Коля был потрясен до глубины души. Мог ли ожидать он, что в математике - в этой науке наук - встретится вдруг е неразрешимой загадкой?
И тут неожиданно тревожные мысли перенесли его в Макарьев.
...Как-то зимним вечером, за неделю до возвращения в Казанскую гимназию, Коля сидел один в своей комнате.
Вокруг было тихо. Но вот неожиданно звякнуло железное кольцо калитки. Хриплым, едва слышным голосом кто-то произнес обычную при входе молитву. Вошел старец высокого роста. Преклонные лета сгорбили его, седые волосы неровными, всклоченными прядями свисали на лоб из-под шапки. У ветхой сермяги недоставало внизу одной полы, на его ногах истоптанные лапти, за плечами корзина, плетенная из лыка. Истово перекрестившись и поклонясь в пояс иконам, он обратился к хозяйке, поднявшейся ему навстречу.
- Откуда? - спросила Прасковья Александровна.
- Странник о Христе, - зашамкал беззубый старик, задыхаясь. - Указали мне боголюбцы путь. Говорили: кто ни приди к сему дому, кто ни помяни у ворот имя Христово - каждому хлеб-соль и теплый угол...
- Садись, дедушка, садись, обогрейся! Вишь у тебя сермяга-то какая ветхая... Сядь, старче, и сними свой пещур.
Не дожидаясь ответа, мать протянула руку - помочь старику, но, коснувшись его, вдруг отшатнулась и прошептала молитву. Тяжелые железные вериги впились в худые плечи старика.
"Наверное, беглый каторжник", - в ужасе подумал Коля. Вериги представились ему похожими на кандалы.
Шепча молитву, странник сам снял пещур. Услышав голоса в комнате, из кабинета вышел дедушка.
- Господа ради, - поклонился ему странник, - приюти меня грешного на малое время в стенах твоих, благодетель.
- Рад всей душой, божий человек, - ответил дед, внимательно всматриваясь в его истомленное лицо, изборожденное морщинками. - Как твое имя?
- Грешный инок Варфоломей!..
- Ах, батюшка, отче Варфоломей! - воскликнула Прасковья Александровна. - Слышали мы о тебе, слышали. Откуда же ты и куда держишь путь? Садись же! Отдохни...
- Града настоящего не имею, грядущего взыскую, - ответил старик, тяжело опускаясь на скамью. - Путь же душевный подобает нам, земным, к солнцу истины держати.
Он помолчал немного, с минуту посидел, склоня голову, - по движению губ было видно: творил неслышную молитву. Затем, еще раз перекрестившись, начал рассказывать:
- Жил я, матушка, в пустыне, в керженских лесах...
Келейку своими руками построил, печку сложил ради зимнего мраза; помышлял тут и жизнь свою грешную кончить.
А вот намедни, грешный, я отлучился дровишек набрать.
Подхожу назад к своей келейке - только дымок от головешек ее курится... Начисто сгорела!.. Немалое время жил я в той келейке, барыня, сорок лет. Чаял в ней и помереть, домовину сам выдолбил - думал в нее лечь... Сгорела и моя домовинушка!.. Годы мои старые, а плоть немощна.
Дайте пережить у вас до лета, не оставьте, ради Христа, меня грешного.
Старик снова склонился в земном поклоне. Прасковья Александровна подняла его.
- Слыхали, отче Варфоломей, слыхали про ваше несчастье. Пришла и в Макарьев весточка, что царский воевода в керженские леса выезжал староверов ловить и жилища их сжигать... Взыщи, господи, с них за эти прегрешения...
- Ох, не кори, матушка, - встав с лавки, строго промолвил инок. Нам-то что велел он творити? Саму-то первую заповедь какую он дал? Врагов любить! Читала это?
- Читывала... Но за что ж они так лютуют? - продолжала Прасковья Александровна. - Ведь и они во Христа веруют.
- Как за что? Царский указ о раскольниках-староверах, уклоняющихся от православной церкви, знаете? - продолжал старик, обращаясь то к хозяйке, то к ее сыну, стоявшему возле нее. - Казнить смертью перекрещивающихся в старую веру, бить кнутом раскольников-старообрядцев, а также их укрывателей.
- Дедушка, - спросил Коля, - чем ваша старая вера лучше? Почему вы за нее так держитесь? Оставили бы...
- Оставить веру? Свою, истинную?.. О маловер! - с укором покачал головой инок. - Это я-то, неужто вроде той махавки, что по ветру туда и сюда поворачивается.
Нет, сынок, в истинной вере я тверд, как пустынножитель Варлаам... Слыхал про него?
- Нет, не слыхал, - признался Коля.
- А раз так, то послушай... Пришел он в здешние леса к нам из дальней Сели-Галицкой, а там был он до того приходским попом. Познав же истину, отрекся от никонианской церкви, вдался в старую веру и покинул свой град.
Жил тут в лесной келье с тремя учениками. Великий был ревнитель древлего благоверия! Старинных же богослужебных книг, что еще до патриарха Никона были в употреблении, имел довольно; отовсюду собирал правоверных на книгоучение, утверждал их в старой вере. Узнали о том гвлицкие начальники, послали ратных людей с огненным боем изыскать отца Варлаама и учеников его. И более шести недель ходили ратные по лесам и болотам, ищучи жительства преподобного... Ну и вот, - с тяжелым вздохом заключил старец, - ранним утром галицкий воевода подступил к той пустыни, потребовал сдачи Варлаама с учениками его. Они же, замкнув свою келью, зажглися в ней и сгорели...
...Варфоломея тогда напоили, накормили. Коля проводил его в свободную комнату.
- Бог спасет, родименький! Бог спасет! - повторял старик. - Ибо грешны мы все...
- Какой же вы, дедушка, грешный? - удивился Коля, - Вы же верующий...
- Всяк человек состоит из души и тела. Душа - творение божие, но тело своим диавольским созданием - грешное. Душа с грешным телом и борется. Когда будет она телом побеждена, то по смерти поступает во власть духа злобы. Если же в этой борьбе душа возьмет верх, то еще здесь, в земной жизни, блаженная будет. Но в нынешние времена мир преисполнен ересей, и нет в нем больше древлего благоверия. Враг - антихрист Никон распростер над людьми свою власть. Как волки в овечьих шкурах являются его слуги никониане, глаголя: "Я правой-де веры". Всякий, кто имеет дело с ними, отвержен от бога и погибнет погибелью вечной. А кто ищет истинной веры, должен отрешиться и бежать в пустыню - в дебри лесные, в горы недоступные. Все, кто не нашей веры, - антихристовы дети...
- Постойте, - прервал его Коля. - Бог один. И все - лето прежней веры держится, кто новой - признают лишь единого бога. Почему же тогда восстают друг на друга?
- Блаженные отцы русской веры повелевают нам, - внушительно пояснил Варфоломей, - осьмиконечный крест почитать едино и двумя перстами крестным знамением себя осенять, а не тремя - "щепотью", как никониане поганые крестятся...
- И за то на смерть они шли? - не поверил Коля.
- Было еще, - продолжал старик, - и другое. В наших священных книгах писалось имя Христа - Исус, а в новых - с приложением лишней буквы: Иисус. Нам же, староверам, ненавистно и страшно так не токмо сказать в молитве, но даже помыслить об этом...
- От единой буквы такой страх?
: Варфоломей сумрачно посмотрел на Колю.
- О маловер! Не вороти мою душу, - сказал он с досадой, осенив себя крестом. - Ишь как бесу-то полюбилось на языке твоем сидеть... Ступай-ка спать...
Когда Коля вернулся в свою комнату, он не мог заснуть, пораженный мужеством керженских пустынножителей - готовностью их пойти на любые лишения и жертвы ради веры. Ведь они правду ищут. Выгода им какая? Одно гонение. Откуда же у них такая сила? И за что идут на смерть? За букву "и" да за крест из двух пальцев?
Дедушка считал религию как нечто необходимое, без чего не проживешь. "Надо же во что-то верить", - говорил он, безучастный к спорам о различиях между "верой старой" и новым православием.
Однажды мать спросила его, почему не ходит он в церковь. Дедушка признался: "Когда-то ходил, Пашенька, но теперь мне там делать нечего". "А бог?" - удивилась мать. "Бог в человеке", - ответил он и стал ей доказывать, что "существование божественного начала можно человеку ощутить лишь в творческих поисках духа и в откровенных размышлениях, а не в церковных обрядах, совершаемых священниками ради корысти".
Коля вмешался в этот разговор. "А где же тогда бог?" - спросил он дедушку. Тот коснулся пальцем его лба: "Вот здесь, у источника твоей мысли! Только лишь простаки, - добавил он, - ищут его тень в церковных сумерках..."
Мать, конечно, также не отличалась набожностью, хотя в ее комнате угол и был заставлен иконами, а на столике перед ними лежали книги "Священного писания" в тяжелых кожаных переплетах. Никогда сама не принуждала сыновей читать молитвы, даже перед сном, или заучивать божественные заповеди.
После разговора с иноком Варфоломеем Коля зашел к деду.
- Почему же по государеву приказу велено казнить людей старой веры? спросил он, встревоженный, - Разве не все равно царю, как мы крестимся двумя или тремя пальцами?
- Дело-то, Коленька, не только в старой вере, - после минутного молчания начал дед, усаживаясь на диван. - Это предлинная история. В давние годы предки наши, славяне, поклонялись не Христу, а Ходячему Облаку - Сварогу. Потом они стали бить поклоны Солнцу - Дажбогу и, наконец, Грому Гремучему - Перуну да Матери Сырой Земле. В конце лишь десятого века пришло к нам христианство. Из Византии. Об этом хорошо написано в "Сказании о крещении Руси при Владимире". Первыми священниками у нас были греки. Многие русские не хотели креститься. Но после грозного приказа князя Владимира одни пошли к реке по принуждению, другие же в леса бежали. Однако древнеславянские верования сохранялись еще сотни лет, особенно в лесах Заволжья и на Севере - тамошний люд жил как отрезанный от крещеной Руси.
