали два абсолютно противоположных желания – улыбнуться и расплакаться. А Рустам продолжал безмятежно и с аппетитом есть суп, пока в палату не вернулся Марат.
Он подошел в постели, протянул сыну телефон и забрал тарелку с супом.
– Успокой свою мать, Рус. У меня не получилось.
Милана незаметно, как ей казалось, смахнула слезы, пока Рустам все с теми же снисходительными интонациями говорил по телефону с матерью. А Марат подошел, встал сзади нее и положил руку ей на плечо. Так и стоял, пока Рустам не закончил разговор по телефону.
***
– Ты сейчас в офис?
Милана медленно покачала головой. Они стояли на парковке между своих машин.
– Нет, я поеду к Светлане. Я… я должна… и хочу.
– Понимаю.
Они снова зависли, глядя друг на друга. Нет, это приобретает какой-то неправильно устойчивый характер!
– Марат, можно, я задам тебе вопрос?
– Хоть сто.
– А где твоя жена? Почему она не в больнице с сыном?
Милана выпалила этот вопрос и замерла. Ей на самом деле только сейчас пришла в голову эта мысль. Что она могла встретиться с этой женщиной в больничной палате. И почему Рустам разговаривал с матерью только по телефону?!
Марат смотрел на нее с каким-то странным выражением. Ей снова казалось, что уголок его рта вот-вот поползет вверх. Так же, как и изгиб брови.
– У меня есть один вариант ответа на вопрос о том, где сейчас моя жена, – он смотрел ей прямо в глаза. Пристально. – Но, боюсь, он пока… чуточку преждевременный.
Милана почувствовала, как у нее мгновенно занялись горячим щеки. Это же не то, о чем она подумала?! Ватаевы сговорились! А Марат, между тем, продолжил.
– А если ты спрашивала о моей бывшей жене, матери Рустама, то она сейчас в отъезде. Ухаживает за своей больной тетей.
– Ясно. Значит, она уехала. И ее нет в городе. Тогда понятно, почему ты вчера приехал ко мне! – выпалила Милана. Ревность к этой женщине все же догнала ее.
– Нет. Совершенно не поэтому.
Они снова зависли, глядя друга на друга. Пока Милана шумно не выдохнула и не опустила голову.
– Извини.
И с почти обморочным восторгом почувствовала его руки на своей спине, как привлек к себе. И замер.
– Будь осторожна за рулем, – прошептал, наконец, Марат Милане в висок.
– Эй, это у тебя помято крыло.
– Мужчине с помятым крылом жить можно. Женщине – нет.
Они так и стояли, пока у Марата не зазвонил телефон.
