Аделаида и Амалия родились с разницей в один год. Красивые крупные белокурые девочки, все в отца. От матери достались лишь изящные руки, ноги тридцать пятого размера и робкий характер. Сестры общались только друг с другом, стесняясь заводить друзей. Жили они при коммунизме. То, что у семьи не было проблем с продуктами, – понятно. Но еще они одевались в двухсотой секции ГУМа, доступной только для высшего партийного руководства, ездили отдыхать за границу. И не в какую-нибудь там Чехословакию и Болгарию, а в абсолютно недосягаемые для советского человека Францию и Италию. Трехэтажная дача в Кратове, а за железными воротами гаража не одна, а две машины – «Волга» и невероятная по советским меркам вещь – «Фольксваген».
Первые неприятности у девочек начались, когда умерла их всегда тихая и молчаливая мама. Отец сильно пил несколько недель, потом нанял двух домработниц. Домой Генрих приходил поздно, почти ночью. Ада и Амалия росли сами по себе, оставаясь, несмотря на богатство, нормальными советскими детьми, сначала пионерками, потом комсомолками. По очереди поступили в институт, затем в аспирантуру. Из друзей – только Макс Полянский да дочь папиного заместителя Ильи Каца. Когда Ада закончила учебу, папа, спохватившись, увидел двух кандидаток в старые девы. Со свойственной ему предприимчивостью Кляйн принялся устраивать судьбу дочерей, и через полгода сыграли две свадьбы. Девочки получили в приданое по квартире с обстановкой, по машине и по тугой сберкнижке.
Счастливая жизнь рухнула сразу, когда промозглым мартовским днем Генриха арестовали по обвинению в хищении социалистической собственности. Амалии и Аде дали только одно свидание с отцом. Абсолютно белый, без кровинки в лице он попрощался с дочерьми, понимая, что из тюрьмы не выйдет. После общих слов и наказаний дружить друг с другом Генрих произнес странную фразу: «Главное, чтобы от вас не убежал заяц. Девочки, умоляю, ходите к маме на могилу каждый день. Имейте в виду, что заяц может прожить до девяноста лет».
Ни Ада, ни Амалия так и не поняли, что же хотел сказать отец. Родительскую шестикомнатную квартиру на улице Горького конфисковали, та же судьба постигла дачу, машины и отцовскую сберкнижку. Но ни оперативники, проводившие обыск, ни судебные исполнители не нашли ни драгоценностей, ни золота, ни валютных запасов.
Генриха Кляйна расстреляли. Дочери не знали, где и когда это произошло. Тела расстрелянных родственникам не отдавали. Но судьба выкинула странную шутку. Выполняя наказ отца, Ада и Амалия часто ездили в колумбарий Донского крематория, где покоился прах их матери. Один раз Амалия отправилась туда одна и просидела в каком-то странном ступоре возле ниши почти до ночи.
Около девяти вечера, когда сторож велел девушке идти домой, она двинулась по центральной аллее к выходу и у дверей крематория увидела двух милиционеров, сгружавших на каталку простой гроб из необструганных досок.
Удивившись такому странному и позднему погребению, Амалия подошла поближе. Милиционеры покатили каталку внутрь. Сама не понимая почему, Амалия пошла за ними и увидела, как стражи порядка с легким матерком ставят груз на полозья. Подошла дежурная, нажала кнопку, гроб провалился вниз. Менты, утирая пот, ушли. Служащая двинулась было в контору, но тут увидела спрятавшуюся за колонной женщину. – Кого это так странно кремировали сейчас? – поинтересовалась Амалия.
Похоронных дел мастерица сначала промолчала, но сторублевая бумажка развязала ей язык.
– Ох, – сказала тетка, – к нам иногда привозят тела казненных, вот и сейчас такого доставили.
– Посмотрите, как фамилия, – дрогнувшим голосом попросила Амалия.
– Кляйн Генрих Карлович, 1923 года рождения, – ответила служительница, кинув быстрый взгляд на документы, – сегодня расстреляли.
Амалия ухватила ее за руку, сунула бабе свой паспорт. Служительница посерела и потащила женщину в контору. Там, налив Амалии водки, баба молча выслушала ее просьбу. То ли она была жалостлива, то ли дело решили антикварные серьги с бриллиантами, которые Амалия вынула из ушей, но около полуночи служительница принесла в контору банку из-под растворимого кофе, наполненную пеплом.
Через несколько дней дочери поставили ее в нишу, где хранилась урна с прахом матери.
После ареста отца муж Амалии бросил ее, решив не связывать свою судьбу с дочерью осужденного по расстрельной статье. Аде повезло больше. Семен остался с ней. Правда, жизнь у них не очень клеилась. Сеня не пропускал мимо себя ни одной юбки, детей у них не было. Аделаида увлеклась садоводством и все свободное время проводила на даче, выращивая там цветы и какие-то необыкновенные овощи.
– Просто не могу понять, зачем она его убила, – всхлипывала Амалия, – ведь давно привыкла к изменам, можно сказать, махнула на них рукой. Да и Сеня как муж был ничего, заботился о ней. То шубу купит, то кольцо, в деньгах не ограничивал. Честно говоря, Аде даже нравилось, что Сеня физически к ней охладел. Она не страстная женщина. Семен и не думал разводиться с Адой. Спокойная, интеллигентная жена, закрывавшая глаза на все его приключения, устраивала мужика полностью. Вот такой брак! И совершенно непонятно, почему Ада так взбесилась. Ведь последнее время, приезжая с дачи домой, она всегда предварительно звонила мужу, чтобы не поставить ни себя, ни его в глупое положение.
– Странно, что она воспользовалась пистолетом, – вздохнула я, – и удивительно, как, не умея стрелять, попала в цель!
Амалия внимательно посмотрела на меня.
– Мы с Адой почти всю юность ходили в секцию стрельбы из пистолета. И она, и я мастера спорта по этому виду. Ада ночью в муху попадет.
Я разинула рот: ну и информация.
– Значит, думаете, что убийца – Ада?
Амалия снова закурила.
– К сожалению, здесь и думать нечего. Она мне вчера звонила, у них в камере есть сотовый.
– Вчера? Когда же вы вернулись?
– Уже неделю, просто все время в бегах, то продукты передавала, то вещи.
– И что Ада сказала?
– Слышно было очень плохо, треск, гул. Просила прощения. Так и выкрикнула: «Извини меня, Амалька, за все, не выдержала, пристрелила мерзавца, столько горя тебе причинила. Забудь меня поскорей!»
Амалия, всхлипнув, подошла к буфету и принялась капать в стакан резко пахнущие капли.
Я решила переменить тему:
– Вы знакомы с Радой Ильиничной Соколовой?
– Конечно, – ответила Амалия, – это ведь наша с Адой единственная близкая подруга, дочь папиного заместителя Ильи Каца.
– Как же так? – изумилась я. – Вроде замужем не была, а фамилию поменяла!
– Илью Соломоновича арестовали вместе с папой, – пояснила Кляйн, – но не расстреляли, а осудили на пятнадцать лет. Он умер в заключении. Его жена вышла второй раз замуж и дала дочери фамилию отчима. Радочка – очень больной человек, замуж никогда не выходила, воспитывает племянницу, чудесную умную девочку. А почему вы про нее спрашиваете?
Я подождала, пока женщина вновь сядет в кресло, и сообщила о смерти подруги.
Бедная Амалия посерела и снова схватилась за капли.
– Я говорила ей, предупреждала, советовала спрятать в банк, так нет, дома держала. Вот грабители и узнали, может, Яна перед подружками похвасталась.
Ничего не понимая, я уставилась на Амалию. Та прояснила ситуацию.
Генриха Кляйна арестовали внезапно, а Илью Каца – только через два дня. Вот мужчина и успел спрятать кое-какие драгоценности. Милиция не обнаружила тайника, и Раде Ильиничне досталось все его содержимое. Чтобы не привлекать внимания, женщина очень аккуратно распорядилась богатством. Изредка продавала царские золотые червонцы. Деньги тратила осторожно, дорогой одежды, мебели и автомашин не покупала, но старости не боялась.
Шкатулку с драгоценностями держала в шкафу, под нижним ящиком в небольшой нише. В свое время Рада показала подругам тайничок. «Если внезапно умру, – пояснила она сестрам Кляйн, – возьмите себе, продавайте потихоньку и давайте Яне деньги. Молодая она, как бы сразу все не спустила. А то еще наденет что-нибудь сдуру в университет, похвастаться перед подружками».
Хвастаться было чем. Изумительной красоты старинный гарнитур из изумрудов: колье, кулон и кольцо. Диадема с восемнадцатью чистыми бриллиантами, примерно десять пар серег с сапфирами, рубинами и алмазами. Платиновые цепочки грамм по сто каждая, несколько мужских перстней, ожерелье из настоящего розового жемчуга и многое другое.
Ада и Амалия упрашивали Раду положить сокровища в банк.
– Время сейчас другое, – уговаривали они подругу, – никого теперь не интересует, откуда у тебя деньги. Спрячь драгоценности в надежный сейф.
Но Соколова отказывалась.
– Наверное, Яна кому-то сболтнула, – сокрушалась Кляйн, – вот и убили несчастную. Не принесло ей счастья богатство. Наш-то папа неизвестно куда все дел, а у мамы были просто уникальные вещи, я уже и не говорю про яйца работы Фаберже и три табакерки восемнадцатого века. Все как в воду кануло, испарилось бесследно. А вот Илья Соломонович сберег, да что толку?
