— Вот так бывает, — грустно заметил Сенечка. — Никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту. Но если об этом задумываться, придется жить в вечном страхе. Но в таком случае зачем вообще жить? Лучше об этом не думать.
— Не думать об этом на кладбище невозможно, — возразил я.
— А я согласна с Сеней, — пропищала румяная Галка, которая вообще не привыкла ни о чем думать. — Надо просто жить, и все.
Мэр города, как и полагается, стал говорить первым. Он был действительно красив, этот здоровый мускулистый парень с рекламного плаката зубного порошка. Но речь не соответствовала его внешности. Он говорил стандартные фразы, которые, видимо, с трудом выучил. И при этом частенько запинался, подыскивая нужные слова. Впрочем, это никоим образом не умаляло его достоинства в глазах его подружки Галки. Которая заворожено смотрела на своего кумира, начисто забыв по какому поводу он выступает.
Поскольку речь мэра не способствовала созданию трагического настроения. Я шепнул Вано, что теперь самый момент незаметно отойти и взглянуть на могилу, к которой вчера подходил профессор. Сегодня, впрочем, профессор так не появился, так что никто ничего и не заподозрит.
Мысленно попросив прощения у покойного, мы потихоньку стали двигаться в нужном направлении. И наконец увидели нужный нам памятник четырехугольной формы, у подножия которого лежали беленькие цветы. На удивление они выглядели абсолютно свежими, словно их только что сорвали. Похоже профессор вдохнул в них всю свою любовь, подарив тем самым долгую жизнь. Мы приблизились к памятнику и с нетерпением взглянули на фотографию.
Сердце мое подпрыгнуло и оборвалось. С фотографии на нас смотрела Белка. Рыжеволосая грива, черные задорные глаза, горделивый подъем головы.
— О Боже! — захрипел Вано. — Это же Белка.
— Не хватало! — одернул я его. — Ты что читать не умеешь? Вера Степановна Шмелева.
— М-да, не отличить. Как удивительно они похожи. Значит, наш гениальный профессор не просто так появился в Жемчужном.
Я не успел ответить, потому что услышал позади себя торопливые шаги. И резко оглянулся.
— Что вы тут делаете! — крикнула на ходу Белка. — Не хватало, чтобы вы добрались и до могилы моей матери.
Я ужасно был зол на нее, вспоминая, с каким воодушевлением она распускала про нас грязные слухи. Но выяснять отношения на могиле ее матери было бы слишком. Поэтому, сделав каменное лицо, я процедил сквозь зубы.
— Нам наскучило слушать дежурные фразы вашего мэра. Вот мы решили немного прогуляться. Впрочем, мне незачем перед тобой оправдываться. Хотя бы на могиле матери подумай о своем поведении.
И я, дернув Вано за рукав, зашагал прочь.
— Никита! — тихо и спокойно окликнула она меня. — Это вы принесли эти цветы?
Я оглянулся. И не ответил. Мне хотелось, чтобы до поры до времени она не знала про ночные прогулки профессора.
Белка приняла мое молчание за согласие. И так же тихо и спокойно сказала.
— Спасибо. Здесь кроме меня теперь никто не бывает, — и она, чтобы не расплакаться, отвернулась. Нам же ничего не оставалось, как только уйти.
Когда мы вернулись на траурную церемонию, свою речь уже заканчивал Ступаков. Она была последней. Гроб покойного молча опустили в могилу. И присыпали землей. И только тогда как-то резко и даже некстати успокоилась Лариса Андреевна. Она стояла с бедным лицом, сцепив со всей силы перед собой руки. И бессмысленными глазами смотрела на могилу.
Как и положено, люди еще немного постояли у свежей могилы, а потом стали медленно разбредаться. А Лариса Андреевна все еще продолжала стоять, бессмысленно вглядываясь в маленький холм. К ней подходили и мэр, и Ступаков, и Гога Савнидзе. Но она отрицательно качала головой, видимо, отказывая им в просьбе проводить ее домой.
Когда стало совсем пусто, мы с Вано тоже решили сделать попытку. Хотя были уверены на все сто, что нам она откажет тем более, поскольку побоится лишних вопросов, отвечать на которые она еще не готова. Но вопреки всему она неожиданно согласилась. Мы попытались вежливо взять ее с обеих сторон под руки, поскольку было похоже, что она может упасть. Но жена адвоката с достоинством ответила.
— Спасибо, я способна еще ходить самостоятельно.
Некоторое время мы шли молча. Падал мелкий дождь, под ногами растекалась грязь. В мертвой тишине живым был только шелест деревьев.
— Не надо меня щадить, — первой нарушила она молчание. — Я знаю, о чем вы хотите меня спросить. И теперь… Когда уже все кончено, я могу ответить. Вы ведь хотите знать причину, по которой могли убить Кирюшу.
— Мы говорили со многими, кто его близко знал. Никто этих причин не назвал, — в тон ей ответил я.
— Они вам не лгали. Потому что никто ничего не знал. А Кирилл… Он был идеальный человек, настоящий талант. Он бесплатно помогал людям, читал эти лекции, пытаясь воззвать к разуму и добру. И его попытки не прошли даром. Он ненавидел преступность. От рук преступника же и погибнув. Это ужасно.
В таких ситуациях слова утешения, как это бывает, частенько застревают в горле. Поскольку кажутся фальшивыми. И несоразмерными горю.
— Вы знаете, он любил эту женщину… Жену Угрюмого… Вам наверняка уже об этом рассказали, — она невольно поморщилась. — Но меня он полюбил по-настоящему. И мы с ним прекрасно жили, поверьте. Но к этой женщине он по-прежнему испытывал какое-то болезненное чувство. О, нет, это была уже не любовь. Скорее это была навязчивая идея. В которой основным было — оскорбленное самолюбие: почему она выбрала Угрюмого, а не его? Игорь был достаточно тщеславен. И, наверное, это не давало ему жить.
— Вы считаете, что смерть Веры была неслучайной?
— Я этого не сказала, — Лариса Андреевна поправила повязку, словно она давила ей на голову и мешала думать. — Конечно, эта женщина умерла от болезни сердца. Это не секрет, что у нее был врожденный порок. В тот вечер она поругалась с мужем. И убежала в гостиницу, забыв про свои лекарства, которые регулярно принимала. И в тот вечер…
Библиотекарша неожиданно всхлипнула. И продолжала уже словно задыхаясь.
— Мне больно об этом говорить, и, возможно, мой муж не одобрил бы это. Но когда он мертв, главное для меня — найти убийцу. Так вот, в тот вечер он не выдержал. Он знал, что она там одна и прямиком направился к ней. Он мне потом все сам рассказал. Он проник через черный ход, чтобы его не видели Ли-Ли и Ки-Ки, и встретился с ней. Он говорил ей, что расскажет ее мужу какую-то тайну… В общем, фактически шантажировал ее.
— Вы знаете, что это за тайна?
— О, нет! Кирилл хранил ее до конца своих дней. И до конца своих дней считал себя виновным в смерти Веры. Вы меня понимаете? У нее не выдержало сердце, но она умерла уже после его ухода, клянусь вам. Он же не знал, что у нее нет лекарств. Боже, как он рыдал, когда она умерла. Он клялся, что это единственный бесчестный поступок в его жизни! Что его толкнуло на это безумная страсть и уязвленное самолюбие. Он плакал, положив мне голову на колени. Целую ночь плакал. Хотел пойти и во всем сознаться. Но я его, конечно, отговорила. Это было стечение обстоятельств. И в любом случае его никто бы не признал виновным. Никогда не признал. Хотя это могло навсегда бы лишить его репутации. И нам бы пришлось покинуть Жемчужное. А это — выше моих сил, в любом другом месте мы бы просто пропали. И я его отговорила. Он все это время пытался искупить свою вину. Его лекции стали более яркими, более эмоциональными. Каждая становилась настоящим произведением искусств. И каждой лекцией он себя и наказывал, и оправдывал одновременно. У правды ведь две стороны. Разве не так?
— Вам, наверное, тяжело было выслушать его признание.
— Да, конечно! — она гордо встряхнула головой. — Но я его очень любила. И могла простить ему все. Я ни разу его не упрекнула. И он был благодарен мне до конца дней.
— Скажите, Лариса Андреевна, — прогудел Вано, — а у вашего мужа остались записи его последних лекций?
Она молча утвердительно кивнула.
— А вы могли бы…
— Конечно могла, но… Только не сейчас. Прошу вас. Я очень устала, — она провела ладонью по своему лицу. И я вновь отметил насколько оно не запоминающееся.
Мы уже подошли к ее дому. И остановились возле забора.
— Последний вопрос, — сказал Вано. — Вы думаете, это Угрюмый отомстил за смерть своей жены, каким-то образом узнав про это.
Казалось она была искренне удивлена.
— Угрюмый? Ах, да, конечно, он под подозрением. Но я право не знаю… Они так сблизились с Кириллом в последнее время. И он о нем так хорошо отзывался. Единственный в этом городе он ценил Угрюмого, несмотря на то, что их разделяло прошлое. Нет, ничего конкретного я сказать не могу.
Я хотел было ляпнуть о болезни адвоката, но вовремя придержал язык. Вспомнив, как он не хотел, чтобы о ней знала даже жена.
