Я усадила Леху на диван и принялась за дело.
Минут через пять он, наконец, заговорил. Парню было очень страшно.
Он рассказал, что с Фаинкой они были вместе уже около трех месяцев. Встретились случайно на улице, и завертелось. Пока работали в одной конторе, ничего такого у них не было, да и Фаина была замужем за Щербининым и передвигалась по городу под присмотром какого-то бугая-телохранителя. А после развода они с Лехой знакомство и возобновили.
— Она — классная девчонка! Что в постели вытворяет... — проговорил Лешка, забывшись на минутку. Опомнившись, помрачнел. — ...Только пила. Как сапожник пила, ее приучила эта сволочь. Конечно, что делать молодой абсолютно обеспеченной девке... Только винище жрать со скуки.
«Ба-а! Да он же ничего не знает!» — пронеслось в моей голове.
А Егоров продолжал. Он рассказывал, как пытался ее лечить, запрещал, не давал деньги. Фаины хватало на несколько дней, затем снова следовал рецидив. Она сама понимала, что губит себя, и хотела лечиться. Они даже собирались в Москву в какую-то клинику. Но не было больших денег. Москва — город дорогой.
Недавно Фаина повеселела. Она сообщила, что нашла выход из положения и скоро у них появятся деньги. Откуда — Лешка не знал, женщина своими замыслами не поделилась. Лешка вообще посчитал ее слова пьяным бредом, химерой и фантазией. Только однажды Фая проговорилась, что хочет что-то продать бывшему мужу. Что-то очень ему дорогое... Но снова ничего толком не объяснила!
«Так-так-так! Фаечка, кажется, хотела немножко пошантажировать Щербинина! Крайне глупо с ее стороны. Ей бы подальше от него держаться...»
— А что произошло вчера? — спросила я, желая услышать еще какие-нибудь подробности.
— Я ушел от нее около шести. У меня стрелка была забита на полседьмого. Насчет работы. Хороший вариант подвернулся, — мрачно объяснял Лешка.
Работодатель долго беседовал с Егоровым, выяснял его квалификацию. Потом Лешка поехал домой что-то забрать. Ночевать он собирался у Фаины. Но дома его уже ждали.
Господа в форме посадили его в «воронок» и предъявили обвинение в предумышленном убийстве гражданки Остапчук. К счастью, недоразумение вскоре разрешилось. Следователь или какой-то другой милицейский чин оказался знакомым работодателя и созвонился с ним. Алиби Егорова он подтвердил, но был очень недоволен тем фактом, что хотел взять на работу человека с сомнительными, как он выразился, знакомствами.
Перед Лехой извинились. Рассказали, что гражданка Остапчук доползла до входной двери, открыла ее и позвала на помощь. Когда приехали «Скорая» и милиция, Фаина была уже мертва, а соседи показали, что в последние месяцы она общалась только с Егоровым. Поэтому подозрение пало в первую очередь на него.
Лешку отпустили уже под утро. Спрашивали об образе жизни Фаины, задавали кучу, как ему казалось, ненужных вопросов.
Как только Егоров оказался дома, ему позвонили. Неизвестная личность приказала искать документы, которые хранились у Фаины. Ничего ни о каких документах Леха не знал. Где или у кого она их могла хранить, если они вообще были, — тоже.
— А ты подумай, — попросила я. — Понимаешь, менты никогда не найдут ее убийцу. Они сейчас просто роют землю из-за Щербинина. А кто такая Фая, чтобы они напрягались? Всего-навсего бывшая жена...
— Ксень, ну ты дура! Да неужели, если бы я знал, не отдал бы им?! Я жить хочу, я еще молодой!
Говорил Егоров с надрывом, руки у него тряслись. Лешка был очень напуган. Да-а, друг детства, выдержки у тебя ни на грош...
— Ты ее любил? — спросила я.
Егоров на мгновение задумался.
— Не знаю... Жалел, наверное, — пожал он плечами и скорчил такую мину, словно сейчас разрыдается.
«Любовь прошла, завяли помидоры, — подумала я неодобрительно. — Но Файке уже ничем не поможешь...»
— Ну, хорошо. Может, ты знаешь каких-то ее друзей, знакомых, родственников.
— Ага. У бабы Веры, которой лет девяносто, она документы хранила! — зло хмыкнул Леха.
— Какой бабы Веры? — не поняла я.
— У соседки с первого этажа! Ксень, ты совсем сдвинулась. У этой бабы Веры уже лет двадцать, как старческий маразм. Она Файке конфетки-карамельки все совала...
— Ну почему обязательно баба Вера! — возмутилась я. — У Фаины что, родственников нет?
— Есть. Мать с отцом в деревне, но у них отношения... Подружки — алкоголички, я их отвадил. Может, не всех. Но Файка — не дура, она бы им отчего не доверила. Они бы проболтались... Больше я ничего не знаю.
Лешка опустил голову и закрыл лицо руками.
— Леха, у тебя есть знакомые, у которых ты мог бы пожить? — Он отрицательно помотал головой.
— То есть в городе, конечно, есть...
— Понятно, — в свою очередь кивнула я. — Но из города тебе необходимо линять. Как ты думаешь, за тобой следят?
— Ксень, ну ты иногда умная, а так — дура дурой! — удрученно взглянул на меня друг детства. — Если бы не следили, откуда бы знали, когда я домой явился?
— Ну , конечно, легче оскорблять человека, чем до чего-нибудь самому додуматься! — вспылила я. — А ну-ка, встань!
Леха покорно поднялся во весь свой немалый рост. Да, замаскировать такого громилу — дело нелегкое.
За домом следят, тут Егоров прав. И все же необходимо, чтобы он незаметно покинул квартиру. Что мы знаем из детективной литературы? Использовать подвал? Отпадает. Наш подвал не соединен с соседними. Может, чердак?
А вот чердака-то у нас и нет. Кроме того, на крышу можно попасть только из первого и шестого подъезда, а мы живем во втором. Вот такие архитектурные прелести.
Что еще? Соседский балкон. Имею в виду балкон в квартиру соседей, живущих в третьем подъезде.
Тоже отпадает. Причем сразу по трем причинам. Балконы у нас расположены далеко друг от друга. Даже если Егорову удастся добраться до этого балкона, соседи, скорее всего, позвонят в милицию. А если вообще за домом наблюдают, большую Лехину фигуру, проделывающую акробатические номера на фасаде дома, заметят даже ночью.
— Точно, — удрученно кивнул Егоров, переминаясь с ноги на ногу.
— Ага. Я уже размышляю вслух. Плохо. Пора лечиться, — тяжко вздохнула я. — Но хорошо, что ты все слышал. Еще какие предложения есть?
— Не-а, — отозвался Егоров и, преданно глядя мне в глаза, заканючил, как в детстве: — Ну придумай. Ты же умная...
— Кто тебе сказал? — удивленно вытаращилась я на парня.
— А ты всегда так правдоподобно врала, что нам ничего не было!
Что правда, то правда. Покрывая наши совместные детские шалости, я действительно придумывала очень убедительные истории, которые частенько помогали нам избежать заслуженного наказания.
— Леха, а где тетя Лена? Ты почему один? — ни с того ни с сего поинтересовалась я.
— Маманя к сестре во Владимир отправилась. Тетку в больницу положили, операцию сделали. Она уж месяц там, недавно звонила, сказала, что еще месяца два пробудет. Тетка одинокая, ни мужа, ни детей. Мать ее хочет к нам перевезти, но пока нельзя. — Егоров снова опустился на диван, который под ним заметно прогнулся.
— Так, так, так, — замахала я на него руками. Подробности личной жизни Лехиных родственников меня не интересовали. — А почему бы тебе, голубчик, не сменить матушку у постели больной?
— Она все-таки женщина... — вяло протянул «любящий племянничек».
— Твоя мать тоже женщина. Причем больная женщина. Насколько я помню, у тети Лены нелады с сердцем, а уход за лежачим больным — большая нагрузка.
— Угу, — мрачно кивнул Егоров.
Я встала с дивана и бесцеремонно открыла дверцы допотопного платяного шкафа.
— Ты чего? — удивился Леха.
— А ну-ка надевай, — выудила я из пропахших нафталином недр плащ тети Лены.
Ростом сынуля лишь сантиметров на пять был повыше матери и примерно настолько же пониже своего покойного отца.
Ничего не понимая, Леха обрядился в женский плащ.
— Отлично. Я сейчас спущусь к моей маман, а ты пока найди платок пострашнее, какие-нибудь гамаши, и обязательно туфли.
— Зачем?
— Затем! — рыкнула я на парня и скрылась за дверью.
Сверившись с часами (мама должна быть на работе), я позвонила в ее дверь и быстренько спряталась. Дверь не открывалась. Ее нет дома!
Не обращая внимания на дурные вопли кота Всеволода Николаевича, я вихрем ворвалась в квартиру, стащила с антресоли чемодан и добыла из него старый мамин парик — мечту своего детства. Теперь-то я понимаю, что это искусственная дешевка, но тогда... Впрочем, воспоминания могут подождать, а Леха — нет.
Водрузив чемодан на место, я пулей вылетела из квартиры, заперла замки и через минуту уже лицезрела озадаченного Леху.
Дальнейшее для страдальца Егорова превратилось в кошмар.
Напялив ему на голову мамин парик и облачив в женские одежды, я намазала ему губы жуткой помадой морковного цвета, которой пользовалась тетя Лена. Затем с гордостью обошла вокруг преобразившегося соседа.
