Нда-а, подобная ситуация Шестакову, а вернее, Шейранову что-то напоминала. Нет, разумеется, понятно, русские медленно запрягают, но быстро ездят. Однако стоит ли все время круглое носить, а квадратное катать? От злости по поводу творящегося бардака прапорщик так заскрипел зубами, что едва не покрошил их. А может, ну его к нехорошей маме, это задание? Может, и впрямь должны прийти к власти большевики, чтобы Россию не растащили по углам добрые дяди союзнички? Ведь разложат красавицу и будут пользовать, кому как понравится.
Впрочем, злость очень быстро сошла на нет. Хуже, чем должно случиться, уже не будет. А то, что все эти либерасты положат страну под Запад на сотню лет раньше, так и бог с ними. У России такой удел, она не может держаться в золотой середине, ей непременно нужны взлеты и падения. Стоят ли великодержавные настроения десятка миллионов жизней? Да ничуть не бывало. Да, придется несладко, и противоречий будет предостаточно, и обнищание народа скорее всего будет иметь место, но если удастся избежать гражданской войны, то настолько плохо уж точно не будет.
И потом, в России всегда находились те, кто, не боясь ответственности, взваливал на свои плечи тяжелую ношу и поднимал страну. Причем совсем не обязательно на государственном уровне. На местах тоже не помешают деятельные, честные и одаренные личности. И на взгляд Шестакова, именно таковой личностью был Брусилов, который не просто со знанием дела командовал Восьмой армией, но еще и старался окружить себя деятельными подчиненными, под стать самому себе.
Это к тому, что донесение разведчиков прошло все инстанции за несколько часов, и командование армией успело среагировать задолго до наступления темноты. Вот уж на что разведчики не рассчитывали. Офицеры даже по этому поводу совет держали, стоит ли сегодня ожидать гостей. Но в итоге решили, что коль скоро сами же назначили место и время, то, пожалуй, стоит. И не ошиблись.
– Ну что там, Сильвестр Петрович? – едва сдерживая ревнивые нотки, поинтересовался Шестаков у контрразведчика, провожая взглядом взлетевший аэроплан.
Поручик как раз закончил знакомиться с полученным от пилота посланием, запечатанным сургучом. Чирков бросил взгляд на прапорщика и, ухмыльнувшись, протянул ему исписанный листок бумаги, мол, прошу ознакомиться самостоятельно.
Ну да, немного обидно. А кому не было бы обидно. Ведь инициатива с самого начала исходила от Шестакова, а тут его сразу задвигают в сторону. Нет, понятно, что эта операция целиком проходит под эгидой контрразведчиков. Но ведь командует здесь он, прапорщик Шестаков, а задание получает, по сути, его подчиненный. Так что это и не обида, а скорее злость на вопиющее пренебрежение субординацией.
Впрочем, бог с ними. Ему выслуживаться и делать карьеру не нужно. Для него главное – сколотить свою команду, и, коль скоро для этого нужно играть по чьим-то там правилам, он готов. Вот так подумал об этом, и как-то сразу легче стало. Даже чуть-чуть весело при виде потуг господ штабных и контрразведчиков. Как там говорится – а Васька слушает да ест. Вот-вот. Пусть играют в свои игры, у него есть своя цель, и в настоящий момент он идет верным курсом.
– А в двух словах. – Прапорщик даже не протянул к бумаге руку. Коль скоро адресовано не ему, так и хрен с ними.
– В двух словах нам приказано постараться выявить батареи противника и нанести на карту их точные координаты. В возможностях нашей воздушной разведки командование сильно сомневается.
– Ну что же, с учетом того, что германцы гоняют наших летунов в хвост и в гриву, вполне разумно. До парков им никак не дотянуться. Опять же только с воздуха. Однако и от расположения батарей толку будет не столь уж много. Без четкой корректировки батарею не накрыть. А у нас связь курам, простите, голубям на смех. Словом, пустое это занятие. И неоправданный риск.
– То есть предлагаете игнорировать приказы командования?
– Сильвестр Петрович, вы хоть немного понимаете в артиллерийском деле?
– Кое-что смыслю.
– Ну тогда ответьте мне, какой прок от обстрела вражеской батареи десятком снарядов, пусть и шестидюймовых? Нет, если все снаряды положить точно в цель, то толк, конечно же, появится. Но без четкой корректировки это будет стрельба в ту степь. Я предлагал корректировать огонь артиллерии посредством авиации. Однако эта корректировка предусматривала пристрелку, а потом уже накрытие массированным огнем. А в нашем штабе решили принять половинчатое решение. То есть они хотят воспользоваться моим предложением с разделением карты на квадраты, а потом наводить по улитке. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, я в курсе вашего предложения по корректировке артиллерийского огня.
– Тогда должны понимать и то, что квадрат пятьдесят на пятьдесят сажен – это достаточно большая площадь для размещения одной батареи – и уж тем более для того, чтобы эту батарею накрыть огнем. Уж лучше пусть они эти снаряды бросят на наступающие цепи.
– Хм. Конкретные предложения есть?
– Предложения? Предложений нет. Есть конкретный план, согласно которому мы и будем действовать. А умники из штаба пусть идут лесом и не мешают нам. Во всяком случае, я гарантирую, что толку от этого будет намного больше.
– И с чего начнем?
– На данный момент все, что могли, мы уже сделали. Поднимать ненужную шумиху – последнее дело. Поэтому выдвигаемся, – Шестаков раскрыл карту и показал на точку, – вот здесь устраиваем базовый лагерь и схрон. У нас уже набирается порядка десяти пудов взрывчатки да и остальное снаряжение. Пупок развяжется все это таскать на себе. А здесь нормально получится. Удастся перерезать железную дорогу, и в радиусе тридцати верст мы германцам всю обедню испортим. Только я сомневаюсь, что Макензен начнет переброску войск. Уж больно у него все основательно готовится, и это, несмотря на явную спешку.
– И что тогда? Ну, если он не станет заниматься переброской войск и сосредоточит свои усилия в районе Горлицы?
– А тогда, господин поручик, вы и господа из нашего штаба наконец узнаете, на что способно разведывательно-диверсионное подразделение.
– Ну, я уже видел нечто подобное.
– Вы о той батарее?
– Именно?
– Впечатляет, правда?
– Не скрою. Впечатление неизгладимое.
– Во-от. А теперь представьте, что это только цветочки.
– И что же вы намерены делать в этом базовом лагере?
– Как что? Дурака валять и набираться сил, – пожав плечами, беззаботно ответил прапорщик.
– И как долго? – не поддержав его веселья, поинтересовался поручик.
– А пока Макензен не начнет.
– И все же приказ командования звучит весьма однозначно.
– Кому отдан приказ?
– То есть?
– Приказ отдан мне или вам?
– Приказ отдан группе.
– Кто командует группой?
– Послушайте, Иван Викентьевич, мне бы очень не хотелось отстранять вас от командования.
– Сильвестр Петрович, как на духу. Несмотря на то что я из бывших революционеров, а вы из жандармов, вы мне симпатичны и даже нравитесь. Но прошу вас, не перегибайте палку. Здесь может быть только один командир, и, как вы сами заметили, это не вы. Значит, и ответ держать не вам, а мне. Отстранять же меня от командования… Не советую. Хотя бы потому, что я вам этого не позволю. Даже если мне придется пойти на крайние меры.
– Даже так?
– Я очень не хочу портить отношения с контрразведкой, потому что не имею желания заниматься выяснением отношений, вместо того чтобы воевать с врагом. Но и на поводу у тех, кто понятия не имеет, что такое диверсионная война, я не пойду.
– Ну что же. Командуйте. – Чирков сделал приглашающий жест, так, словно хотел сказать: и попробуй только обделаться.
Нет, он не отступил окончательно, он только предоставил прапорщику возможность действовать по своему усмотрению. А оценивать деятельность Шестакова будут по результатам. Ну что же, это целиком и полностью устраивало бывшего жандарма. А пока… Хм. А пока им предстоит очередной марш-бросок, причем с изрядно увеличившейся поклажей.
Глава 8. Горлицкий провал
Обычное, в общем-то, явление. Подвода с тяжелоранеными, и бредущие за ней те, кто еще может двигаться самостоятельно. Если что и может удивить, так это то, что они так далеко отдалились от линии фронта. Ведь медсанбаты расположены куда ближе. Впрочем, чему тут удивляться, коль скоро там не успевают справляться с потоком раненых. Хорошо, если хотя бы сменят те обмотки, что накрутили санитары или боевые товарищи на передовой, и наложат нормальную повязку.
Наступление, а вернее, попытка прорвать русский фронт, продолжается уже весь день. Бой получился настолько ожесточенным, что передовые части несут существенные потери. Впрочем, они просто обязаны были стать весьма значимыми, но, слава австрийскому господу, русская артиллерия ведет весьма вялый обстрел. Что не может не радовать.
При виде легкового автомобиля с открытым верхом, сопровождаемого грузовиком, в котором были видны десятка полтора солдат, возница подал повозку к обочине. Видно же, что едет большое начальство, которому нужно уступить дорогу. А кто еще может передвигаться на автомобиле да при такой охране. Они бы еще и пулемет на крыше установили, передвигаясь в собственном тылу. Тем более что уже через пару верст начинается полоса, забитая войсками настолько плотно, что буквально ступить некуда.
