Экипаж пришлось на руках вынимать из изрешечённого и избитого самолёта.
Затем наступила томительная, а всего-то минут на десять пауза и, наконец, в небе обозначились несколькими точками возвращающиеся эскадрильи. Нет, это были всё ещё вышедшие из самого начала боя одиночки — по причине полученных повреждений, истратившие боекомплект, сумевшие сбиться в пути в поддерживающую друг друга стаю. Они не пытались выдерживать чёткий строй — им лишь бы дотянуть до раскачивающихся площадок, плюхаясь на палубы, садясь штатно, дав «козла», кто как…
С кораблей «выглядывали» сбившихся с курса радарами, корректируя курс по радио или отправляя «Сифайры» воздушного патруля — встречать, чтобы те вывели их на правильные директрисы глиссад.
Авианосцы, в ходе посадочных операций, неизбежно сломали своё построение, расходясь каждый своим манёвром — для приёма даже одиночного самолёта им всякий раз приходилось сходить с намеченного курса, доворачивая на четыре румба к северу, дабы не просто создать над палубой необходимую скорость ветра — «wind on deck», важней было нивелировать опасные боковые порывы. При этом эсминцы эскорта буквально «с ног сбивались», чтобы хотя бы номинально изобразить противолодочную опеку.
Матросы спешили оттащить принятые машины к носовому лифту, опуская в ангар, освобождая палубу для следующих в очерёдности.
Для всех причастных картина рисовалась всё ещё в более-менее приглядном цвете, ещё не утратив оптимизма — ничего такого, чтоб «из ряда вон» в неизбежных издержках войны: какие-то понесённые потери, возвращающиеся разрозненно самолёты, несущие на своих фюзеляжах и плоскостях следы недавнего боя, садящиеся как попало, случалось с ранеными в экипажах, или убитыми — все, что обычно сопутствует последствиям подобной операции. «Индефатигейбл» и «Формидэбл» и до этого не скучали без дела, принимая участие в боевых действиях, восполняя составы эскадрилий, комплектуясь новыми машинами и пилотами взамен погибших. Из последнего: участие в «норвежских операциях», из которых самыми примечательными были налёты на скрывавшийся в Каа-фиорде «Тирпиц»; Немцы огрызались.
Но сегодня сразу бросилось в глаза: «Мало… чертовски мало вернувшихся».
За оставшиеся неполные полчаса сели практически все, все кто уцелел в бойне: «Сифайры», «Корсары», всего пара «Файрфлаев». Ещё одна «Барракуда», не ухватившая аэрофинишёры отскоком гака при ударе о палубу, пойманная уже на улавливающие сети-баррикады. И ни одного «Эвенджера».
Постепенно эфир затихал. Сигнальщики в профессиональном споре с постами РЛС тщились обнаружить ещё кого-то в воздухе. Прямо на глазах у всей эскадры, в полутора тысячах ярдах по ходу движения, один из самолётов не дотянув упал. Туда немедленно бросился эсминец, пилота по всем ожиданиям должны были спасти, и многих теперь мучил вопрос «как с остальными?». Вернувшиеся экипажи доносили, что немало количество людей сейчас там, выпрыгнув с парашютом, приводнившись, болтается на волнах в аварийных плотиках. Даже флотский состав авианосцев, всегда относящийся к лётному персоналу на своих кораблях, как к «бедным родственникам»*, сейчас, видя, каково пришлось «крылатым» — счёт потерь шёл на десятки, сочувственно угощали тех сигаретками, оказывая непритязательную моральную поддержку.
* Что, в общем-то, неудивительно, зная сложившиеся имперские традиции Альбиона, где на протяжении не одного столетия звучало «правь Британия морями». Флотская каста в Королевском флоте появление пришлых авиаторов в боевом составе восприняла как посягательство на «свою территорию». В Royal Navy авианосцами командовали морские офицеры (в отличие от тех же американцев, где эту должность всегда занимал выходец из лётной школы), штурман-наблюдатель в экипажах самолётов так же являлся представителем флота, причём на командирских ролях. Да что там, даже на бытовом уровне — в стеснённых условиях проживания на боевых кораблях, пилоты, и особенно персонал технического обслуживания авиатехники буквально ютились, где придётся: в корабельных коридорах на матрасах, на временно подвешенных гамаках, всегда оставаясь на вторых ролях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Последним вернулся «Корсар», не увиденный ни сигнальщиками, ни даже операторами радаров. Скорей всего из-за того, что финальные мили истребитель тащился издыхающим двигателем, едва удерживая высоту. Он прошёл низко и рёвно мимо своей «палубы приписки», волоча за собой предательский дымок, шатаясь словно пьяный… с кораблей видели изъеденную дырами хвостовую часть истребителя с наполовину обгрызенным пером стабилизатора*. Промахнувшись на второй круг, борясь с норовистой машиной, пилот видимо решил не испытывать судьбу, на вираже «поляна» «Индефатигейбла» ему показалась, может быть более удобной**…
Избежать катастрофы не удалось, закрутившейся волчком уже на подломившихся шасси, самолёт буквально вышвырнуло за борт. Как ни странно лётчик спасся.
* Мощный двигатель Vought F4U «Corsair» обладал сильным крутящим моментом винта, что особенно ощущалось нестабильностью самолёта при взлёте и посадке, его буквально болтало вправо и влево. Вплоть до того, что для противодействия данному эффекту производителем были внесены изменения — угол установки стабилизатора конструктивно был выправлен на два градуса влево (против вращения). Однако это новшество до англичан не дошло. Тем более что в нашем случае хвостовой киль оказался разбит и не смог бы нивелировать известные погрешности.
** Большой «звездообразный» двигатель воздушного охлаждения на «Корсарах» ограничивал обзор, лётчики и при штатных посадках нередко предпочитали заходить на авианосец не по прямой, а на вираже, чтобы лучше видеть посадочную палубу.
— Мы давали ему «запрет». Ему надо было увеличить мощность на второй круг или выравнивать левее на борт по оси, — лейтенант Рум*, офицер управления посадкой на палубу, не оправдывался за действия своей команды, просто констатировал.
— Не было у него уже мощности, ни выровнять, ни на повторный заход. Разговор происходил уже потом, спустя время, когда будет окончательно ясно, что больше никто не вернётся. У «Сифайров» патруля произошла пересменка, в паузе которой инженер-электрик авианосца Лес Бэнкрофт** прошёлся к платформе принимающего посадочного сигнальщика на корме корабля, чтобы починить обрыв в силовых линиях.
— Как бы там ни было, на удивление при посадке разбилось не так уж и много, С учётом, какими посечёнными некоторые из них вернулись,
— Да не больше чем обычно, — лейтенант Рум, казалось, совсем уж помрачнел, аварийность на британских авианосцах оставалась всё ещё больной темой, вина здесь была, в том числе и в выучке персонала (камень в его огород). Перенимался опыт янки, как и принимались на вооружение более крепкие американские машины. Но сегодня, кроме этого искалеченного в бою «Корсара», буквально на пустом месте было потеряно ещё два истребителя. Снова сказалась неизлечимая проблема, переделанного из сухопутной версии «Сифайра» — к скверному обзору из его кабины из-за длинного носа лётчики приловчились, однако узкая колейная база передних шасси применительно к нестабильной качающейся палубе авианосца и в этот раз привела к двум авариям под списание.
— А ударные эскадрильи выкосили, считай… да какой там «считай» — выкосили полностью, — ушёл с темы Бэнкрофт, — ни один «Тарпон»*** не вернулся. Как я понял, с остатками «Барракуд» тоже не густо.
— Да. И это видимо всё. Больше нам крыть русских нечем. Смысла в дальнейшей погоне лично я не вижу, можно разворачиваться и возвращаться в метрополию. За пополнением. Вот только пару эсминцев в тот район я бы послал, — лейтенант повернул голову, глядя вдоль всей полётки в сторону носа — на северо-восточные румбы, куда всё ещё продолжали двигаться корабли, — хотя… пока они туда добегут, скольких к тому времени обнаружат выживших, учитывая температуру воды, время на поиски и прочее?
— В любом случае не нам решать, полагаю, контр-адмирал это тоже понимает.
— Да уж, непростые решения…
