— Лера! Так нельзя!
Я обернулась: Леня!
— Уехала, никому ничего не сказала. Я из твоего этого… Эдика… Родика… всю душу вытряс, пока он раскололся, где тебя искать.
— Он что, еще там? — спросила я мрачно.
— И не один, — усмехнулся Леня.
Это становилось интересно.
— А кто с ним?
— Твоя подруга. Бывшая хозяйка куклы.
“Бедная Марина!” — подумала было я, но потом возразила себе: “Почему это бедная? Если они сошлись на лепнине, сойдутся и на манной каше”.
— И чем они там занимаются?
— Она, похоже, просто так зашла, а этот барахло свое пакует. Никак не хотел говорить, куда ты делась. Думал уже, бить придется.
— Вот и побил бы, — сказала я сладострастно. При любых обстоятельствах обожаю, когда из-за меня сцепляются самцы.
— Не люблю я драться, детка. У меня для таких случаев калькулятор.
— Калькулятор? — переспросила я. — Зачем?
— Для окончательных расчетов. Не слышала такую шутку? Пойдем, покажу устройство. В багажнике лежит. — И Леня повел меня к машине.
— Ничего себе! — Я обомлела. — А как же гаишники?
— У меня охранная грамота есть. — Он полез в карман пиджака и вытащил фотокарточку, запечатлевшую его в обнимку с премьер-министром.
— Как мало я о тебе знаю… — сказала я.
— Хочешь узнать побольше?
А что мне терять? Да, хочу.
— О’кей. Считай, что ты на допросе. Вопрос первый: зачем тебе фотографии?
— Честно? Я любовался. Тобой, — сказал Леня с улыбкой Чеширского Кота.
Ответ принят. И даже приятен. Вопрос номер два:
— А калькулятор… зачем?
— Муляж. С Киностудии Горького. Журнал “Эскорт” войнушку заказал на разворот. У меня и пилотка есть, хочешь померить? Ой, детка, тебе пойдет… — И Леня окинул меня взглядом профессионала.
— А Касьянов?
— По-твоему, я выпить с премьером не могу?
— Можешь, наверное…
— Хорошая работа, правда? “Фотошоп” мне вчера ребята поставили. Всю ночь тренировался.
— А нарисуй меня со светлыми волосами. И с челкой. Все думаю — отстричь, не отстричь... И в длинном желто-красном платье. Нарисуешь?
— И не подумаю. Я его тебе куплю.
— Учти, это очень опасно. Я буду аппетитна, как пакетик картошки фри в “Макдоналдсе”, и все сразу захотят меня съесть.
— Вот и отлично.
Я посмотрела на Леню, на серебристый джип “тойота рав четыре” с номерами победы над Германией, на белые стены монастыря, на солнце и облака, и стало мне хорошо-хорошо. Как во сне. А суп варить я научусь.
Упс! Мясо возвращается обратно в котел. Чип и Дейл снова спешат на помощь. Вот кто настоящий спасатель. Тот был не принц, принц — этот! Он позаботился о ней — и она готова идти за ним на край света. Я подложила под ноги героини те же самые грабли. И она на них опять наступает. И уходит на тот же круг, который только что прошла. И можно водить ее так всю жизнь, но здесь я поставлю точку.
Были последние числа марта, солнечного и морозного, ледяной воздух звенел, сиял, пел. В начале девятого утра я бодро шагала с рюкзачком, полным книг, по заснеженному Карачарову. Улицы были пусты, даже собаки и те куда-то подевались. Совсем рядом проходила железная дорога, ветер доносил запах копоти и смолы, гулко громыхали составы, и хотелось взять да уехать в далекие страны, в легкие, райские миры.
Автобус пришел точно по расписанию, и я с чистой совестью переступила порог издательства “Март” за двенадцать минут до контрольного времени, забросила рюкзак под стол и сбегала во французскую пекарню за шоколадным круассаном. Его подали румяным, свежим-свежим, и я подумала: все-таки как хорошо, когда у тебя в кармане есть пара лишних купюр.
Но грезы скоро развеялись. В тот день Корольков пришел в особенно плохом настроении — и сразу вызвал меня к себе.
— Лера, поди сюда. Отвезешь этот конверт в “Книжный мир”. Это где-то на Покровке, Лариса знает.
Косая, чуть ли не высунув язык от усердия, принялась рисовать план на бумажке.
— У “Диеты” садишься на “букашку”. Едешь до Курского вокзала, выходишь, и справа будет улица. Идешь по ней сто метров. И вот тут будет магазин. — Косая поставила на листе жирный крестик. — Понятно?
— А адрес?
— Адрес не знаю. Покровка. Сразу найдешь.
Внимательно изучив лоцию, я села на троллейбус “Б” и, как и было указано, доехала до Курского вокзала и сошла с троллейбуса на заметенный белой крупой тротуар.
Я никогда не любила вокзалов и всегда старалась избегать вояжей “по направлению к”, поэтому место оказалось незнакомое. Я огляделась по сторонам. Никакой улицы справа не было и в помине. Я еще раз заглянула в бумажку. Так и есть, остановка “Курский вокзал”. На рисунке улица есть, а в действительности — нет. В замешательстве я теребила уголок конверта.
— Вы не подскажете, как пройти на Покровку?
Прохожий, галантный старик в старомодной фетровой шляпе, переложил из руки в руку трость, склонился вперед и переспросил:
— На Покровку? Деточка, это вам нужно перейти Садовое кольцо, а там садитесь на троллейбус и поезжайте две остановки в обратную сторону. Потом опять переходите дорогу — обратно на эту сторону, — и сразу будет Покровка. Или можно пешком по Садовому, здесь минут двадцать, не больше. Или по Лялину переулку, но если не знаете, деточка, лучше не надо, запутаетесь.
— Спасибо.
Я еще раз посмотрела на листок, исписанный четким, каллиграфическим почерком Косой, и вдруг почувствовала, что мне нечем дышать. Косая нарочно дала неправильный адрес! Эта мелкая подлость была еще добродетелью с ее стороны — всего-то вернуться на две остановки. А между тем они даже не выдали мне проездного!
Я сидела на лавочке, на остановке “Курский вокзал”, и плакала. Мимо спешили люди, проносились машины. На меня никто не смотрел. Светило солнце, на тротуарах искрился только что выпавший, еще не затоптанный снег, наверное, последний — чистый, белый, совершенно новогодний снег.
Я встала и побрела в сторону Покровки.
— Ну что, передала конверт? Долго ты... — В словах Косой я уловила усмешку. — Мы тебя к одиннадцати ждали. Теперь надо съездить на Серпуховскую, в фирму “Ляссе”. Была там когда-нибудь?
— Приехала? Давай дуй на Серпуховку, — услышав наш разговор, выглянул из кабинета Корольков. — Отдашь им пленки, пускай переделывают. Только быстро! Одна нога туда, другая обратно.
О нет, моя карета слишком засиделась в тыквах. Надо эту лавочку прикрывать. Сейчас или никогда. Проживу и на электросенсах .
— Я не поеду.
— То есть как не поедешь?
— Так: не поеду.
— Не понял!
— У вас появилась вакансия, — говорю я устало.
Никто, кроме босса, не слышит меня, редакция живет обыденной жизнью.
— Завтра уже апрель, — говорит Узьминичне Косая и снимает с гвоздика откидной календарь. Ей не терпится, должна же она, менеджер по календарикам, хоть в чем-то себя проявить. Я оборачиваюсь и вижу, как в веере страниц мелькает голубая надпись “Март” и сменяется новой цифирью.
Закатное зрение
Наль Анна Анатольевна родилась в Омске. Окончила филологический факультет МГУ. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат Царскосельской художественной премии (2007). Живет в Москве.
Внуково
Облако, груженное самолетным громом,
отходит огромным белым паромом
в сторону, противоположную звуку.
Выпуская жужжащую муху,
пятерня продлевает руку
вздрогнувшим аэродромом.
И не важно, кто был ведомым.
В близоруком вечернем свете
взлетные полосы жизни, любви, смерти
любой полет заземляют домом, —
если верить ладоням.
Сижу на крылечке
как царь,
опершись на клочок овечки,
продубленный до тени.
С нижней ступени
столбцами ползут в мураву человечки,
отслаиваясь в словарь
