Примерно в полумиле от ворот, где заканчивался некрополь, Баллиста осадил коня. Он изучал башни-гробницы. Их должно было быть не менее пятисот. Кроме как в Пальмире, он никогда не видел ничего подобного. Каждая стояла на квадратном ступенчатом постаменте высотой в человеческий рост или выше. Над постаментом был второй этаж, в два или три раза выше, украшенный простыми рельефными колоннами. Над ним возвышались еще два или три этажа, каждый из которых напоминал дом с плоской крышей и постепенно уменьшался в размерах.
Мертвых помещали в ниши в стенах внутри вместе с драгоценными вещами, которые они заберут с собой в мир иной. Скорбящие родственники входили через единственную дверь и поднимались по внутренней лестнице на крышу, чтобы принять участие в поминальной трапезе. Запечатывание ниш и охрана гробницы были оставлены на усмотрение гробовщиков.
Должно быть, потребовались поколения, чтобы построить их все, подумал Баллиста, и у нас есть три месяца, чтобы снести их. Оставленные на месте, они могли укрывать атакующего от снарядов со стен, служить наблюдательными пунктами, быть превращены в артиллерийские башни или разрушены персами для обеспечения материалами осадных работ. Жители Арета возненавидели бы это, но место вечного упокоения их предков должно было быть стерто с лица земли.
-Деметрий, – когда он начал говорить, Баллиста увидел, что его секретарь держит перо наготове, – нам понадобятся краны с шарами-молотами. Нам понадобится транспорт – много повозок, запряженных волами, для больших обломков, ослы для мелких. - Баллиста сделал паузу, чтобы убедиться, что грек не отстает. - И много труда. Говорят, что в городе насчитывается 10 000 рабов. Мы реквизируем каждого трудоспособного мужчину - это должно дать нам не менее 2500 человек. Тогда мы сагитируем граждан и пошлем солдат – тяжелая работа, но бойцам нравится ломать вещи. В районах, где в это время никто не работает, баллистарии могут использовать гробницы для стрельбы по мишеням. - северянин заметил неуверенность со стороны своего секретаря.
-О, конечно, мы позволим семьям сначала забрать своих близких.
Баллиста играл с ушами коня.
- И не мог бы ты сделать пометку о страже у ворот? Северные и южные задние ворота должны быть закрыты, если я не прикажу их открыть. Охрана у Пальмирских ворот и Водных ворот должна быть удвоена. Каждого входящего или выходящего следует обыскивать не только на предмет оружия, но и на предмет сообщений. Я хочу, чтобы поиски были тщательными: обувь, швы туник и плащей, бинты, конская упряжь – послания можно вшить в уздечки так же легко, как в подошву сандалии. Пусть Ацилий Глабрион знает, что я назначаю его ответственным за выполнение этих приказов.
Деметрий украдкой взглянул на своего кириоса. Казалось, он черпал энергию в насильственных действиях, в физической опасности. Сражение с готами-боранами в Эгейском море, вчерашний бросок в горящий склад – после обоих северянин казался бодрее, целеустремленнее, каким-то образом более полным жизни. Пусть так будет долго. Боги, берегите его.
Деметрий не мог перестать думать о прорицателе снов. Эта встреча потрясла его. Был ли старик мошенником? Логически он мог бы догадаться, что юноша был секретарем Баллисты. Деметрий выдал тот факт, что он обычно использовал предсказателей снов, когда говорил о дверях из слоновой кости и рога, через которые боги посылают ложные и истинные сны. Поскольку Деметрий никогда раньше не консультировался со стариком, можно было предположить, что он был новичком в городе – и кто, как не Баллиста, недавно прибыл в город с молодым речистым секретарем-греком в своей свите?
Старик предсказал беспорядки и неразбериху, предательство и заговоры, возможную смерть. Были ли сны вдохновлены богом, или их интерпретация была более прозаичной – предупреждение, призванное выбить из колеи и подорвать? Было ли это каким-то образом связано с саботажем склада? Должен ли он сказать Баллисте? Но Деметрий чувствовал смутную вину за весь этот эпизод, и, более того, он боялся смеха Баллисты.
Но в тот момент мысли самого Баллисты тоже были о предательстве; он также пытался предугадать будущее. Если бы он перешел на сторону персов и был назначен генералом, каков был бы его план нападения?
Он разбил бы лагерь примерно здесь, в пятистах шагах, сразу за пределами досягаемости артиллерии. В его воображении Баллиста убрал все гробницы с подступов, увидел оборонительные сооружения такими, какими они будут в апреле. Он сразу же начнет атаку. Он должен был пройти по плоской равнине – без какого-либо прикрытия. С расстояния в четыреста шагов начнут падать артиллерийские болты и камни, его люди начнут умирать. За последние двести шагов стрелы и рогатки убьют гораздо больше. Под ногами будут ловушки, ямы, колья. Затем ров, еще колья, еще ловушки. Людям предстояло карабкаться по крутому гласису, а с зубчатых стен на них обрушатся жуткие вещи, сокрушая, ослепляя, сжигая. Как только лестницы прислонят к стене, выжившие начнут карабкаться наверх, надеясь вопреки всему, что лестницы не сломаются и их не столкнут, что их не швырнет на землю, ломая кости. А затем последние несколько человек будут сражаться врукопашную с отчаявшимися людьми. Нападение может увенчаться успехом. Более вероятно, что он потерпит неудачу. В любом случае, тысячи атакующих воинов погибнут.
Равнина, покрытая мертвыми и умирающими людьми, неудачная атака – что бы сделал Шапур? Баллиста подумал обо всем, что Багой рассказал ему о сасанидах. Было жизненно важно понять своего врага, попытаться думать, как он. Шапура это не остановило бы. Он был царем по воле Мазды; его долгом было принести огню бахрама поклонение всего мира. Этот город и раньше обманывал его, открывал свои ворота, а затем вырезал его гарнизон. Этот последний отпор был бы всего лишь еще одним признаком злой натуры его обитателей. Он был Шапуром, царем царей, а не каким-то северным варварским военачальником, немногим лучше воинов, которых он возглавлял, и не каким-то римским полководцем, напуганным неодобрением императоров. Жертвы не будут проблемой: погибшие люди попадут на небеса. Шапур не остановится. Он не успокоится, пока все в городе не будут мертвы или закованы в цепи, пока только дикие звери не будут бродить по разрушенным улицам Арета.
Отряд двинулся ко входу в южное ущелье. Здесь они спешились и повели своих лошадей вниз по каменистому склону. Баллиста пошел первым, обувь скользила по камням, поскальзывалась в грязи. Внизу было шире, и они могли снова оседлать коней и спуститься дальше. К тому времени, когда слева высоко замаячили стены Арета, они проделали немалый путь вниз.
С первого взгляда было очевидно, что никто в здравом уме не станет пытаться штурмовать южную стену города. Подъем занял бы целую вечность, ведь склон был длинным и крутым, и, если не считать редкого небольшого колючего кустарника, склон оврага был совершенно голым. Открытая для любых снарядов сверху, она была идеальной поражаемой зоной.
Не то чтобы по склону оврага вообще нельзя было взобраться. Наверху была задние ворота, к которым вела паутина тропинок и козьих троп. Нужно было бы оставить охрану. Многие города пали из-за того, что нападавшие поднимались по труднопроходимым местам, на которые защитники не обращали внимания. Но только неожиданность или вероломство могли заставить врага проникнуть в этот город.
Когда они поехали дальше, перед ними открылся овраг. С такого расстояния городские стены были неуязвимы для обстрела осадных машин. Баллиста заметил большое количество пещер высоко на склоне прямо под стенами. К ним вели несколько головокружительных тропинок.
