– Он что, пидор? – спросил старший.
Котечка в это время спешно обувал ботинки в прихожей, все слышал и был уязвлен до глубины своей мужской харизмы.
– Не, не пидор, – сказал младший, – альфонс на пенсии.
Оба от всей души заржали.
Котечка в ту же минуту решил прекратить все отношения с Раечкой, но мужская гордость и обида оказались сильнее. Он решил доказать ей, что никакой он не пидор, а вполне себе мужчина, и что не альфонс. Он пригласил Раечку «к себе», то есть в квартиру Надежды Михайловны.
Про жену Раечка знала, но лишних вопросов не задавала – то ли не хотела знать правды, чтобы лучше спать, то ли ей было все равно. К ее чести, нужно сказать, что она искренне считала: жена или умерла, или они в разводе, а квартира принадлежит Котечке, иначе бы она к нему не пошла.
С тех пор как Раечка начала приходить к Котечке, в квартире опять стало чисто, а Котечка и вовсе засиял, как медный таз, – ухоженный, накормленный, ублаженный.
В больницу к Надежде Михайловне он приезжал и даже привозил полузрелые кислые мандарины. Она все сразу поняла, но промолчала. Котечка не сказал ей про Раечку, а Надежда Михайловна не рассказала ему, что к ней приезжает первый муж, отец Андрея, который и платит, и договаривается, и по руке гладит, чему Надежда Михайловна, к собственному удивлению, была очень рада. Ждала его прихода и грустила, когда он уходил. Там, уже в больнице, ее настигла поздняя, совсем другая любовь к первому мужу, и она жалела только об одном – что потеряла его тогда, много лет назад. Из-за ерунды, мелочи, которой уже и не вспомнишь. И ушла ведь сама. Дура молодая. Она смотрела на первого мужа и не могла насмотреться. Ей в нем все нравилось – и морщины, и седина, и глаза, и его растоптанные ботинки, и руки, и то, как он проводит пальцем по ее запястью. Ей стали противны Котечкины суетливость, брезгливость и надменность, которых она раньше отчего-то не замечала. Да и сам Котечка стал противен.
Она не понимала, как могла променять мужа на этого Котечку, который и мужчиной-то не был, вел себя как нервическая барышня.
Надежда Михайловна часто плакала в подушку. От боли. Ей было очень больно и мерзко. Она только сейчас поняла, что своими собственными руками сломала себе жизнь, и так хотела начать все сначала, по-другому. Плакала еще и оттого, что сейчас, в конце жизни – а она знала, что уже не живет, а доживает, – судьба сделала ей такой подарок: вернула мужа. Вот он с ней сейчас рядом, такой красивый, такой умный, такой настоящий.
Она пыталась вспомнить, что тогда произошло?
Я вот все думаю: почему так складывается? Почему женщины непременно хотят строить по кирпичику, вить гнездо, занавески вешать? Ради чего? Ради мужчины, который рядом, или ради себя? «В любом браке, даже самом счастливом с первого взгляда, женщина терпит», – говорила мне Нелли Альбертовна.
Лена, вон, до сих пор чего-то ждет – не принца, нет, мужчину. Хоть какого-то, хоть самого завалящего. Может, и дождется. Кто знает?
Надежда Михайловна была очень хороша в молодости – с правильными чертами лица, чуть вьющимися волосами, тонкой костью.
Она, сколько себя помнила, еще девочкой, хотела выйти замуж. Такая была мечта.
Так что когда ее полюбил, страстно и самозабвенно, с первого взгляда, как можно полюбить только в молодости, Сергей Иванов, студент Московского университета, Надя убедила себя в том, что тоже любит так же страстно и с первого взгляда. Сидя на лекции, она выписывала каллиграфическим почерком «Надежда Михайловна Иванова» и любовалась такому идеальному, с ее точки зрения, сочетанию имени, отчества и фамилии.
Все складывалось очень быстро и благостно. Маме Сергея понравилась Надя, а ее родители приняли выбор дочери, не оценивая, не вмешиваясь, так что никаких волнений и переживаний у влюбленных не было.
Свадьба состоялась. Невеста и жених были одинаково счастливы – Сергей от обладания, Надя от смены статуса.
Через девять месяцев после свадьбы родился Андрюша.
Пеленки, распашонки, песочницы, коляски. Все было хорошо, даже слишком хорошо. Сергей обожал жену и сына, спешил домой, заботился, оберегал, ограждал. Делал все, что мог, и даже больше. Надя погрузилась в безмятежное болотце семейной жизни и боялась пошевелить даже рукой, чтобы не потревожить свое вязкое счастье. Она не знала, что такое счастье, – возможно, тот инкубатор, в котором она оказалась благодаря мужу, где всегда была одинаковая температура по Цельсию, всегда нормальное давление – никаких бурь, волнений и шквалистого ветра, которые бушевали в других семьях.
Андрюша очень быстро вырос. Надя даже не заметила, потому что особых проблем сын не доставлял – болел, как все дети, ел хорошо, учился легко. И только когда Андрюша вступил в подростковый возраст, Надя поняла, что не знает, с какой стороны подступиться к сыну. Как будто у нее был не один ребенок, а два. Андрюша мог быть ласковым, нежным, внимательным, уступчивым, особенно когда ему что-то было нужно. Он не был красивым мальчиком в общепринятом смысле слова, но был обаятельным – смешливым, эрудированным не по годам, воспитанным. Его любили все – бесконечные друзья, родители друзей, бабушки, учителя…
Но в один момент Андрюша становился капризным, обидчивым, злобным и мстительным. Вчерашний «друг на всю жизнь» превращался во врага – Андрюша мог обидеться на невинную шутку, на слово. И тут же находил тысячу недостатков.
– Почему ты так говоришь о нем? – однажды возмутилась Надя, когда Андрюша рассказывал, какой идиот Кирилл. – Ты же с ним дружил, вы были неразлейвода, он тебе нравился.
– Больше не нравится, – спокойно ответил Андрюша.
Это качество пугало Надежду. У сына менялось настроение вдруг, внезапно, без видимой причины. Он мог возненавидеть человека с той же искренностью, с какой вчера любил. Она никак не могла угадать, когда это случится.
Надя это чувствовала и по отношению к себе – сын мог быть добрым и заботливым, но иногда, если она отказывала ему в чем-то, смотрел с ненавистью. Очень долго Надя списывала резкие смены настроения сына на переходный возраст. На многое старалась закрывать глаза.
В отношения сына с друзьями она не вмешивалась, но, когда у Андрюши появилась первая любовь – конечно же, несчастная, – она испугалась не на шутку.
Андрюша учился в выпускном классе и влюбился в одноклассницу Ирочку. Она была первой красавицей в классе, что тоже по-женски отметила Надежда – Андрюше нравились только красивые девочки, это было главным критерием.
Ирочка, избалованная вниманием, к Андрюше была равнодушна. Он ее долго добивался – писал стихи, провожал до дома и даже устроил невозможное – уговорил ее прогулять уроки и поехать в Ленинград на один день.
Деньги у него были всегда – Надя считала, что мальчику нужны «свои» средства, чтобы не завидовать, ни от кого не зависеть, ни в чем не нуждаться, и регулярно выдавала «на расходы».
Ирочка, обалдев от собственной решимости, Ленинграда и Андрюшиных рассказов, влюбилась по уши. Звонила, ждала около школы, чтобы он ее проводил, приглашала домой на чай. А он потерял к ней интерес, как к игрушке, о которой мечтал, а получив, бросил через час.
Надя слышала, что девочка плачет, когда звонит, и решила поговорить с сыном.
– Послушай, так нельзя, она же не железная дорога, – сказала она сыну.
Эту железную дорогу Надя хорошо помнила. Маленький Андрюша умолял маму с папой купить ему вожделенную игрушку. Ходил шелковый, старался угодить, но Надежда не сдавалась. Во-первых, она видела, что сын ломает комедию, что он стал таким хорошим исключительно ради игрушки. А во-вторых, дорога стоила сумасшедших денег, и Надежда считала покупку баловством и расточительством. Она надеялась, что сыну надоест просить игрушку, и он забудет. Но Андрюша ныл почти целый месяц, умолял и свел ее с ума этой дорогой. На Новый год сын ее получил, быстро собрал, полчаса погонял паровозик, разобрал и засунул под кровать.
– Андрюша, ты же так хотел эту дорогу, – сокрушалась Надежда, – почему ты не играешь?
Андрюша смотрел на мать и не понимал, чем она возмущена и недовольна?
Тогда Надежда поняла, что для сына важен сам процесс, а не результат. Он своего добился – получил желаемое. И на этом его интерес пропал.
Ирочка тоже не понимала, почему Андрей стал злым и равнодушным. Почему потерял к ней интерес.
– Скажи ей, что меня нет, – говорил Андрей, когда Надежда передавала ему трубку.
– Так нельзя с людьми, – говорила она сыну.
– И что будет, если можно? – удивлялся сын.
Ирочка еще немного пострадала, а потом вытерла слезы и пошла в кино с мальчиком из другого класса, причем не абы с каким, а с тем, которого Андрей ненавидел. Мальчик шел на золотую медаль, играл на гитаре и был хорош собой, то есть обладал теми качествами, которых не было у Андрея.
Андрюша сделал все, чтобы вернуть Ирочку. Написал мелом на асфальте на школьном дворе «Я тебя люблю» и решил за нее контрольную по математике. Ирочка растаяла и вернулась. Так продолжалось несколько месяцев. Ирочка уходила, возвращалась, плакала, опять уходила, пока наконец после последнего звонка не ушла с тем самым мальчиком из параллельного класса – целоваться на набережной и встретить утро в его квартире, которую освободили, уехав на дачу, родители.
