Приходится признать и еще одну удивительную вещь: по мере того, как убегали короткие дни молодости Памелы, она все больше ощущала на себе влияние воспитания, которое получила в доме госпожи де Жанлис, хоть и не была способна освоить в полной мере все, что преподавала ей благодетельница. А еще большее влияние стали на нее оказывать романы «доброй матушки».
Эдварда Фицджеральда она вспоминала теперь как чудесного принца, сказочного героя, средоточие всех совершенств и всех мечтаний, он был сама любовь, и Памела не могла понять, как случилось, что занудный Питкерн с цитатами из Библии в наглухо застегнутом сюртуке оказался на его месте. Теперь она горько раскаивалась в своей ошибке.
В день, когда Питкерн сообщил ей, что дела призывают его в Америку, куда они должны были отправиться в ближайшее время, Памела не выдержала. Будущее предстало перед ней как наглухо закрытое темное платье со связкой ключей на поясе. Она увидела вокруг себя ораву орущих ребятишек, банки для солений и варений, а по воскресеньям – проповеди в церкви среди женщин в таких же наглухо закрытых черных платьях. Или, может быть, ее увезут жить среди дикарей, о которых ей рассказывала госпожа де Жанлис в детстве? Нет, к таким приключениям она не была готова, это уж точно! Ни за что!
И в один прекрасный вечер миссис Питкерн потихоньку отплыла в Англию вместе со своими четырьмя детьми, оставив мужу письмо, в котором писала, что не видит возможности продолжать совместную жизнь в такой Богом забытой стране, как Соединенные Штаты.
В Англии Памела надеялась разыскать родственников Эдварда Фицджеральда. Во всяком случае, хоть кого-то из семьи…
Ангел по имени Казимир
Неизвестно, что сказал господин Питкерн, консул Соединенных Штатов в Гамбурге, когда узнал, что его жена вместе с четырьмя детьми отправилась в Англию. Для принятия решения ему понадобилось некоторое время.
Не знаем мы и того, как Памеле удавалось существовать в Лондоне. Нашла ли она там кого-нибудь из родственников своего первого мужа? Может быть, и нашла, но это недостоверно. И даже если нашла, то помощь от них была невелика. Уезжая из Гамбурга, она взяла с собой немного денег, и конечно, очень скоро их потратила.
Более определенные сведения мы имеем относительно начала февраля 1808 года. Памела находилась уже в Дувре, почти без средств к существованию, жила вместе с детьми в скромной гостинице на набережной возле порта, откуда ее собирались выгнать за неуплату.
Но на этот раз Провидение, часто подвергавшее суровым испытаниям не слишком дальновидную Памелу, решило прийти ей на помощь и в самую последнюю минуту послало ей спасителя.
Это был не моряк, встреченный на заснеженной улице, это был элегантный путешественник, который концом своей трости открыл дверь скромной гостиницы, где жила Памела, потому что в других гостиницах не было мест.
Хозяин и слуги засуетились вокруг отменно одетого господина с вышколенным слугой и чемоданами самого известного мастера, которые вынесли из великолепного экипажа.
Во дворе гостиницы начался «балет», состоящий из поклонов и приглашений, за которым с грустью наблюдала миссис Питкерн, стоя на деревянной галерее второго этажа. Толстый хозяин только что грозно объявил ей о завтрашнем выселении, собираясь выбросить ее и детей на улицу, а теперь стелился как трава и говорил голосом слаще меда. А она этим вечером не могла рассчитывать даже на самый скудный ужин и не знала, чем накормить детей, которые плакали от голода в комнате. «Вот если бы, – думала она, – этот приезжий господин, который так богат, проявил участие к моей несчастной судьбе…»
И вдруг глаза ее широко раскрылись, она едва не вскрикнула от изумления и стала вглядываться еще пристальнее, боясь ошибиться. Но она не ошиблась: несколько жеманный белокурый денди с длинными волосами и тросточкой с золотым набалдашником был Казимир. Тот самый Казимир Бекер, которого воспитывала и обожала госпожа де Жанлис, знаменитый виртуоз-арфист, пользовавшийся теперь повсюду успехом. Памела больше не колебалась, она поспешила вниз ему навстречу.
Казимир расположился за лучшим столом у самого камина и ждал ужина, когда к нему подошла женщина, чье лицо показалось ему знакомым. Женщина посмотрела на него глазами, полными слез.
– Вы меня не узнаете? – спросила женщина. – Мы виделись с вами в Гамбурге, несколько лет тому назад. Вы были вместе с моей приемной матерью, графиней де Жанлис и…
Он не стал ждать продолжения, вскочил на ноги и поклонился.
– Леди Фицджеральд, вы здесь? Какой удивительный и великолепный случай порадовал меня встречей с вами?
– С вашей стороны очень любезно считать этот случай великолепным, но ко мне судьба жестока, особенно в последние времена, и я не раз пожалела, что не уехала в Париж с вами и моей дорогой старшей подругой, которая звала меня туда из Гамбурга…
Леди не стоило прилагать больших усилий, Казимир был готов ей помочь.
– Если я могу быть вам хоть чем-то полезен, леди… Памела, я ведь не ошибся? Прошу вас, считайте меня братом и воспользуйтесь моей помощью. Мне кажется, вы в большом затруднении, и если я вас оставлю, госпожа де Жанлис никогда не простит меня и будет права. Садитесь же рядом и расскажите мне все.
Казимир был действительно хорошим человеком и умел проявлять благородство на деле. Он не забывал, что своей блестящей карьерой обязан госпоже де Жанлис, терпеливо выслушал длинный рассказ своей «почти что сестры», пригласил ее поужинать с ним вместе и отправил ужин наверх детям, а когда рассказ о злоключениях был закончен, сообщил, что завтра намерен отплыть во Францию на яхте, которую предоставил в его полное распоряжение один из его друзей, князь Эстерхази.
– Я возьму вас с собой, – заключил он. – Мы поплывем вместе.
– Но это невозможно, мой друг. Меня осаждает свора кредиторов даже в этой гостинице, откуда меня собираются завтра выгнать. Они не позволят мне покинуть Англию. Меня ждет тюрьма. Если возможно, позаботьтесь о моих бедных детях.
– А я говорю вам, что мы поплывем вместе. И вы не дадите ни единого су этим скупердяям. Единственное, что вы должны сделать, – это покинуть нашу гостиницу сегодня ночью. Вот вам пятьдесят луидоров, чтобы расплатиться за постой. Затем вы оденете детей, и я отвезу их на яхту немедленно. А вас переправлю где-то около полуночи переодетой в мужскую одежду под видом моего слуги.
Все так и было сделано. Переодетую слугой Памелу тайно переправили на яхту и спрятали в трюме среди багажа на тот случай, если на яхту пожалуют с осмотром портовые власти. Но все обошлось, и яхта распустила паруса и помчалась к берегам Франции. Через несколько часов ее пассажиры, тайные и явные, уже были на берегу.
Пятнадцать лет Памела не была во Франции. Она покинула ее в разгар террора, а теперь ею управлял некий Наполеон I Бонапарт. Бедная эмигрантка не могла не вздохнуть с тоской, ступив на землю, которую любила, на которой была счастлива и где теперь была совершенно чужой.
По совету Казимира она никому о себе не объявила. Она и ее покровитель остановились в гостинице в Кале, он под своим собственным именем, она же под именем мадам Дюфур, горничной княгини Стархемберг. Остановились, и что же дальше? В императорской Франции для того, чтобы попасть в Париж, нужен был паспорт, и для иностранки было совсем нелегко его получить, так как закон относительно вернувшихся эмигрантов был необыкновенно суров.
Однако Провидение и на этот раз решило помочь Памеле. Благодаря господину Фуше, своему министру полиции, Наполеон был осведомлен обо всем, что происходило у него в стране. Очень скоро ему стало известно, кто именно скрывается под фамилией госпожи Дюфур. Наполеон дал Фуше распоряжение немедленно выдать Памеле паспорт, который позволит ей быстро добраться до Парижа.
– Женщина, так хорошо осведомленная об Англии, Ирландии, Гамбурге и Соединенных Штатах, может нам быть очень полезна, – объявил Наполеон. – Постарайтесь ее использовать.
Вот таким образом Памела Питкерн-Фицджеральд вновь увидела Париж, который когда-то так любила и где молодой девушкой пользовалась таким успехом. Париж… Где госпожа де Жанлис, чтобы сводить концы с концами, тоже демократично помогала господину Фуше, раскинувшему свою сеть по всей стране. Она пока еще спокойно жила в великолепной квартире в здании Арсенала, продолжая свои воспитательные эксперименты, заботясь о неведомо где подобранном сироте, которого назвала Альфредом в память о своем знаменитом романе «Сенклер, или Жертва наук и искусств». Заботы о сироте утешали ее, так как обожаемый Казимир постоянно отсутствовал, странствуя по миру вместе с арфой.
Фуше принял Памелу и предложил ей такое же безбедное существование с квартирой и солидным пенсионом взамен сведений, которые она сможет ему поставлять. Так для Памелы начался необыкновенно благополучный период жизни.
