— И все же, — продолжал человек с отчаянием, — не видели ли вы поблизости прекрасную молодую женщину? Возможно, она не столь уж родовита… однако настоящая леди… сопровождать ее должен молодой мерзавец… проклятый вор, которому место на виселице.
— Я не видел, — промолвил пожилой джентльмен, наливая себе чаю.
Хоуп покачал головой и опустился на стул, осторожно, словно все его внимание было поглощено чаинками в чашке.
— Ну, тогда они снова от меня ускользнули! Однако я встретил человека на дороге, которая поворачивает к другой деревне… Я преследовал их через горы от самого Кесвика, а вы сами знаете, дорога там раздваивается… так вот, человек этот поклялся, что они свернули именно сюда.
— Возможно, — заметил Хоуп, даже не подняв взгляда от чашки, — он лжет. Или же ваш юный мерзавец заплатил ему, чтобы он солгал.
— Вот это точно! Будь я проклят, если это не так! Доведись мне только встретить его снова… прощайте, сэр, сэр, мэм, прошу покорно простить, ужасные преступления свершаются вокруг, настали черные дни для всех нас… ваш покорный слуга!
Когда затих стук запряженной четверкой кареты, Мэри и молодая девушка отвернулись от окна и Хоуп вытащил свою трубку.
— Я никогда не смогу отблагодарить вас в должной мере, — сказал пожилой джентльмен. — Но, в конце концов, вы заслуживаете хотя бы объяснений.
Он взглянул на девушку и протянул ей руку, она взяла ее и держала до тех пор, пока он не поведал слушателям всю историю.
— Я закончил ученичество всего неделю назад, — начал он. Хоуп и Мэри недоуменно переглянулись, однако не возразили ни слова, посчитав такое заявление престарелого господина неумелой шуткой. — Мой отец хоть и был благородного происхождения, но не мог устоять перед азартной игрой и оставил после смерти меня и мою мать без единого пенни, когда мне едва минуло тринадцать. Родственников по материнской линии у нас не осталось, и помочь нам было некому, а его семья нас и знать не желала. И хотя подразумевается, что жизнь молодого дворянина должна протекать в приятном времяпровождении, меня сия судьба миновала. Мне посчастливилось попасть в ученичество к плотнику в Кендале. Год или около того назад я отправился в Кертмел выполнить кое-какую работу в доме этого исчадия ада, которого вы только что видели. Он владел несколькими предприятиями в округе — катушечной фабрикой, заводом по производству пороха, мануфактурой… на всех его предприятиях обычно работают женщины и дети… поверите ли, вот уж истинно кому не повезло оказаться наемными работниками, столь суровы условия труда и столь ничтожно жалованье. У него есть сын — полное ничтожество, бездельник, ожидавший лишь того времени, когда вот эта молодая леди войдет в возраст, чтобы жениться на ней. Она находилась под опекой этого чудовища, она сирота и наследница целого состояния. И эта леди благосклонно одарила меня своей любовью.
Тут он снял с себя нелепый парик, вытащил из кармана витиевато украшенного старомодного жакета платок с желтоватыми кружевами и старательно вытер лицо, представ перед изумленными собеседниками совершенно юным человеком.
— Джордж Шелборн, сэр, мэм… и Кэтрин Ходж.
Они представились друг другу, причем Хоуп с самоуверенным видом собственника, вступившего в права наследования, взял на себя труд представить Мэри, так же как и сам Шелборн говорил за Кэтрин.
— Мы решили, что единственный способ избежать ненавистной свадьбы — это скрыться и пожениться в Гретна-Грин[32], потому что, едва ее опекуну стали известны мои чувства к его подопечной, он разорвал договор со мной, а затем объявил, что свадьба его сына с Кэтрин состоится в день ее двадцать первого дня рождения — через две недели. Я просто принужден был принять меры. Эти вещи мы раздобыли в ломбарде в Кендале; румяна нам дала наша знакомая миссис Шарлотта Дине, актриса; повозку одолжил мой друг, чей отец — владелец весьма известной во всем городе конторы по изготовлению карет и повозок. Я знал, что мне потребуется маскировка, поскольку форы у нас было не более двух часов, в лучшем случае. Но и такой форы у нас, к сожалению, не оказалось. Уж слишком хороша его четверка лошадей, нам бы ее никогда не перегнать. Оглянувшись там, на вершине холма, и увидев, как его карета въезжает в долину, я уже решил, что план мой провалился и вскорости нас непременно схватят. Но благодаря вам, сэр, — он подался вперед и обеими руками сжал ладонь Хоупа, — благодаря вам теперь я верю, что мы в полной безопасности.
Драматичность его повествования сблизила их, завязалась оживленная беседа. Трогательность и невинность их чувств взволновала Хоупа до глубины души. Он искренне завидовал этому джентльмену, из морщинистого старца внезапно превратившемуся в юношу. Он и его спутница обменивались такими знаками страстной любви, не заметить которые было просто невозможно. Полковник поймал взгляд Мэри, и ему на ум вдруг пришел вопрос: неужто она думает сейчас о том же самом, что и он?
— Через час будет подан обед, покорнейше прошу принять мое приглашение, — предложил Джордж и обратился к миссис Робинсон, которая недавно вошла в комнату и все это время стояла в дверном проеме, внимательно вслушиваясь в рассказ юноши. Теперь же она с готовностью сделала шаг вперед, возвращаясь к обязанностям гостеприимной хозяйки. — Пожалуйста, позвольте похитить вашу дочь на сегодняшний вечер, чтобы она могла составить нам компанию. Ее помощь трудно переоценить.
Принесли канделябры, и, высунув от усердия язык, Энни внесла в столовую большое блюдо. Мэри нашла тигровые лилии, а Хоупу вручили подарок от мистера Робинсона — шесть бутылок отличного кларета, две из которых были куплены еще сегодня вечером. И хотя погода стояла вполне теплая, в камине разожгли огонь, который оживлял атмосферу вечера и придавал столовой веселый вид. И когда все четверо снова собрались за столом, маленькая комнатка в «Рыбке», как заявил Хоуп, придя в самое приятное расположение духа, могла бы «сделать честь самой лучшей гостинице, хоть всю страну пройди вдоль и поперек».
Сбросив личину старца, Джордж немедленно переоделся во вполне пристойное платье торговца, две-три дополняющие костюм детали свидетельствовали о его вкусе и хорошем происхождении. Кэтрин, при свете свечей уже не казавшаяся такой худенькой, была одета в голубое платье, которое делало ее еще более юной. Хоуп поменял шейный платок и надел свой лучший черный сюртук превосходного покроя. Но именно яркая красота Мэри заставила присутствующих восхищенно затаить дыхание. Она надела простое платье из грубого домотканого полотна, однако же отороченное белыми кружевами великолепной работы. Длинные распущенные волосы струились по плечам и спине, точно каскады темной воды, мягко переливаясь в мерцающем свете свечей, ее лицо светилось безмятежностью и счастьем, которое тронуло всех до глубины души.
Главным блюдом торжественного обеда стал голец, пойманный Хоупом утром, и полковник был горд тем, с каким уважением отнеслись к его труду, ведь поймать эту прекрасную, изысканно-вкусную рыбу оказалось не так-то легко. Кроме того, были поданы телячьи котлеты, капуста, горох и картошка, петрушка и сливочное масло, овсяные лепешки, чашки засахаренного крыжовника с густыми взбитыми сливками и различного вида сыры в качестве закуски к кларету.
Разговор шел общий. Мужчины не пожелали, чтобы дамы оставили их наедине друг с другом. И хотя обеих дам не слишком интересовали все эти «мужские» темы, вроде политики, войны, а также экономики страны, которой в особенности досталось от Джона Августа, однако же и они на равных принимали участие в беседе. Мэри заметила, с какой поспешностью Кэтрин оспорила обобщения Джорджа, сославшись на то, что все его рассуждения исходят лишь из частной ситуации. В свою очередь сама Мэри не слишком внимательно следила за словами Хоупа. Джордж не боялся выказать республиканские взгляды относительно чего бы то ни было, и Хоуп невольно пытался соперничать с ним.
И через некоторое время, по мере того как вечерняя беседа шла своим чередом, поднялась луна, вино стало подходить к концу, принесли новые свечи, подложили еще поленья в огонь, тени подрагивали на стенах. Мэри стало казаться, будто она для Хоупа значит ничуть не меньше, нежели Кэтрин для Джорджа. Человек, называвший себя Джоном, все дольше и дольше задерживал свой взгляд на ней, и взгляд его с каждым разом становился все более уверенным, и она сама больше не отводила взор и даже осмеливалась открыто смотреть на него.
— Вы утверждаете, будто у нас никаких свобод, — ответил Хоуп на достаточно красноречивое заявление Джорджа, — но я даже и помыслить не могу о тех временах, когда бы мы в большей степени, нежели теперь, могли воспользоваться именно такой свободой, какой бы желали для себя. Существуют люди, которые заключены в тюрьмы уже более десяти лет, и вот они-то вправе требовать себе свободу; люди, пустившиеся воевать за море; люди, отправившиеся продолжать борьбу в Европу, — на них открыта настоящая охота, их арестовывают и бросают в тюрьмы, но их идеи услышаны. И когда великий и радикальный Чарлз Джеймс Фокс[33] станет премьер-министром этой страны, чего я жду с огромным нетерпением, все они наконец обретут свободу, а вместе с ними и их идеи.
