что ты сделаешь, если я ослушаюсь? – с сарказмом спросила я.
– То, чего ты боишься.
Он говорил спокойно, хладнокровно, ведь прекрасно понимал, что был хозяином положения. И я тоже понимала это: после того, как вампир ударил меня в самолете, я боялась его, а после того, как он убил Лурдес и Сьюзен, он стал для меня настоящим маньяком – безжалостным, злым, ненормальным.
– Как легко манипулировать тобой, – усмехнулся Грейсон, видимо, увидев мое колебание.
– Значит, я вообще не могу ни о чем тебя спрашивать? – спросила я.
– Можешь.
– Но о чем? – искренне изумилась я. – Все, о чем я хочу узнать, ты запретил. Зачем ты вообще позвал меня сюда?
– Хочу провести время в твоей компании. Ты можешь спросить меня о чем-нибудь – я все равно убью тебя, так что, могу раскрыть тебе некоторые секреты.
Какая милость с его стороны!
– Тогда могу я спросить о тебе? – поинтересовалась я: раз у меня появилась возможность узнать об этом маньяке чуть больше, я хотела воспользоваться ею.
Грейсон усмехнулся.
– Зачем тебе что-то знать обо мне?
– Но здесь больше никого нет. Только ты.
– Прекрасная мотивация. И что ты хочешь узнать?
– Когда у тебя появилась склонность к садизму? – не подумав, ляпнула я, а затем подумала, что он ужасно разозлится, ведь я назвала его ненормальным.
Но вампир лишь скудно улыбнулся.
– То, что я делаю – не садизм. Это – развлечение. Ты вообще знаешь значение этого слова? – ровным тоном сказал он, вперив в меня ледяной взгляд своих голубых глаз.
– Знаю: это любовь причинять другим страдания, – мрачно сказала я, вспоминая все, что он причинил мне.
– Вот видишь, ты ошибаешься – я никому не причиняю страданий.
– Ну да! – насмешливо воскликнула я. – А все те девушки в твоем подвале?
– Чтобы ты знала, я не бил их, не насиловал, и не совершал над ними никаких развратных действий – я просто сажал их в камеры, но всегда давал им возможность убежать. Это непередаваемое наслаждение – чувствовать себя властелином чужих судеб. Я всегда играю по-честному, и если мои соперники проигрывают, они обязаны заплатить за свой проигрыш.
Я смотрела на него, широко раскрыв глаза: его абсолютное равнодушие к убийству всех тех девушек потрясло меня.
– Тебя смутило слово «насиловал»? – вдруг усмехнулся вампир.
– Нет, потому что Се… – Я чуть было не произнесла имя возлюбленного, но вовремя спохватилась. – Он сказал, что это невозможно. Слава Богу… Я просто подумала… Ты говоришь об убийствах так, будто они для тебя – обыденность. И знаешь, может, ты не бил тех девушек, но ты ударил меня и много раз причинял мне боль: в самолете, здесь… Ты садист. Самый настоящий.
– Все просто: я не считаю тебя достойной обычной, почти безболезненной смерти. Ты – ничто, – ледяным тоном откликнулся на это Грейсон.
– Прекрасно, я поняла: моя жизнь неугодна тебе, и ты ненавидишь меня, – усмехнулась я.
– У меня тоже есть к тебе пара вопросов, – неожиданно сказал вампир. – Как вы познакомились?
– С Се… С ним? Но ведь ты только что сказал…
– На эти пару минут разрешаю тебе нарушить табу.
– Просто я не понимаю… Тебе интересны такие вещи? – Я была глубоко удивлена его любопытством.
– Интересны? Нисколько. Но то, что происходит между тобой и Морганом-младшим, не укладывается в моей голове: я давно знаком с ним и знаю, что он презирает смертных не меньше, чем я. И вдруг этот отшельник влюбился в тебя. Как, где и когда?
– Тебя это не касается, – тихо, но твердо сказала я.
Грейсон схватил мое запястье и сжал его.
– Запомни раз и навсегда: мои приказы обязательны к исполнению. – Его пальцы сжали мое запястье еще сильнее.
– Это было в октябре прошлого года, когда в нашем университете началась экспериментальная программа помощи старшекурсников младшим… – начала рассказывать я, понимая, что отвертеться от допроса мне не удастся, и напуганная его холодным строгим тоном.
– И ты досталась ему, – усмехнулся вампир. – Значит, ты ничего не понимаешь в математике?
– В физике, но сейчас… – Я замолчала, вдруг поняв, что оправдываюсь перед этим мерзавцем. Нет, еще чего!
– Признаться, я думал, что все было намного интересней, а ваша история оказалась совершенно банальной.
– Нет, Брэндон, не банальной. Мы почти сразу возненавидели друг друга: Седрик вел себя как свинья, а я показалась ему наивной дурочкой…
– Показалась? – Грейсон насмешливо усмехнулся.
Я проигнорировала эту колкость.
– А потом он забрал меня из университета, и мы крупно поругались из-за одной не очень хорошей девушки, которую я считала своей подругой… Я расплакалась, а он… Он сказал, что хочет быть со мной, сказал, что боролся с собой, пытался оттолкнуть меня и поэтому нарочно оскорблял. Но он… Он лучший. Я люблю его. – Я замолчала, улыбнулась от этих воспоминаний и опустила взгляд на пол. В моем горле стоял ком, и я не могла больше говорить о том чудесном моменте, тем более, рассказывать о нем Грейсону.
Когда я подняла взгляд на Грейсона, то обнаружила, что он внимательно смотрел на меня, словно взвешивая каждое мое слово, но его губы были искривлены в насмешливой ухмылке, и моя восторженная улыбка тут же померкла.
– Так вот как Седрик пустил под откос свою жизнь. Удивляюсь тому, как Морганы не поняли того, что он изменился. Маркус уж точно должен был заметить это. И он знает, верно? – Грейсон испытующе смотрел в мои глаза.
– Нет, его брат ни о чем не знает. Седрик боится, что он отвернется от него, – тихо солгала я, не смея сказать ему правду: хоть он и пугал меня тем, что «моя ложь раздражает его», я не имела права предать Маркуса, ведь знала, как много он помогает Седрику.
Воцарилась тишина. Грейсон продолжал пристально смотреть в мое лицо. Мне было жутко от его взгляда, и я поспешила сказать хоть что-то, чтобы отвлечь вампира от «любования мною».
– Брэндон, я хочу спросить… Кое-что о вас, – робко сказала я, ежась под его холодным взглядом.
– Неужели Морган не утолил твое любопытство? – Он даже не улыбнулся.
– Он рассказывал мне, но тогда я была очень смущена. Мне были неприятны его откровения о том, как вы убиваете, и Седрик увидел, что мне жутко от этого, и замолчал.
– Хорошо, Вайпер, что именно тебя интересует?
– Как много лет самому старому из вас?
– Не старому, а первому.
– Да, извини. – Мне показалось, что моя неверная фраза задела его.
– Никто не знает, сколько ему лет. Он сам не помнит, когда впервые открыл глаза в этом мире, но, думаю, что в тот же миг, когда и первый смертный. Это все?
– А серебро? Вы боитесь его?
Грейсон отпустил мое запястье, и его ладонь легла на мою щеку, а затем он провел пальцем по мочке моего правого уха. Я похолодела, но выдержала это неожиданное прикосновение.
– Кажется, эти серьги серебряные? – спросил вампир, гладя мои сережки – единственное, что я носила из украшений.
Я тут же
