но этого мало той, кто лишился одной из основ своего существования. В силах ли был простой даос как-то помочь? Или ему, как и превратившемуся в рыбу белому дракону[157], уже поздно об этом думать, остается лишь идти вперед?
Зажигая благовония перед статуей Владыки Шуйлуна в храме Города мертвых, Ючжэнь молился не только за добрую лоточницу, но и за всех погибших в этих землях, за своих братьев, живых и мертвого, и верил, что здесь, в древнем городе у слияния рек, боги услышат его, как бы далеко они ни ушли от мира. Ему было хорошо в этом строгом, почти аскетичном храме, не украшенном ни позолотой, ни лакированным деревом, лишь яркими росписями на стенах, изображавшими Небесных покровителей, да живыми цветами в вазах у мраморных стел с именами погибших в Сошествии гор.
Выйдя из храма, Ючжэнь внимательно осмотрелся, определил примерное расстояние до ближайшей дозорной башни и быстрым шагом направился к ней. Такие башни испокон веков отмечали границы между кланами, но если до Сошествия гор в них держали и большие отряды, и оружие, как в крепостях, то при Первом императоре башни стали просто наблюдательными пунктами, где посменно дежурили заклинатели из ближайшего клана. На границе обычно хватало пары-тройки башен на расстоянии нескольких ли друг от друга, но в западной части Алой долины Ючжэнь насчитал с десяток башен вдоль линии гор. Серьезная охрана.
Цзянчжоу лежал у слияния рек, башни же стояли на холмистой гряде – последней перед довольно круто возносившейся западной частью Алой долины, так что Ючжэню пришлось преодолеть около ли до вымощенной каменными плитами площадки перед башней. Та возвышалась над ним, достаточно узкая, но массивная; нижняя часть была сложена из цельных блоков, основная – облицована кирпичом, на самом верху темнела дозорная площадка с деревянными перилами. Железные ставни на немногочисленных окнах оказались плотно закрыты, как и дверь в нижнем ярусе.
Встав на краю холма, Ючжэнь вглядывался в заброшенные земли впереди: израненные, изломанные древней силой и божественной мощью. Пусть раны земли и не кровоточили на первый взгляд, кто поручится, что они затянулись – и что затянутся вообще? Он снова будто оказался на границе миров, вчерашнего дня и будущего, замерев здесь, в хрупком настоящем. Куда дальше поведет его дорога? Пойти из Алой долины можно либо назад, либо вдоль хребта на север или юг, либо дальше в горы и на запад. А что там? Земли, опустошенные войной и гневом богов? Неужели туда лежит его путь? Неужели там кто-то живет или скрывается? Ведь пришла же Цю Сюхуа однажды в их дом…
– Эй, даочжан! – окликнули его. – Какими судьбами к нам?
Ючжэнь обернулся, никого не увидел и догадался поднять голову. Через перила дозорной площадки перевесился заклинатель в цветах Хань Ин. Молодой даос учтиво поклонился.
– Приветствую друга на тропе совершенствования. Дороги иногда приводят нас в самые неожиданные места.
– Погоди, я сейчас! – дозорный махнул рукой, исчез в башне, и вскоре дверь в нижнем ярусе, заскрипев, приоткрылась. Заклинатель оказался совсем молодым, едва ли намного старше Ючжэня.
– Не поверишь, как приятно увидеть живого человека в этой глуши! – Он радостно улыбался, сияя глазами. – Мы тут всего на месяц, потом смена придет, но все равно так тоскливо бывает…
– Мы? Я вижу только одного тебя, – Ючжэнь тоже перешел на «ты», тронутый встречным дружелюбием.
– Нас тут двое, напарник в город спустился, на праздник поглядеть. – Юноша очевидно расстроился. – Я ему в кости проиграл, обидно так! Пришлось остаться. Я Инь Лун, рад встрече под небесами!
– Си Ючжэнь. Ты говоришь, бывает тоскливо? Но разве не ваша задача – отслеживать все необычное, дозорные башни для того ведь и строились?
– Так-то оно так, – махнул рукой Инь Лун, – но разве здесь что-то происходит? Глушь несусветная, сам посмотри! Я бы уже и нечисти из самого Диюя обрадовался.
– А я-то думал тут поспрашивать, не нужна ли кому помощь с мелкой нечистью или злобными духами, – напоказ огорчился Ючжэнь. Он уже прикинул, что от разговорчивого Инь Луна можно узнать побольше об окрестностях и возможном пути дальше.
– Да скорее коровы заговорят и плотины из отрубей строить начнут! – засмеялся молодой заклинатель. – А случится что – мы и сами справимся. Даочжан, не трудись!
– Зачем же здесь столько башен, если все спокойно? – неподдельно удивился Ючжэнь.
– Так башни еще в пору Сошествия гор поставили, едва все трястись перестало. Знаешь ведь, что творилось, разве можно было оставить земли мятежников без присмотра? Мне старшие рассказывали, что в первые годы тут кого только не встречали: и яогуаев, и цзянши, и гуев[158] всех мастей… А потом тихо стало, нечисти не больше обычного – иногда кто-то вылезает, конечно, но по мелочи, дозорные часто сами справляются. Тут и из Вэй Далян приходят дежурить, и из У Минъюэ, но так-то наши в основном. Глава наш, господин Хань, строго за всем следит.
– Глушь, говоришь… А так и не скажешь, Цзянчжоу – место оживленное, торговля бойко идет, смотрю.
– Для простых людей оживленное, а заклинателям тут ловить особо нечего, – вновь погрустнел Инь Лун. – Вот на севере, у этих пустынников из Ляо, или к югу, где уже Юн начинается, говорят, веселее, есть где развернуться. Но глава пока туда не пускает, велел сначала здесь опыта набраться.
– Мудрый у вас глава, – заметил Ючжэнь, – все в согласии с заветами просветленных, что говорят: «Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, – размышление; второй, самый легкий, – подражание; третий, самый горький, – опыт». Он размышляет о том, как лучше для клана и своих адептов, потом поступает сообразно размышлениям, и вы, подражая ему, учитесь у него, и опыт становится для вас менее горек с таким наставником.
– Да ты прямо как наш Сунь-лаоши! – восхитился Инь Лун. – Расскажи, Си-лаоши, откуда такие, как ты, берутся?
– Я из монастыря Тяньбаожэнь, что на востоке, недалеко от Хофэя…[159]
Они болтали еще какое-то время, но Ючжэнь, получив неподдельное удовольствие от беседы, узнал немногое сверх того, что ему было уже известно: из Алой долины его путь, скорее всего, лежит в заброшенные земли мятежного клана Цинь Сяньян. Если бы цель путешествия находилась на юге или севере, они свернули бы туда еще до гор, идти в Цзянчжоу не было бы смысла. Удивительно только то, почему Цю Сюхуа не бросила его раньше, когда полностью оправилась: лететь на мече гораздо быстрее, чем тащиться по холмам с лошадьми, она же оставалась с ним – и не говорила ничего о том, куда они направляются. Ючжэнь прекрасно знал, что она ему не ответит, но вечером, когда они снова встретились в «Чешуйке дракона», все-таки спросил:
– Дева Цю, куда же лежит наш путь далее? Впереди только пустые земли и высокие горы.
– Не твое дело! – вскинулась она, сверкая глазами. – Если не доверяешь мне, зачем тащишься следом?
– Похоже, это ты не доверяешь мне, дева Цю, – мягко возразил Ючжэнь. – Да простят мне боги возможную самонадеянность, но я ни разу не дал тебе повода считать меня нечестным человеком. Достойным доверия я верю, и недостойным доверия я также верю: Благая Сила преисполнена доверия[160]. А достойна ты или нет, решай сама. – Цю Сюхуа открыла было рот, но он остановил ее поднятой ладонью. – Не надо. Я уже понял, что мы идем в заброшенные земли. Тогда завтра надо будет продать лошадей, взять их с собой мы, увы, не сможем. И отправиться в путь придется ночью: легче будет миновать дозорные башни и избежать ненужных расспросов.
Поднялся и ушел к себе в комнату, даже не обернувшись. Его спутнице определенно нужно время. А сам Ючжэнь, уже готовясь ко сну, раздумывал о том, почему все еще продолжает путь. Только ли ради правды о смерти старшего брата? И поймал себя на желании узнать наконец, что ярче горит в глазах Цю Сюхуа: пламя Диюя или звезды священных Небес.
Интерлюдия. Карп, прошедший Врата Дракона
[161]
Двое сыновей старого главы клана Хань Ин были несхожи меж собой, как несхожи солнце и луна. Старший, Дацзиншэнь, сильный, яркий,
