вооде, должны у тебя быть/ достаточно просто: если единое — то это полнота /по крайней мере, если мы говорим о Мироздании/, но именно из единства этой полноты с непреложностью следует, что это /это же/ — ничто, пустота. Поскольку, если это в самом деле единство, то оно должно состоять из единственного неделимого, т. е. элементарного. Но единственное и элементарное непредставимо, немыслимо, поскольку всякое представление, всякая мысль — это сравнение, описание одного посредством другого. Поэтому единство вполне трансцендентно: оно дано нам либо как набор многочисленных и разнообразных частей /и в таком восприятии единство разрушается и замещается /квази/разнообразием/, либо мы полагаем его как нечто одно и неделимое, которое непредставимо.
Вообще говоря, была у меня ещё одна частная идея, которая подчёркивала /иллюстрировала/ неподлинность разнообразия. Предполагалось, что Вселенная замкнута не только в смысле Эйнштейна /»расширяющаяся Вселенная»/, но и по вертикали уровней материи. Грубо говоря, если увеличить некий предмет в N раз /”N” — либо константа, либо функция от размеров Вселенной/, то ничего не произойдёт, он попадёт точно на своё место. Мы находимся внутри того, что является нашей частью. Это противоречие, но не онтологическое. Чтобы мыслить, представлять мир, нужно разрушить, пренебречь самой существенной его характеристикой — единством, а потому наш способ представления мира противоречив, противоречив принципиально, в любом описании мира концы — в конце концов — не сходятся с концами. Это обязательная и неотъемлемая характеристика любого описания мира. Таким образом: либо нам не о чем говорить /единый, элементарный/, либо мы высказываем положения, которые не могут друг другу противоречить и не могут не доводить до абсурда: это плата за то, что мы можем воспринимать мир как нечто, мыслить его и говорить о нём.
(9/III)
Закругляюсь. Привет жене. ЮВ
Привет, Валера!
Сначала — с прошедшим, но Новым Годом.
Теперь — о романе века. Эта часть /части/ твоего письма несколько меня удивила — чем тебе не угодили Фаулз, Эко и Борхес, чтобы так на них бросаться? Может, не на них ты в обиде, а на меня? Тогда дело другое: я, как водится, виноват и приношу свои искренние извинения. Если всё же вернуться к Ф., Э. и Б., то у Фаулза на меня произвела определённое впечатление только «Башня из чёрного дерева». «Женщину лейтенанта» и «Коллекционера» я читал больше для порядка, а «Мантиссу» не видел /и не слышал/. Но раз ты говоришь, что там аналогичная конструкция — прийдётся прочесть и, возможно, отреагировать в тексте, хотя бы отторжением. В некотором смысле я на самом деле «натолкнулся на конструкцию», но в другом месте и уже пытаюсь реагировать. Но натолкнулся или нет — дело 28-е. Конструкция — сторона механическая, без неё м.б. и нельзя, но это не произведение, а внешние для него условия.
У Эко я, кажется, так и не дочитал до конца ничего, хотя, похоже, это интересней «Лейтенантской женщины» Ф-за. Ну, не дочитал и недочитал, но выступать на него как-то желания не появляется. Что он итальяшка — я слышал, но почему он фашист — не в курсе. Что касается «моего друга, тоже фашиста», то его фашизм — из «Вавилонской биб-ки», точнее — «… лотереи» /блестящие, между нами, р-зы — как и некот. другие/.
Но мы куда-то отклонились. Я написал уже 90 стр. /первоначального/ беловика и до сих пор ни одно из этих имён не приходило мне в голову.
Наверное, я ломлюсь в открытую дверь и элементарного ёрничества не понимаю, а, может, получилось оно слишком серьёзным? — и я, пытаясь иногда тоже быть серьёзным, серьёзно на него отвечаю.
Ни-лин, видимо, «завис»: я ещё могу с определённым напряжением представить, что я написал ему «очень душевное письмо» в таком состоянии, что ничего не помню, но трудно предположить, что и ответ его я читал в таком же состоянии, а потом, к тому же, его потерял. А если он не ответил даже на «очень душевное письмо», то опять вылезать с инициативой, которая может кончиться тем же …
Книга Чарного хорошая /даже вышла уже моя статейка с похвалами/, но вряд ли бы я её прочёл, если бы это была не книга Чарного /сам Боря вообще не нашёл что сказать на «Лабиринт» с «Видом на Вечность»: хорошего он, видимо, ничего не нашёл, а плохого говорить не хотел. Это нормально, я сам часто так делаю/. Что касается «Лабиринта» — это альманах Союза Российских пис-ей, который хочет быть к.-н. журналом. Чуть позже «Лабиринта» вышел и альманах СП России «Третья ПЕрмь» — гораздо толще и гораздо хуже /хоть я и от «Лаб-та» не в восторге, естественно/. <…>
“Антиюринг» и «Устройство мира…» я перечитал и смею тебя уверить, что они ни для чего не пригодятся ни при какой погоде — плоский и недодуманный материализм. Зачем Бориса Борисыча обижать? Но — при случае — я сделаю ксераксы и пришлю тебе — для коллекции.
Астрологию пришлю в след. раз.
«Удетерон» можно попытаться сделать втроём: ты, Нина и я. <…>
К «Всё о тараканах» приступаю е.б.ж. Дело в том, что у меня то температура 39,5, то давление 220230. Мне намекнули, что если это будет одновременно — это агония.
«Вид на Вечность» вышел и в «Пресс-центре» и с иллюстрациями Серёжи, но там выбрано меньше трети и скомпановано плохо.
О Гаврилове ты ничего не пишешь. Так у тебя есть его «Избранное» с моим маленьким предисловием?
Ну, вроде всё перебрал /ах, да! — ещё Андрейчиков и Аширова. Но они пока не актуальны для каких бы то ни было совместных планов/ и остался только твой разбор «Вида на Вечность».
№ 1 «Разве мираж не реальность? В каком смысле «всего остального просто нет»? — Оно, конечно, и мираж — реальность. В каком-то смысле. А подойдёшь напиться — песок. Вот в этом смысле — «всего остального просто нет».
№ 6 С кошкой ты объясняешь понятно. Только ведь я не о кошке говорю, а говорю, «что даже кошку с души воротит…», каково же нам с тобой?
№ 13,15,16,18 со знаком «9». Что должен значить этот знак — мне не до конца понятно. Это может значить, что я выражаюсь плохо, или вообще что-то не то говорю, это может значить, что ты по каким-то причинам не хочешь меня понять. Мне их выбрасывать не хочется, хотя, возможно, к этому есть какая-то мотивировка, но мне она неизвестна.
№ 21 «…и умер через некоторое время от горя». Конец». — В этом, пожалуй есть резон.
№ 28 «Этот номер повторяет