— Нет, не думаю, — ответил старпом, показав неплохую академическую осведомлённость, — когда на кораблях флота, и не только на крейсерах проекта 1123, стали «вылетать» эти самые ТНА третьей серии, причину вскоре установили: конструкторская недоработка, приводящая к резонансным явлениям на определённых оборотах во втором ряде лопаток. Меры были приняты. Так что в нашем случае, это дело случая. Наверняка вылез какой-то не выявленный на ремонтном заводе дефект, в условиях жёсткой эксплуатации ГЭУ… во всяком случае, я списываю на это, «Тут, пожалуй, да, — согласился Скопин, подумав, — накопилось. Датским пёрли на полном… стармех всё жаловался на сильную вибрацию при высоких оборотах, что особенно было им там слышно на местах. Потом бой с линкорами, тоже на бегах весь. А следом и шторм настиг: чтобы входить на высокую волну, поддерживая заданную скорость, приходилось выжимать из машин всё на максимуме».
— Понятно, в общем. Но может всё же следует запросить адмирала чутка снизить ход? Тут, казалось бы, совсем немного осталось, но всё равно — топать ещё не одну сотню миль…
Старпом мимикой изобразил нечто: «на ваше командирское усмотрение». Засобиравшись уже уходить, он повернулся, вдруг выдав с неприятной снисходительной насмешкой:
— Левченко наверняка спросит о причинах. Стыдно наверно будет признаваться в конструктивном дефекте на корабле… из будущего?
«Сукин ты сын, и к чему ты это…»? — в этот раз Геннадьича зацепило'
Со старшим помощником на крейсере у него не задалось изначально. Капитан 2-го ранга явно метивший сам, по выслуге и заслугам, в командиры корабля, принял назначенного сверху пришлого «варяга» субординированным недовольством.
Лишь погодя, немного пообтёршись, какие-никакие рабочие взаимоотношения наладить удалось. Когда же вся история перешла совсем в нестандартную, да что уж — немыслимую категорию с перемещением в неизвестно куда…
«Да он, злыдень, перекреститься был должен, и радоваться, что не ему тянуть эту лямку ответственности в реалиях 1944 года. И что вот… опять взялся за старое? Ну, получи….», — решив остудить гонор подчинённого Скопин, тихо, со сдержанной расстановкой напомнил:
— Командир БЧ-5 у нас «не родной», его перевели с «Ленинграда», как я понял, в последний момент, не так ли? В свои обязанности он входил уже «на воде». А корабль после ремонта у сдатчика на Севморзаводеж принимали вы, товарищ капитан 2-го ранга. В том числе по хозяйству БЧ-5. Говорите, к турбине второго котла сразу были нарекания? И кого будем винить? Недаром же вы по первому зову помчались к трюмачам. Стыдно?
Ответа и не ждал…
— Сколько займёт устранение неполадки?
— Возня часов на восемь.
— Если не больше. Что ж, надеюсь, ничего паршивого более не случится, — жестом подведя разговор к черте, дескать, всё, можете идти… — в стороне переминался с ноги на ногу вернувшийся с камбуза матрос, уже запримеченный по запаху чего-то съестного.
— Дава-ай уж, — принимая тарелку, осознавая как оголодал, кромсая вилкой котлету. Даже и не «раскусив» поначалу гарнир в подливе, пока не стал разжёвывать ускользающие на зубах комочки варёного злака — негативно запомнившейся ещё с начальной школы и курсантских времён каши «дробь шестнадцать».
— Эй, боец? — набитым ртом, — это что за фигня? Издеваешься⁈
В остатке сохранился лишь неприятный эмоциональный привкус общения со старпомом и насильно проглоченная нелюбовь к перловке. Что хуже, упования, что ничего скверного более не случится, не оправдались.
Оно всё уже случилось:., докручиваясь — в переносном, как и в прямом смысле слова — где-то там, в обратной подаче от турбоагрегата к валопроводу, маховиком гребного винта правого эшелона.
* Севастопольский морской завод имени Серго Орджоникидзе.
* * *
Сколько там отмотало, пробежавшись «минутной»? И получаса не прошло?..
Вдруг что-то изменилось! Наработанным опытом ощущая палубу под ногами, на ходу всегда «отыгрывающую», редко когда спокойную, если в море… — что-то изменилось, неуловимой утробной дрожью в работе силовой установки, сменой ходового режима.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А телефон с «низов» уже раздирался, трезвоня! То, что ещё толком не докатилась до мостика, с полным осознанием проблемы прочувствовал находящийся в трюмах во всей близости к происходящему командир БЧ-5, забив тревогу.
Пост дистанционного управления правой машиной отреагировал на санкцию. В ходовой рубке машинный телеграф синхронной связью перевёлся на «средний». Кэпг повисший на телефоне, оставаясь на линии со стармехом, даст в сторону пытливо ожидающего вахтенного офицера: — Срочно «отстучите» на флагман: «Вынужден временно снизить скорость ввиду неполадок с машинами».
Ещё сохраняя инерцию прежних узлов — «двадцать», на лаге опускались до отметки «двенадцать» — крейсер поневоле замедлялся. Вот только снижение оборотов на правой валолинии к ожидаемым рецессивным послаблениям не приводило. И уже сюда до верха откуда-то из района кормы из-под третьей палубы явственно добралось, пробиваясь нарастающей вибрацией, — Машину придётся остановить полностью, — услышал в трубке командир крейсера.
Теперь взывать к флагману потребовалось уже кардинально: «Не могу дать более пяти узлов».
— На одном котле мы можем идти на шести и даже на семи, — осторожно предложил вахтенный офицер.
Кэп показал на уже повешенную трубку его разговора со стармехом:
— «Дед» сказал пять. Я бы тоже не стал рисковать и перегружать пока единственно рабочий агрегат. Случись что и с ним, тогда вообще встанем. Да и какая особо разница — пять или шесть. Всё одно, блин… задница.
Серые сумерки уже как более часа поглотила окончательно сгустившаяся темень ненастных северных широт. Разделённые несколькими кабельтовами, видимые лишь опытными сигнальщиками, знающими, куда смотреть, корабли эскадры изредка минимальным нарядом перемигивались приглушёнными сигнальными фонарями.
Впередиидущий в колонне уступа «Советский Союз» уже догнал — тёмная громада линкора, поравнявшаяся траверзом с ПКР, близко, не больше чем в трёх кабельтовых, минуя, С надстройки флагмана блеснуло чьим-то вниманием — линзами бинокля, заморгало ратьером, требуя дополнительных подтверждений и разъяснений.
Разница в скорости, когда крейсер, продолжавший движение с одним лишь рабочим котлом кормового эшелона, всё более теряя ход, стала окончательно ощутима, тут уж не попишешь — они проходили мимо мигрирующей колонной друг за другом в заданном интервале. Вот уже и концевой «Чапаев» оставил траверз — с «голой» без единого самолёта полётной палубой, молчаливый, безлюдный, точно вымерший.
— Бросят? — вырвалось в эмоциональном окрасе у вахтенного.
— И останется нам только отчаянно сражаться и героически умереть, когда бы на хвосте вся 'королевско-британская рать*… — это хотите сказать? — командир усмехнулся. Криво. А призадумавшись и вовсе сгримасничал:
— Я уж не говорю о встрече с вражеским артиллерийским крейсером или линкором. Но и свою былую убеждённость, что мы в плане ПВО о-го-го!.. сейчас я бы немного подкорректировал: если на нас одиноких снова набросится самолётиков эдак сто, свою неприятную и возможно смертоносную в итоге плюху мы всё же, как мне видится, получим. Да-да, — покивал Геннадьич, заметив критическую реакцию вахтенного капитан-лейтенанта, кстати, старшего офицера одного из зенитно-ракетных дивизионов.
— А по поводу «бросят», сложись такая у флагманского штаба <5иту$ция, где ради спасения большего потребовалось бы пожертвовать малым — тем же «Чапаем» или «Кронштадтом», рациональное решение: оставить «подранка» и уходить.
Только в нашем случае тут всё немного иначе. Мы слишком… эксклюзивны. И Левченко это прекрасно понимает. Так что нет. Не бросит. Те более мы тут уж, считай, на финишной прямой.
— Так уходят…
— Без личного приказа командующего — кто там сейчас из старших флаг-офицеров на мостке линкора — дать «самый малый» по эскадре он, наверное, не может. Но ничего, ща, «разбудят» главного, доложат, то-се… ждём.
