«Сношение с Машей может идти без сучка, без задоринки только через дупло, сдобренное партийным благословлением!
Избранное от Апраксия, стих седьмой вещательный»
Признаться честно, Андрей Иванович не до конца понял смысл изречения от Апраксия и в свойственной ему вежливой манере попросил его растолковать:
– Не догоняю я что-то! – он вопросительно уставился на Бобырей. – Фуфло какое-то! Нужно заменить! Какие есть варианты слету?
Бобыри молчали. Трифон густо покраснел. Было видно – ему не по себе.
– Ладно, прощаю! – Андрей Иванович быстро сбегал в кабинет и вынес оттуда стопочку чистой бумаги. Подошел к столу и жирным шрифтом написал:
«Общение с Машей возможно не только через дупло, но и через партию!»
«Общение Дубровского с Машей через партию гораздо приятнее, чем через дупло!»
«Книгами Демьяна Бедного выстланы светлые чувства – а дупло здесь вовсе не причем!»
«Только приложив Демьяна к дубу, понимаешь – есть у Маши шанс дождаться Дубровского, или пока еще ничего не решено!»
Андрей Ивановича брезгливо просмотрел варианты и быстро зачеркнул их один за другим. Художники за его спиной благоговейно молчали – отрывать кронпринца от мыслительного процесса они бы не посмели никогда!
Наследник скомкал испорченный лист и, не глядя, бросил его через плечо, попав в лоб Холмогору. Художник даже не пикнул – по причине, обозначенной выше. Наконец Андрей Иванович просветлел – вот то, что нужно!
«Партийное дупло – единственный шанс Дубровского заполучить Машу! А потому смело вступай в ряды большевиков!»
Немедленно после записи Андрей Иванович прочитал откровение Бобырям. Как и следовало ожидать, художники взорвались дружными громкими аплодисментами, переходящими в оглушительные овации. Самое время перейти к следующей картине!
– Римский номер III! – на цифре «три» голос Аввакума сорвался, и Андрей Иванович предложил ему мятную пастилку для смягчения горла. Художник с благодарностью принял подарок.
Следуя логики развития событий, перед дубом в пять обхватов (перед тем же самым дуплом) стояла Маша – на цыпочках. Она тянула руки внутрь дерева – изнутри торчал краешек полного собрания сочинения Демьяна Бедного. На ветвях дуба сидели снегири и блаженно щелкали клювами. К гузке каждого снегиря был привязан кожаный мешочек для сбора экскрементов. На мешочках было написано: «Не дадим гадить на знания!» А текст в скользящей рамке был таков:
«Сношение с Дубровским может идти без сучка, без задоринки только через дупло, сдобренное партийным благословлением!
Избранное от Апраксия, стих седьмой дробь один вещательный»
Прочитав надпись, Андрей Иванович слегка разгневался – что за бред, ведь он только что продемонстрировал художниками единственно верный вариант!
Но отдадим ему должное – он тут же остыл, как только вспомнил, что надписи для рамок изготовлены заранее, поэтому и обвинять художников в злонамеренном игнорировании указаний начальства нет смысла!
– Ну, вы понимаете, что вот это никуда не годится! – Андрей Иванович самолично отодрал старославянскую вязь с рамки. – Новый слоган (она же речевка) будет таким:
«Хочешь самца – сначала карьера партийного бойца! Дорастешь до секретаря партячейки – прибегут, как полицейские ищейки! И Дубровский – первым!»
Андрей Иванович сравнил два актуальных лозунга (холст II и холст III) и пришел к выводу – они замечательно дополняют друг друга! И больше придумывать ничего не нужно!
Художники развернули следующую картину, и Аввакум дежурно продекламировал:
– Римский номер IV!
Поверх картины шла надпись: «Загадки на все времена!»
1. О чем мечтал народ в тени сугробов в поле с сенокосом? (напротив был нарисован сугроб и голый мужик с косой, увесисто срезающий кукурузные початки);
2. О чем рабочие цветные видят сны? (посреди сталелитейного завода рабочий в робе заснул на станине токарного станка, а рядом с ним чинно почивала его ручная черепашка);
3. О чем в суровый полдень пограничник бредит наяву, устав следить в бинокль за кордоном? (зеленая фуражка выглядывала из кустов, лицо под фуражкой было сумрачно и частично прикрыто морским биноклем);
4. О чем красавица с подружками трещит без устали – и с жаром, с огоньком? (Женская баня, посреди бани – бассейн. Кругом пар, ничего толком не видно);
5. О чем в трудах философов нетленные и строгие в страницах бродят мысли? (Читальный зал, посреди зала сидит профессор и шевелит губами от напряжения, пытаясь разобрать каракули студента-первокурсника);
6. О чем вы, пташки вольные, кричите вровень с петухами? (На переднем плане – разноцветный петух, его атакует стая воробьев. Петух понимает – ему амба!);
7. О чем молчит медуза, щупальца раскинув? (Пляж, океанская волна, утопленник. На голове утопленника – омар. Меланхолия);
8. О чем заголосила самка льва в прыжке в пустыне? (Лев, раздирающий портрет Папы Римского посреди Бенгази. Толпа приветствует поступок животного);
9. О чем животный мир молчать не смеет? (Тишина покинутого города вследствие атомной бомбардировки. По растрескавшемуся асфальту бежит двухголовая собака. В глазах собаки – искреннее непонимание происходящего);
10. И наконец – что человек желает больше, чем любовь? (На столе в харчевне лежит гигантский окорок. Комментарии излишни).
Ответ внизу картины привел Андрей Ивановича в восторг: «Всемирный пролетарский гуманизм!»
От нахлынувших на него чувств Андрей Иванович быстро обнял одного Бобыря за другим и похлопал по спине. Всё – дальше он ничего смотреть не будет – просто с открытым сердцем передаст материалы отцу, авторитетно заявив, что первый этап госприемки художники прошли! И отпустил Бобырей с богом!
* * *
– Алло! Пап, привет, это я! Бобыри все подготовили! Отлично! Не ожидал от них подобного креатива! Говорят, сами все придумали – тебе стоит посмотреть! Уверен, если одобришь, можно смело брать их в команду! – через пять минут Андрей Иванович «висел на трубе», прижимая телефон ухом к плечу, а двумя оставшимися свободными руками наводя морс из вкуснейших австралийских киви, посылочку с которыми недавно прислала мама.
Фрукты были замечательными – и совсем не похожими на те, что реализуют в московских супермаркетах. Мама передала их с нарочным – четыре дня назад в столицу прибыла делегация австралийских бизнесменов, вот один из них и привез целое ведро – прямо с собственных маминых плантаций.
– Ага! – Андрей Иванович сделал попытку кивнуть и чуть не уронил телефон на пол, забыв, что держится тот исключительно путем давления головы на опору. – Хорошо! Пусть поднимается прямо ко мне на третий этаж – я буду в офисе. Как, что делаю? Работаю! Да – уже три штуки написал. Еще парочку – и пойду спать. Как вчера все прошло? Отлично! В бане что делали? Папа, ну зачем такие вопросы задавать! Посвятили вечер японской поэзии! Да, честно! Девушки у меня молодцы – за словом в карман не лезут! Да! Ну, пока!
– Так, курьер будет через час, а пока есть время отдаться творчеству! – Андрей Иванович засмеялся. Он представил творчество в виде знойной блондинки с грудью пятого размера – она алчно смотрит на Андрея Ивановича, а он отдается ей со всем жаром молодости.
– Пусть творчество зовут Терпсихорой! – Андрей Иванович подхватил кружку с вожделенным освежающим морсом и поплелся в кабинет. Признаться честно, писать ничего не хотелось, он бы удовольствием растянулся сейчас на диване и заснул, но дело есть дело – и оно не ждет!
– Кстати, насчет Терпсихоры! – Андрей Иванович вспомнил диалог Коровьева со сторожихой ресторана для писателей (кроме собственно самой Терпсихоры упоминались Мельпомена и Талия) и решил в следующем прозаическом отрывке их обязательно упомянуть.
– Эй, ты! Красный подсыл! Ну-ка встать!
– Я не подсыл, я казенный курьер!
– Какая разница – все равно, краснопузый! Что молчишь, сволочь? Сейчас вздернем тебя!
– Я вас не боюсь, паршивые псы-белогвардейцы!
– А нам без разницы, боишься – не боишься, результат-то один – за шею, и язык вывалишь!
– Обещаю, язык не вывалю!
– Это почему же? Все вываливают, и ты тоже!
– Не могу нарушить присягу! В уставе казенных курьеров черным по белому сказано: «Держи язык за зубами»!
– Так ты же будешь дохляк! Что тебе тот устав? Дохлым безразличны земные дела и уставы – они идут либо в ад, либо в рай!
– Вы неправы! Мы – коммунисты – попадаем в коммунистический строй! Ад, рай – это все для отсталых забитых крестьян, а для пролетариата – особенные небеса! Наши! Красные!
– Совсем там у вас у большевиков крыша поехала! Уже и новую религию основали! Так, значит, идешь в большевистский строй! А, скажем, девственницы в нем есть?
– Полно! И особенно ценят тех, кто умеет держать язык за зубами! Об этом на II съезде ВКП(б) говорил сам товарищ Ленин! Так и жег с трибуны: «Посмотрите на меня! Я хоть и лыс, но рядом со мной всегда – Терпсихора, Мельпомена и Талия! И даже когда помру, они останутся при мне, потому что жил смело, открыто, дерзновенно! Так, как и положено жить всякому сознательному борцу с социальной несправедливостью!»
