пожалела о том, что задала этот вопрос, и вспомнила, что эти серьги никогда не смущали и Седрика. Значит, то, что вампиры боятся серебра – всего лишь очередная ложь.
– А кол в сердце? – все-таки полюбопытствовала я.
Брэндон прекратил гладить мои сережки, отстранился от меня и криво усмехнулся.
Я поняла, что это был его насмешливый ответ на мой дурацкий вопрос.
– Значит, все это – просто выдумки? Но тогда почему люди считают, что… Господи, да вы еще более живучи, чем тараканы! – воскликнула я, ошеломленная этим известием.
– Сравнение нелестное, но правдивое. Зачем вы, глупые создания, придумали чушь про серебро и осиновый кол? Ответ прост: так вам спокойнее, от мысли, что вы можете защититься и истреблять нас, – тихо рассмеялся вампир.
– Вас вообще нельзя убить? – Я удивлялась все больше. Нет, конечно, Седрик говорил мне, что это невозможно, но не до такой же степени!
– Хочешь попробовать? – с хитрой улыбкой спросил меня Грейсон.
– К чему пробовать, если я уже знаю конечный результат? – нахмурилась я, не понимая, к чему он спросил об этом.
– Даже не попытаешься?
– Предпочитаю не тратить сил понапрасну.
– Что ж, вижу, проблеск ума в тебе все же имеется. – Вампир достал из кармана своего пиджака мобильный телефон и провел пальцем по экрану – тот засветился, и Грейсон отвлекся от нашего разговора.
– И где он сейчас? – спросила я, рассеянно поглядывая на собеседника.
– Кто? – равнодушно ответил он.
– Тот, первый из вас.
– Отдыхает.
– Он стал мумией? – допытывалась я.
Грейсон оторвался от своего телефона и посмотрел на меня.
– Да, но, если он решит возвратиться к жизни, то сделает это, – ответил вампир и вновь перевел взгляд на свой телефон.
– То есть, вы не можете умереть, и вас не могут убить? – уточнила я: этот разговор был мне интересен, ведь теперь я узнала о Седрике еще больше.
Грейсон кинул телефон на диван и посмотрел на меня.
– Это как закон физики, который нельзя нарушить: наша жизнь – закон и для самих нас. Захотел сдохнуть? – Он криво усмехнулся. – Не выйдет.
– И ты никогда не жалел об этом? – спросила я, радуясь тому, что он вернулся к беседе со мной.
– Жалеть о том, что я не могу умереть? Вайпер, я люблю жизнь, и она у меня довольно интересная, полная событий и развлечений. А теперь сходи на кухню и принеси самый большой нож, который найдешь.
– Зачем? – искренне удивилась я этому приказу.
«Он хочет зарубить меня?» – от этой мысли моя кожа покрылась мурашками страха.
– Не задавай лишних вопросов. Вперед, – мрачно сказал вампир.
Я сходила на кухню и взяла там то, что он просил. Также я обнаружила на кухне много разнообразной еды, которая стояла на столах в больших пластиковых коробках.
– Брэндон, что там за еда? – спросила я вампира, когда вернулась в гостиную.
– Пока ты пряталась в своей комнате, приезжал тот же милейший повар, что приготовил для нас роскошный ужин в день твоего приезда. Ты не должна голодать без меня. Кажется, это нож, которым рубят кости? – спросил вампир, взглянув на нож, который я держала в руках. – Теперь возьми его и попытайся пробить им мою грудь.
Он снял с себя пиджак и расстегнул свою белую рубашку. Я молча наблюдала за ним, лихорадочно размышляя, шутит он или нет.
– Ну же, попытайся убить меня, – спокойным тоном сказал Грейсон, с усмешкой наблюдая за моей робостью. – Целься в самое сердце, и, может, у тебя все получится.
Меня не нужно было просить дважды: я взяла нож обеими руками и с силой направила его прямо в грудь вампира, но он не пробил его кожу, а лишь слегка погнулся, словно я направила его не в живую материю, а в статую. Я с яростью нанесла вампиру еще пять ударов, но все было бесполезно: на белой коже Грейсона не осталось ни малейшего шрама.
– Не хватает силенок? Дай сюда нож. – Грейсон отобрал у меня нож и ударил им свою грудь. Лезвие поломалось надвое. – Какая жалость, правда? – Брэндон криво усмехнулся, бросил сломанный нож на пол и стал застегивать рубашку. – А как бы ты хотела пронзить мое черное сердце, чтобы освободиться от меня и побежать к своему Моргану! Да?
Это была чистая правда, но все мои старания причинить Грейсону вред, действительно, были совершенно напрасны.
– С этой минуты я восстанавливаю табу на разговоры о Моргане, – вдруг сказал он. Вампир уже застегнул рубашку, но не стал надевать пиджак.
– Но у меня есть другой вопрос… – вновь робко начала я.
– Нет, теперь моя очередь спрашивать, – перебил меня он.
«Он играет в какую-то дурацкую игру? Задавать вопросы по очереди?» – недовольно подумала я.
– Смешно, конечно, но, спрашивай. Ты опять хочешь спросить о нас с Седриком? – предположила я.
Грейсон наклонился ко мне и погладил своими ледяными пальцами мою щеку. Я сжалась и громко вздохнула – в этот раз я не смогла молча вытерпеть эту пытку.
– Что я говорил тебе? Не упоминать о нем. Никогда, – зловеще тихо сказал он.
– Ты сейчас ударишь меня? – прошептала я, закрыв глаза.
– Нет, в этот раз я тебя прощаю. Что нужно сказать?
– Спасибо, – машинально ответила я, посмотрев в его лицо и радуясь тому, что он не ударил меня. – Но тогда… Ты хочешь спросить обо мне?
– Зачем? Я и так знаю о тебе все, и, боюсь, ты – скучная серая мышка. Но, благодаря тому, что ты знаешь то, чего знать не должна, все же представляешь некоторый интерес.
– Тогда тебе не о чем меня спрашивать.
– Не думаю. Что ты почувствовала, когда он признался тебе? – Вампир все никак не убирал с моей щеки свои ледяные пальцы, и мне было жутко от этого.
– Я испугалась и убежала в другую комнату… Это было самое ужасное зрелище, что я когда-либо видела… Нет, а потом, когда ты вышел тогда на солнце…
– Довольно, – перебил он меня. – Когда я был в Чехии, то узнал кое-что о твоих родителях. Интересно?
Я поспешно закивала.
– Твоему отцу дали премию, как лучшему учителю Брно, и он расплатился с долгом за вашу ржавую банку.
Эта новость так обрадовала меня, что мое лицо озарила широкая улыбка.
– Это так здорово! Они с мамой, должно быть, очень рады и ждут, когда я приеду, чтобы сделать мне сюрприз! Но я уже не вернусь… – Мне вдруг стало безумно горько от этой мысли, и я тихо заплакала. – Ты запретил мне звонить им, и я не звонила… Они волнуются и думают, что со мной что-то случилось!
– Перестань реветь и иди спать, – вдруг резким ледяным тоном сказал Грейсон и убрал с моего лица свои пальцы.
– Но зачем ты… – начала я, желая спросить его: «Зачем ты рассказал мне об отце? Чтобы сделать мне еще больнее?».
– Еще одно слово, и я сам уложу тебя в кровать, но, боюсь, это будет совсем невежливо и неэстетично, – мрачно перебил
