– Слушаюсь.
Уже через две минуты группа бодро уходила в глубь леса, увлекая с собой носилки с пребывающим в наркотической эйфории Ильиным и обеспамятевшим германским генералом. В арьергарде двигался унтер Рябов с двумя бойцами. Случись погоня, а этот вариант Шестаков не отметал, им предстояло прикрывать отход группы. В принципе при наличии портфеля с документами прапорщик, не задумываясь, пустил бы генерала в расход. Ему его люди намного дороже. Но вот бросить Ильина он никак не мог.
По сути, сейчас Шестаков проходил очередной экзамен в глазах подчиненных. Он частенько повторял, что вера, его императорское величество и Отечество – это замечательно, но они сражаются в первую очередь друг за друга, и своих бросать – последнее дело. Он еще не знал, как будет вытаскивать парня за линию фронта, но точно знал, что оставит его только в самом крайнем случае…
…Вот она, зараза такая! Шестаков выронил извлеченную пулю на землю. Хорошо хоть больших бед не наделала. Хотя-а. Все в этом мире относительно. Ранение брюшной полости по определению не может быть легким. Правда, в данном конкретном случае, конечно, все могло быть хуже. Впрочем, даже с учетом его обширного опыта в полевой хирургии Шейранову пришлось ой как непросто.
Ведь полевая хирургия не подразумевает прямую трактовку этого слова. Ему же пришлось оперировать под открытым небом, при свете фонарей. Нет, они, конечно же, соорудили нечто вроде палатки, иначе на свет слетелись бы насекомые, и никто бы с этой напастью не справился. Но, слава богу, плащи с собой были у всех, и укрытие получилось вполне достойным. Ну так. Пойдет, в общем. Главное, чтобы парень выдержал. Пулю Шестаков уже извлек, теперь нужно заняться последствиями ее проникновения.
– Иван Викентьевич, как там у вас? – снаружи послышался голос поручика.
– Пулю извлек. Начинаю штопать и чистить. Федор Анисимович!
– Все делаем, ваш бродь, все, как вы сказали, – тут же раздался голос унтера, причем по интонации было заметно, что он готов хоть луну с неба достать, если потребуется.
– Добро. Будьте готовы марлю передать. Что вам удалось выяснить, Сильвестр Петрович?
– Вы поймали удачу за хвост, иначе и не скажешь. Знаете, кого вы захватили?
– Сильвестр Петрович, я бы попросил без загадок. Признаться, мне сейчас приходится сосредотачиваться на другом. Пот!
Исполняющий обязанности операционной сестры Началов довольно сноровисто промокнул лоб Шестакова. Прапорщик приподнял голову, подставляя закрытые глаза, и сообразительный солдат обтер и их. Теперь проморгаться, восстановить зрение, и снова за дело.
– Прошу прощения, – между тем продолжал поручик. – Генерал фон Сект, начальник штаба Одиннадцатой армии Макензена. Направлялся на передний край для рекогносцировки после первого дня наступления. Убитый – полковник Ланге, занимающий должность генерал-квартирмейстера.
– У германцев сложности с генералитетом?
– Как, к сожалению, и у нас. Только мы не стесняемся с раздачей генеральских званий, а кайзер предпочитает обождать, пока кандидат не докажет свою компетентность.
– Разумно. Значит, мы лишили Макензена двоих его ближайших сподвижников.
– Это точно. А еще заполучили в свои руки карту с подробной расстановкой сил и средств и кучу документов. По сути, в наших руках весь план действий Одиннадцатой армии.
– Та-ак. Интересно, йожики курносые. Бумаги и генерала нужно срочно переправлять за линию фронта. Давайте сделаем так, Сильвестр Петрович, вы сейчас подготовите донесение с выжимкой из захваченных документов. И сделаете приписку по поводу необходимости вывоза господина генерала. После этого выдвигаетесь на известную вам полянку. Утром мы выпустим голубей, и к назначенному сроку аэроплан прилетит за фон Сектом. Так мы не потеряем время, разве только изрядно устанете, но это нормально.
– Согласен.
– Рябов, давай сюда марлю. Значит, так, Анисимович, слушай меня внимательно, – когда унтер скользнул в импровизированную операционную, заговорил Шестаков. – Берешь с собой одного бойца, и вместе с поручиком ведете генерала на полянку. Но если вдруг возникнет опасность, что его освободят или у него появится возможность сбежать, бей сразу.
– Это…
– Да. Наповал. Невзирая на чины. Если поручик… Если тебе даже покажется, что он недоволен уничтожением генерала, и уж тем более попытается помешать, кончай и его. Не гляди на меня так. Здесь-то он нам ничего не сделает, а вернемся, глядишь, и под трибунал загремим за убийство пленного генерала. Мне ваши жизни дороже, чем все эти генералы, вместе взятые. И за поручика не переживай, война все спишет.
– Ясно, ваш бродь, – нервно сглотнув, ответил унтер.
– Вот и хорошо, что ясно. Привезенный аэропланом груз доставишь сюда. Здесь будет наш базовый лагерь, сюда мы и вернемся. Тяжко придется, но вы уж потерпите. Отправляйтесь налегке, получится по полста кило на брата. Ну уж как-нибудь донесете груз.
– Ничего, сдюжим, мы мужики крепкие.
– Вот и ладно.
– Ваш бродь… – подал голос Началов, когда унтер покинул палатку.
– Не переживай, Никита, мы уж что-нибудь придумаем, чтобы, если что, никто не докопался до истины.
– Та я не про поручика. Кто не с нами, так и черт с ними! Ларион… – Отмахнулся ветеран.
– А-а, вон ты чего. А я уж подумал, что ты о трибунале тревожишься. Насчет Иллариона не знаю. Вроде штопаю по уму, и организм у него достаточно сильный. Но крови он много потерял. Опять же условия ему нужны, тепло, мягкая постель, уход.
– Это я все устрою.
– А еще ему печенка нужна, чтобы кровопотерю побыстрее восстановить.
– А печенку-то любую?
– Абсолютно.
– Ну, это не беда. Петли расставлю, кого-нить обязательно поймаю.
– Не знал, что ты охотник.
– Та какой охотник, ваш бродь, так баловались по детству в лесу, – отмахнулся Началов.
– Ясно. Свет.
Бирюков, у которого затекла рука, встрепенулся и поправил положение фонаря. А может, и заслушался, столько всего интересного тут прозвучало. И еще это указывает на безмерное доверие со стороны их благородия. Ну что же, пусть слушает и делает выводы, но и про свои обязанности не забывает.
– Пот.
Началов сноровисто обтер лоб прапорщика. Тот, по обыкновению, проморгался, помянул недобрым словом дрянное освещение, полевые условия, припомнил чью-то мать и вернулся к работе. Нужно заканчивать. Глядишь, парнишка выкарабкается. Очень уж серьезно ему досталось. Они несколько часов уходили от возможной погони, петляя и путая следы, как зайцы, чтобы не навести противника на их базовый лагерь. И все это время паренек трясся на носилках, истекая кровью…
* * *
«Считать предоставленные вами сведения достоверными не имею возможности, тчк Имеется ли подтверждение из иных источников, тчк Генерал артиллерии Иванов».
Аппарат прекратил перестук, и телеграфист, оторвав бумажную ленту, протянул ее генералу. При этом он всячески старался изображать из себя мебель. Нет, командующего любили и уважали, знали и о его заботливом отношении к подчиненным. Но те, кто знал его поближе, предпочитали не вызывать его неудовольствия, когда он был во взвинченном состоянии.
– Оч-чень интересно, – прочитав телеграмму, сквозь зубы процедил Брусилов. – Они что же, за все это время не смогли захватить языка на участке Третьей армии? – Командующий бросил взгляд на своего начальника штаба генерала Ломновского.
– Я связывался с начальником штаба Третьей армии генералом Добровольским и поделился с ним имеющимися у нас сведениями. Но или они так и не удосужились проверить эти данные, или у них ничего не вышло. Никто не хочет докладывать наверх о своих неудачах.
– Пишите, – обратился Брусилов к телеграфисту. – Я располагаю достоверными сведениями, что главный удар будет произведен на участке Третьей армии, в районе Тарнов – Горлица. На территории противника захвачен начальник штаба Одиннадцатой германской армии, с картами и документами. Для их переправки вылетел аэроплан. Однако считаю, уже сейчас необходимо сосредоточить резервы на указанном участке для проведения контрудара. Пассивная оборона может привести к прорыву фронта. Генерал кавалерии Брусилов.
– Думаете прислушается? – с явным сомнением поинтересовался Ломновский.
– Вот эта бумажка, – Брусилов тряхнул телеграфной лентой, зажатой в кулаке, – уже официальный документ. Господи, у нас с Рузским, конечно, имелся целый ряд противоречий, но ей-богу, лучше бы его назначили командовать нашим фронтом.
– И тогда неизвестно, что бы было на Северо-Западном, – покачав головой не согласился Ломновский. – Николай Владимирович умный, достаточно решительный и гибкий командующий. Стоит признать, что во многом благодаря его стараниям зимняя кампания этого года не принесла германцам успеха.
– Я этого как раз и не отрицаю. Но в настоящий момент меня волнует обстановка на нашем фронте. Я связывался с начальником штаба фронта… – Брусилов замолчал, явно пытаясь скрыть свою досаду.
