Баллиста устал, устал как собака. Он сидел на ступенях храма в конце Стенной улицы в юго-западном углу города. Только Максим и Деметрий все еще были с ним, но ни один из них не разговаривал. Уже почти стемнело. Это был долгий день.
Каждый день стал чертовски долог с тех пор, как мы сюда попали, думал Баллиста. Мы здесь всего восемь дней, работа только началась, и я устал. Что сказал Батшиба, когда впервые увидел это место? "Стоит ли оно того?" или что-то в этом роде. Прямо сейчас ответ был отрицательным, и он всегда был у Баллисты на уме. Но он был послан императорами, отказ же означал бы смерть или тюрьму.
Баллиста скучал по своей жене. Он чувствовал себя одиноким. Единственные три человека в этом городе, которых он мог назвать друзьями, также были его собственностью, и это создавало барьер. Он очень любил Деметрия; годы совместных опасностей и удовольствий сблизили его с Максимом; Калгак знал его с детства. И все же, даже с этими тремя, существовал барьер рабства. Он не мог разговаривать с ними так, как с Юлией.
Он скучал по своему сыну. Он почувствовал почти непреодолимую, почти невыносимую боль, когда думал о нем: его светлые кудри, такие неожиданные, учитывая черные волосы его матери, его зелено-карие глаза, нежный изгиб его скулы, совершенство его рта.
Всеотец, Баллиста хотел бы оказаться дома. Сформировав эту мысль, он пожалел, что сделал это. Как ночь сменяет день, следующая коварная мысль непрошено проскользнула в его сознание: где был его дом? Была ли это Сицилия – кирпичный, инкрустированный мрамором дом высоко на скалах Тавромения? Элегантная городская вилла, с балконов и садов которой открывался вид на залив Наксос и дымящуюся вершину Этны, дом, который они с Джулией построили и делили последние четыре года? Или дом все еще далеко на севере? Большой длинный дом с соломенной крышей, окрашенная штукатурка поверх плетня и подмалевки. Дом его отца, построенный на возвышенности, недалеко от песчаных дюн и приливных болот, где бродили серые ржанки и, а в камышах слышались крики ловцов устриц.
Мужчина средних лет, одетый только в тунику и державший блокнот для письма, свернул на Стенную улицу. Когда он увидел ожидающую Баллисту, он бросился бежать.
- Кириос, мне так жаль, что я опоздал.
Баллиста вытирал пыль с одежды.
- Ты не опоздал. Мы пришли рано. Не бери в голову.
- Спасибо, кириос, ты очень добр. Члены совета сказали, что вы хотели, чтобы тебе показали недвижимость на Стенной улице?
Баллиста согласился, и общественный раб указал на храм, на ступенях которого сидел северянин. - Храм Афлада, местного божества, которое следит за караванами верблюдов. Недавно был перекрашен за счет благородного Ярхая. Мужчина пошел дальше по улице. - Храм Зевса, Кириос. Новый фасад был создан благодаря щедрости благочестивого Анаму. Они добрались до следующего квартала, и раб ни разу так и не отвернулся от Баллисты. - Частные дома, включая прекрасный дом советника Теодота.
Ах ты бедный ублюдок, подумал Баллиста. Ты раб совета Арета. Эти люди владеют тобой, возможно, даже не знают вашего имени, и все же вы гордитесь ими, их домами, храмами, на которые они расточают свое богатство. И эта гордость - единственное, что дает вам хоть какое-то самоуважение. Северянин печально посмотрел вдоль Стенной улицы. И я собираюсь забрать его. Через пару месяцев, к февральским календам, я все это уничтожу. Все они будут принесены в жертву великой земляной насыпи, чтобы укрепить оборону Арете.
Из-за угла выскочил легионер. Увидев Баллисту, он резко остановился. Он поспешно отсалютовал и попытался заговорить. Он запыхался, и слова не шли с языка. Он набрал полную грудь воздуха:
- Огонь. Артиллерийский склад. Он горит. - он указал через левое плечо. Сильный северо-восточный ветер гнал передний край завесы густого черного дыма над многочисленными крышами Арета, прямо в лицо Баллисты.
Глава 9
Баллиста топал по улицам, заполненным возбужденными людьми. Лавируя между толпами, проталкиваясь мимо них, Максим и Деметрий бежали вместе с северянином. И без того запыхавшийся легионер, сопровождавший их, вскоре отстал.
К тому времени, когда он добрался до артиллерийского склада, у Баллисты болели легкие, левая рука устала держать ножны длинной спаты подальше от ног, а здание было полностью охвачено пламенем. Мамурра и Турпион уже были там. Сильный северо-восточный ветер, что высушивал мокрую от дождя землю, раздувал огонь, безжалостно гоня его вперед. Пламя вырывалось из зарешеченных окон и вокруг карнизов, искры взлетали высоко, а затем их уносило в опасную близость к городу. Турпион организовывал рабочую бригаду, чтобы расчистить пожарный проход и потушить дома на юго-западе. Мамурра построил легионеров в цепочку, выносить имущество из обреченного склада. Чтобы подбодрить людей, он явно подвергал себя тому же риску, что и они, входя и выходя через южную дверь.
Баллиста знал, что не может ждать от своих подчиненных вещей, которых не делает сам. Он последовал за Мамуррой в здание. Было так жарко, что штукатурка отслаивалась от стен, а на балках над их головами, казалось, пузырилась и кипела краска. Обжигающие капли падали на людей внизу. Казалось, в комнате было немного дыма, но это, вероятно, было не так. Огонь незаметно обходил их с флангов, незаметно подбираясь все выше и выше, к углублениям в стенах. В любой момент балки могут обрушиться, а крыша - рухнуть, захватить их в ловушку, задушить и сжечь заживо. Баллиста приказала всем выйти, перекрикивая нечеловеческий рев огня. Он и Мамурра сбежали только тогда, когда последний легионер достиг порога. Снаружи все были заняты перемещением спасенных припасов в безопасное место с подветренной стороны. Затем они наблюдали, как бушует огонь. Здание рухнуло не сразу. Иногда казалось, что огонь угасает, прежде чем вспыхнуть еще более разрушительной жизнью. Наконец, со странным стоном и ужасным треском обрушилась крыша
Баллиста проснулся прекрасным утром, ясным и свежим. Завернувшись в овчину, он наблюдал за восходом солнца над Месопотамией. Огромная чаша неба окрасилась в нежно-розовый цвет; несколько рваных клочьев облаков отливали серебром. Преследуемое волком Скъоллом, как это будет продолжаться до скончания веков, на горизонте появилось солнце. Первая волна золота пролилась на террасу дворца Дукса Реки и зубчатые стены Арета. У подножия утеса причалы и шепчущие заросли тростника оставались в глубокой синей тени.
У Баллисты было всего несколько часов сна, но, как ни странно, они были глубокими и спокойными. Он чувствовал себя свежим и бодрым. В такое утро невозможно было не чувствовать себя хорошо – даже после катастрофы предыдущего вечера.
Позади себя Баллиста слышал, как Калгак приближается по террасе. Это было не просто ничем не сдерживаемое хрипение и кашель, а вдобавок и очень хорошо слышное бормотание. Непоколебимо преданный, на публике престарелый каледонец был молчалив до такой степени, что отзывался о своем господине исключительно односложно. И все же, когда они оставались наедине, он позволял себе, на правах старого воспитателя, говорить все, что ему заблагорассудится, как будто он думал вслух – обычно это была череда критики и жалоб:
