— Когда-то эту усадьбу построил граф, вскоре после чего переехал сюда вместе со своей молодой женой. Брак заключали по расчету. Граф был стар, но богат, девушка — молода, красива, но бесприданница, которую отдали замуж против ее воли. Вместе они прожили чуть больше года, после чего граф скончался, как говорили, от сердечного приступа. Вскоре после этого вдовствующая графиня встретила молодого человека, который оказался магом. Вообще, ходили слухи, что он был ее любовником еще при жизни мужа. Сама графиня с рождения имела необычные способности, позволяющие ей видеть потусторонних существ. Она была медиумом. Дмитрий — так звали мага, объяснил, что такого дара не нужно бояться, и помог с ним освоиться. Будучи крайне сильным и талантливым магом, он почувствовал, что усадьба стоит на месте, где ткань мироздания истончена, и помог здешней магии себя проявить. Так у усадьбы появилось две стороны: одна, видимая человеческому глазу, и другая — место обитания духов, которые с того времени могут попадать в нее из разных миров. Сначала Дмитрий сам отыскивал духов и помогал тем из них, кто в этом нуждался, поэтому первое время здесь существовала скорее не гостиница, а приют.
Звучало… фантастически. Я даже не заметила, как, завороженно слушая Германа, подалась вперед и невольно приоткрыла рот.
— И что потом? — поторопила, когда он замолчал.
— Потом случилась революция, — продолжил безликоборец. — Усадьбу разорили, хозяев расстреляли — по официальным данным. На самом деле они ушли в другой мир, где, по слухам, прожили долгую и счастливую жизнь. Несколько лет в усадьбе существовал склад, потом здание кое-как привели в порядок и организовали здесь школу. Правда, долго она не просуществовала из-за того, что в ней постоянно творилась всякая чертовщина. После еще пары безуспешных попыток сделать из здания магазин, его забросили. Так оно до сих пор и стоит бесхозным. Зато духам — раздолье.
Представив, как в некогда существующей здесь школе летали тряпки, гремели стулья, а мел на доске писал неприличные выражения, я улыбнулась. Зная духов, могла бы поклясться — именно так все и было!
— Вот ты говоришь, приют, — задумчиво проговорила я. — А как он превратился в гостиницу? И как перешел к Кириллу? Кажется, Алена как-то упоминала, что Кирилл пришел в наш мир около двух веков назад…
Герман, что совсем не было ему свойственно, фыркнул и закатил глаза:
— Так вот откуда сплетни берутся… Впрочем, фактически тебе сказали правду.
— И-и? — протянула я, когда он вновь замолчал.
— Это дела Кирилла, — отрезал безликоборец, показывая, что на эту тему говорить не намерен. — Я не любопытная горничная Большого Дома, чтобы лезть в чужие тайны.
Наверное, услышав такое, Аленка бы обиделась, но я мысленно поставила Герману еще один плюсик. Что может быть хуже мужчины, любящего трепать языком?
За время разговора мое «головокружение успело пройти», и дольше оставаться в библиотеке смысла не было. Мы уже направились к выходу, когда мне внезапно захотелось прояснить еще один момент:
— Герман?
Он остановился и, как мне показалось, вздохнул. Обернулся и вопросительно на меня посмотрел.
— Кто такая Шэлли? То есть… я понимаю, что она дух. Но почему ее никогда не видно в Большом Доме, хотя она абсолютно точно здесь живет?
Судя по всему, обсуждать этот вопрос Герману тоже не хотелось и все же, недолго поколебавшись, он ответил:
— Не все духи таковыми рождаются. Некоторые души, которых что-то держит на этом свете, застревают между мирами. Как Шэлли. Она — дух-призрак. Такие духи не могут взаимодействовать с другими духами, только, при желании, с людьми. В сущности, почти все обычные духи вообще не замечают призраков. Те для них — все равно, что невидимки.
Некоторое время я неподвижно стояла, осмысливая услышанное. Прежде мне ни разу не приходилось связывать духов и души умерших людей. Всех без исключения духов я изначально воспринимала как каких-то волшебных существ. А оно вон, оказывается, как бывает…
— А кроме Шэлли в Большом Доме еще есть призраки?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. Как правило, они одиночки.
Я видела, что Герман о чем-то недоговаривает. О том, что связывает его лично с девочкой-олененком, но больше пытаться лезть к нему в душу не стала.
Следующие несколько дней пролетели как одно мгновение. Видимо, посчитав, что ее подчиненные выглядят слишком счастливыми, госпожа Санли завалила нас работой настолько, что нам сочувствовали даже не знающие усталости духи-помощники. Уборка номеров, мытье коридоров, подготовка бань — все сливалась в непрерывный калейдоскоп, где единственной передышкой оставался сон.
О, да! Благодаря ловцу снов ночь для меня стала самым желанным временем суток. Сов оказался товарищем ворчливым, любящим немного поныть и пожаловаться на тяжелую долю, однако работу свою выполнял исправно. Я рискнула заказать себе пару сновидений и не прогадала — утром ощущала себя так, словно посмотрела невероятно интересный фильм, в котором помнила каждую деталь! А вдобавок, что немаловажно, чувствовала себя бодрой и отдохнувшей.
В ночь перед выходным я и вовсе решила сыграть не по правилам, попросив Сова составить мне во сне компанию. В общем, как оказалось, моя комната, окутанная голубоватым светом, тоже являлась своего рода сном. Точнее, как сказал Сов — отправной точкой. За несколько минувших ночей эту «отправную точку» Сов переделал на свой вкус, и теперь некогда лаконичный номер гостиницы походил на свалку старого барахла. Пожалуй, моя кровать осталась единственным нетронутым предметом мебели: вместо привычного шкафа здесь теперь стоял старый сервант, до отказа напичканный антиквариатом, стол вместо квадратного стал круглым и покрытым простенькой скатертью, на стене появились часы-кукушка — только вместо кукушки из них выпрыгивала ухающая сова.
— Можно, я у тебя здесь побуду? — присев на кровати, спросила я.
Сов безразлично пожал плечами и, широко зевнув, прошлепал ставить чайник на невесть откуда появившуюся в углу плиту.
Это было очень странно: понимать, что я вроде как сплю, но в то же время все происходит на самом деле. Этакий реальный сон, которым можно управлять. А еще страннее было воспринимать это гнездовье Сова как свою комнату в Большом Доме.
Пока Сов заваривал свой фирменный кофе, я украдкой осмотрелась, отметив пристроенное на кресло-качалку лоскутное одеяло, старый добрый фильмоскоп, взгромоздившийся на тумбочку, и, конечно, ловец снов, как и в реальности висящий у изголовья кровати.
С ногами забравшись на стул, я вдохнула запах, исходящий от поставленной передо мной кружки и, цапнув из вазы печеньку, поинтересовалась:
— И как это меня угораздило тебя встретить? Не поверишь, но я купила твой ловец снов совершенно случайно!
Сделав смачный глоток, сов откинулся на спинку стула, поскреб перья на макушке и сонным голосом возразил:
— Чего не существует во всех мирах, так это случайностей. Все, что ни происходит — есть суть закономерностей бытия.
— Хочешь сказать, что наша встреча была предрешена? — удивившись тем, что во сне почувствовала вкус печенья, я принялась за кофе.
— Не предрешена, а закономерна, — вновь зевнув, Сов прикрыл клюв крылом. — Оболтус Митька не хотел ехать на ярмарку, когда об этом его попросила мать. Но поехал, потому что требовались деньги на взятку недобросовестному преподавателю, который не хотел ставить ему зачет. А не получил бы Митька зачет — турнули бы из универа. А турнули бы из универа — пришлось бы идти работать на фирму к папашке, с которым они не в ладах. Вот так неудачливый Митька, сын одной известной ведьмы, и попал на ярмарку духов. А ведьма та с разумением — у нее в лавке только хороший товар имеется. Только рассчитан он не на духов, а все больше на медиумов, ведьм, да простых людей. Вот духи всю ярмарку мимо и проходили, а потом ты появилась…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
За один прием опрокинув в себя остатки кофе, Сов вздрогнул так, что затряслось его меховое пузо, и выдохнул:
— Это оболтус Митька еще продешевил, когда тебе мой ловец снов всего за семь тысяч продал. Еще и барахлом меня мысленно обозвал, — обидчиво протянул Сов и тут же довольно хмыкнул: — Мамка его небось потом за уши оттаскала…
