Когда Грера задаст жару (а она, выбравшаяся на поверхность, задаст), на СЕ сменятся и работники, и руководство. Расформирован будет под ноль Пятый Отдел и Отдел Статистики, штат пройдет такую чистку, что на головах от зубьев расчески навсегда останутся рытвины. Все изменится. А сейчас минута затишья в ожидании бури…
– Кейна, где ты?
Ни следа, ни зацепки. Нужно ехать к Реактору, ждать ее там, потому что Грера донесет свое послание именно туда.
Лиам потер щеку и в который раз понял, как сильно он ненавидит собственное бессилие.
Карта, копия той, что светилась в кабинете Диаса, сейчас висела над приборной панелью, и показывала, что девчонка так и не найдена. Зеленый огонек не засветился.
Зато красных теперь были сотни – районы сплошь алые, ни чихнуть, ни просочиться.
И вдруг, удивив самого себя, произнес:
– Сделай их!
«Обойди. Победи!»
В ее команде один игрок. И один болельщик.
Но все возможно.
*****
(Fearless Soul – Look Within)
Кейна.
Здесь пел лес – тихий, осенний. Глядя на него сверху глазами Греры, мне казалось, что верхушки деревьев колышутся, как травы, как ласковое море.
Домик лесника. Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять – она перенесла меня за край Уровня. Туда, где не было вездесущих камер СЕшников, где пространство не пронизано Комиссионным кодом.
Передышка, минута тишины. Она была мне нужна.
Ни звуков, ни света, ни людей… Полнейшая тишина. Едва ощутимый ветерок; сверху перемигивались далекие созвездия. Отрада для глаз. Здесь не то иначе текло время, не то всегда стояла осенняя ночь. Смотритель, видимо, изредка появлялся в сторожке, но не очень часто. Удалось найти и печь, и наколотые дрова, и даже воду. Правда, в ее чистоте я не была уверена, но пояснив Грере, что «мне бы чай», та скомандовала: «Налей воду в кастрюлю, помести в нее ладонь».
На голубые искорки, бегущие от моей руки по воде, я смотрела долго. Чудеса остаются чудесами, даже если ты истощен и измотан. Мутант во мне очистил питье, помог разжечь в печи огонь без наличия спичек и зажигалки.
В итоге на крыльце я сидела, сжав в пальцах чужую железную кружку, жуя найденное в шкафу старое печенье. Последний тихий момент моей жизни, наверное. Не хотелось думать о том, что случится дальше, иногда думать наперед вообще не стоит – если красиво, если приятно, просто любуйся, дыши.
И я дышала.
Чай заварился слишком крепкий, на дне плавали и изредка попадали на язык чаинки. Сплевывая их в траву, я думала о том, что не нашла бы лучшего «курорта», даже если бы перерыла все туристические брошюры. Здесь, где отсутствовали и здания, и машины, никто меня не тревожил, не смотрел на меня, не судил. Не пытался отговорить. Да и от чего, собственно?
– Скоро…
Сообщила я Грере вслух, имея в виду, что после чая займусь ее посланием.
Какое-то время она сидела во мне тихо, после обернула ощущением-надеждой: «Скоро все закончится».
– Я знаю.
Закончится для нас обеих. Для нее хорошо, для меня… как получится.
Думать наперед не хотелось, но мысли все равно лезли в голову – колючие, разные.
«Ты… не погибнешь в конце?»
Она не была мне ни родной, ни чужой, она просто была, и ничьей смерти не хотелось. Хотя у меня теперь не было наркотика, нам уже не нужны были «допинги», чтобы сносно понимать друг друга.
«Я разъединюсь. С тобой. Когда послание будет передано. Пробью тоннель. Домой».
Чужая кружка была потертой, без надписей. Я покрутила ее в руках.
«А почему ты сразу не пробила себе дорогу на Четырнадцатый? Почему через СЕ?»
Зачем вообще нужен был весь этот сложный процесс? Вселение в человека, «пронос» наверх, взращивание?
«Щит. На СЕ его нет».
«А назад щит не помешает?»
«Он не впускает. Но выпускает».
Что ж, по крайней мере, она сможет уйти.
Дай мне волю, я сидела бы на этом крыльце много дней-ночей подряд. Ложилась бы спать на узкой кровати, питалась бы печеньем, отдыхала бы, наконец. Оказывается, я забыла это ощущение, и кружка чая в тишине стала мне порталом в воспоминания о том, как это бывает, когда внутри мирно и спокойно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Прежде чем я поднялась для того, чтобы вернуться в дом, Грера задала вопрос:
«Где оставить тебя? Высадить…»
Она странно передавала слова, пользовалась не своей речью, искала схожие аллегории, смыслы.
Где меня оставить после нашего с ней разъединения?
Разве это важно, если меня все равно найдут? Раньше или позже. Тянуть эту агонию уже не было ни сил, ни желания.
«Там, где для меня все закончится… быстро».
На линии огня.
Она промолчала, и чужой эмоциональный отклик я не разобрала. А может, его просто не было.
– Что ж, пойдем искать бумагу… Или что там нужно?
Я никогда не видела ничего подобного – она писала когтем. Опять пришлось отдать ей контроль, стать почти безвольной и наблюдать за появившейся вместо руки «лапой». Но буквы выходили потрясающие: черные, мерцающие далекими галактиками, не текст, а самые настоящие провалы в бумаге. Будь у меня пальцы, как пилки для ногтей, я могла бы, наверное, просунуть их в щели, окунуть сквозь прорези в иные вселенные. Иллюзия, возможно.
Грера писала знаками. Один сложнее другого, ни одного знакомого. «Вязь Комиссии» – ответила она на мой немой вопрос.
Такому посланию, которое человек попросту не был способен бы создать, невозможно было не поверить. Его должны отличить, воспринять, ему должны внять. Спасибо старому листу для акварельных набросков, нашедшемуся в тумбе.
Пока она писала, меня морозило и трясло – побочный эффект передачи «воли». Собственное тело ощущалось холодным и частично онемевшим. Сидя на старом стуле, я коченела при жизни – очередная неприятная иллюзия.
До того момента, когда внизу получил завиток последний символ, прошел маленький век, и теперь весь лист переливался странными буквами – черными, завораживающими. Звездными.
«Тебе бы каллиграфию преподавать», – пошутила я, чувствуя, как возвращается в ладони тепло, как начинает покалывать затекшие мышцы. «Лапа» поверх моей ладони пропала, втянулись длинные когти.
«Пора».
Наверное, она не поняла про каллиграфию или просто не умела шутить.
Мне хотелось еще чаю… Наверное, на самом деле хотелось не чаю, а пятьсот минут на крыльце, пятьсот моментов тишины – непрерывное спокойствие.
Вот только желания и реальность для меня не синхронизировались.
Совсем не тянуло обратно в город – к его огням, к его людям, к ищущим меня Комиссионерам. Там случится последний бой, там будет реветь пламя, там будут свистеть пули…
Не зря говорят: перед смертью не надышишься.
А здесь был такой воздух – застывший, кристально чистый, звенящий, – что надышаться хотелось.
Глава 23
(2WEI – Horizon)
Нордейл. Уровень 14.
Лиам.
– Мне нужно поговорить с руководством, с самым высшим.
Работник пропускного пункта, стоящий на входе, напоминал Лиаму сову – такие же круглые, неподвижные, неморгающие глаза. Серебристая форма, белая полоса на боку. Карра привык к белой, отражающей, с символикой СЕ, заключенной в сферу – знак отдельного, автономного Уровня, наделенного собственными полномочиями. Во что это вылилось?
«Оставьте заявку. Вас примут в порядке важности...»
– С Дрейком Дамиен-Ферно, – Лиаму казалось, он стучится в стену, – в крайнем случае с Джоном Сиблингом…
«Я вас понял. Оставьте заявку…»
Здесь, в Реакторе, привычно общались ментально, слова вслух звучали редко.
«Все потому что мы очеловечились, – вдруг подумал Карра. – Мы слишком много времени проводим с людьми…»
А здесь их почти не видят, даже посетителей нет. Только свои, только единая сеть, телепатия. И все же продолжил он вслух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– У меня сообщение с нулевым приоритетом важности. Код угрозы…
И Карра назвал такие цифры – код надвигающегося апокалипсиса, – при звучании которых вахтер должен был судорожно начать набирать цифры невидимого телефона. Тот, однако, не начал, только мигнул.
