– Но скажите мне почему? Вам сказали что-то обидное?
– Надо мной открыто насмехались. Вы спрашиваете, из-за чего? Могу назвать вам сотню причин! Например, из-за моего платья. Хозяйка дома очень грубо попросила меня отправиться домой, сказав, что ее дом – не то место, где можно выставлять напоказ притворный траур!
Эдвард внимательно посмотрел на свою жену и нахмурился. Памела ничего лучше не придумала, как одеться с головы до пят в черное, украсив лишь прическу розовым бантом. Наряд смотрелся восхитительно, но одеваться в черное, когда только что был казнен король, которого ее отец отправил на эшафот, было по меньшей мере вызывающе.
Бедняжка Памела таких вещей не понимала, и Эдвард не стал объяснять ей, в чем тут дело. Он постарался успокоить свою девочку-жену, которая умоляла мужа увезти ее из этого ужасного города. Объяснил, что им придется прожить здесь еще какое-то время, но вся история, разумеется, не пришлась ему по нраву.
Волнения росли, и мало-помалу мятежники стали считать Эдварда Фицджеральда своим знаменем. Парламент продолжал заседать, и Эдвард по-прежнему присутствовал на заседаниях. Возможно, он надеялся расшевелить противников английской тирании, число которых росло очень медленно. Памела терпеливо ждала. Если у нее не было большого ума, то сердце отличалось щедростью, она очень любила своего Эдварда и не собиралась ему противоречить. И она просто-напросто сидела дома.
В мае месяце наказание Памелы закончилось. Парламент прекратил работу и был распущен на лето, и молодые супруги отправились во Фраскатти, великолепное поместье герцогини Лейнстер на самом берегу моря. Там среди зеленых равнин супруги жили мирно и счастливо. Деревенская жизнь среди цветущего боярышника подходила им как нельзя лучше еще и потому, что Памела ждала своего первенца.
Здоровье ее не страдало, но щадить ее следовало, и Эдварду потребовалась вся его любовь, чтобы оберегать ее от грозных новостей, которые приходили из Франции. Революция омрачилась потоками крови. Госпожа де Жанлис, госпожа Аделаида и Анриетта де Серсей вынуждены были срочно уехать из Турне, найдя себе приют кто в Швейцарии, а кто в Гамбурге. Была и еще одна новость, куда страшнее прежних: герцог Орлеанский закончил свои дни 9 ноября, поднявшись на тот же самый эшафот, куда, проголосовав за смерть, отправил не так давно короля.
Ужас охватил Памелу. Она ни за что не хотела возвращаться в Дублин, где теперь уже точно ее должны были закидать камнями. А поскольку герцогиня решила продать Фраскатти, Памела стала умолять мужа подыскать для них что-то в этих краях, которые она так полюбила, чтобы пожить здесь еще.
По-прежнему страстно влюбленный Эдвард отложил на время борьбу, которая была ему так дорога, и постарался смягчить горе жены. Он снял для них чудесный замок Килдар, маленькую средневековую крепость среди роз, и летом 1794 года Памела дала в нем жизнь маленькому Эдварду.
«Счастье мое безгранично, – писал Эдвард-старший матери. – Ребенок мне бесконечно дорог, он и сейчас очень хорошенький, а ведь это только начало…»
Три мирных года проживут супруги в Килдаре. Памела занималась сыном, а Эдвард, как вольтеровский Кандид, ухаживал за своим садом.
Но этих трех лет Эдварду хватило, чтобы понять, что мирная деревенская жизнь все-таки не для него. Он затосковал по друзьям, он жаждал деятельности, его по-прежнему томило страстное желание свободы для своей родины.
В 1796 году угнетенная Ирландия вновь издала болезненный вопль против английской тирании.
Эдвард и Памела покинули Килдар. Лорд Фицджеральд хотел попросить военной помощи для освободительных сил Ирландии у французской директории. Памела снова ждала ребенка, и он увез ее с собой, не желая оставлять в опасном Дублине. Эдвард отвез Памелу в Гамбург к ее подруге Анриетте де Серсей, которая в самом скором времени должна была выйти замуж за крупного гамбургского негоцианта. Через некоторое время здесь же, в Гамбурге, и родилась маленькая Памела.
Через Франкфурт и Баль Эдвард добрался до Парижа и изложил свой план восстания Баррасу: ирландцам не хватает только оружия и денег, они готовы выбросить англичан из своей страны. Баррас слушал молодого человека сначала недоверчиво, но потом пылкие речи убедили его. Экспедицию возглавил Гош. В Ирландию снарядили три корабля: «Братство», «Права человека» и «Справедливость». Корабли покинули Брест, а Фицджеральд поспешно вернулся на родину, чтобы присоединиться к Ирландскому легиону. Памела ненадолго вернулась в Килдар вместе со своей невесткой Люси, которую Эдвард попросил побыть с его семьей.
Но увы! Высадка не состоялась. Буря разметала маленький флот, и уцелевшие не без труда вернулись обратно во Францию. Англия жестоко расправилась с непокорными. Ирландию наводнили английские войска, солдаты были повсюду, они следили за каждым день и ночь. Англичане хотели любой ценой заполучить Эдварда и назначили немалую сумму за его голову. Эдвард прятался у друзей в Дублине. Памеле изредка удавалось тайно повидаться с ним, обнять и поцеловать. Каждую ночь Эдвард, переодевшись, покидал свое убежище и отправлялся по селам и городкам, продолжая готовить восстание…
Но судьба героя, как всегда, оказывается в руках предателя. Тысяча ливров, обещанные за голову Фицджеральда, соблазнили одного владельца книжного магазина в Белфасте. Торговец книгами донес на Эдварда, и на рассвете в погреб, где прятался Эдвард, явились солдаты. Фицджеральд мужественно защищался, свалил двух недругов, одного убил, но пуля попала в плечо и ему… И потом, одного мужества все-таки маловато, чтобы справиться с таким количеством противников. Эдварда отправили в Лондон, в Ньюгетскую тюрьму, откуда путь вел только на эшафот.
Узнав об аресте Эдварда, Памела обезумела от горя. Она отправилась к английским властям и умоляла их позволить ей навещать Эдварда в тюрьме. Но власти ей не посочувствовали, наоборот, ей было сказано, что она объявлена нежелательной персоной и должна за два дня покинуть Ирландию. Памела уехала в Лондон, надеясь там добиться свидания с мужем.
4 июня 1798 года она узнала печальную весть. Тюремщик, войдя в камеру Эдварда Фицджеральда, нашел узника мертвым. Отчего наступила смерть? Воспалилась рана, которую не лечили? От высокой температуры? Или от яда, который его заставили проглотить? Может быть, английское правительство предпочло не устраивать публичной казни, которая могла вызвать нежелательные волнения? Не так-то просто отправить на виселицу брата лорда Лейнстера… Даже если герцог находился в бегах…
Герцогиня Лейнстер скоропостижно скончалась в Лондоне, и Памела, опасаясь за жизнь детей и свою собственную, пустилась в путь, надеясь добраться до Гамбурга, где, быть может, ее ждала какая-то новая жизнь…
Жизнь, которая тем не менее никогда не заставит ее позабыть благоуханные розы Килдара…
Подруга детства
В ноябре месяце 1798 года холодным ветреным вечером под дождем и снегом по улицам Гамбурга брела, едва передвигая ноги, женщина. На руках она несла младенца, два других малыша цеплялись за ее подол, плача от голода и холода.
Время от времени женщина останавливалась и разглядывала фасады домов, словно искала знакомый. А потом снова из последних сил пускалась в путь. Она знала, что похожа на нищенку, и не решалась обратиться с вопросом к прохожим, может быть боясь, что ей подадут милостыню. А она все же сохраняла благородную осанку, не опускала головы и, несмотря ни на что, была хороша собой. Ей было бы больно, если бы ее сочли одной из попрошаек.
Проходивший мимо моряк, какое-то время понаблюдав за женщиной, решил с ней заговорить:
– Сдается мне, что вы что-то ищите.
– Да. Я ищу дом герра Маттисена, судовладельца.
Улыбка осветила лицо моряка.
– А вы, должно быть, француженка! Из эмигрантов, наверное?
– Да. Я вас очень прошу, если вы знаете, где он живет, покажите мне его дом. Я бывала там когда-то. Но давно и, боюсь, с тех пор позабыла, где именно он находится.
– У нас все знают, где он живет. Как не знать дом такого богатого человека? Глядите, вон тот, с позолоченным щипцом у моста Ломбардов. Знаете что? Обопритесь на мою руку, и я вас провожу. Вы, похоже, ослабли и устали…
Через несколько минут они уже стояли у двери, и моряк взял в руки тяжелый молоток из позолоченной бронзы. На стук выглянула служанка в белоснежном переднике и кружевном чепце.
– Я хочу видеть госпожу Маттисен, – сказала француженка.
Служанка окинула пренебрежительным взглядом жалкую одежду незнакомки, младенца на руках, двух других ребятишек, что цеплялись за юбку, и передернула плечами.
– Госпожи нет дома, – сухо сообщила она и собралась захлопнуть дверь.
Но моряк поставил в щель ногу.
– А мне так не кажется, красавица! Я уверен, что твоя госпожа сейчас дома!
– Таких, как вы, она не принимает! У нее есть свои бедные!
