Аранхуэцский договор. Когда Люсьен Бонапарт, назначенный послом вместо Алькье, прибыл в Мадрид, двор был уже настолько расположен к первому консулу, что королева выражала желание, чтобы он развелся и женился на ее дочери, инфанте Изабелле, которой в то время было 13 лет. Бонапарт благоразумно отклонил это предложение, но заставил Карла IV заключить Аранхуэцский договор (21 марта 1801 г.). Испания возвращала французам Луизиану и обязывалась начать войну с Португалией, чтобы заставить ее отказаться от союза с Англией. В награду за эти жертвы Тоскана была превращена в королевство Этрурию и отдана инфанту пармскому, зятю Карла IV.
Аранхуэцский договор мог удовлетворить честолюбие королевы и польстить отеческим чувствам Карла IV; но в действительности он был очень опасен для Испании, которая не замедлила в этом убедиться.
Меньше чем через два года после уступки Луизианы, Бонапарт продал последнюю Соединенным Штатам вопреки статье Аранхуэцского договора, которая предоставляла Испании преимущественное право на покупку ее.
Этрурское королевство просуществовало недолго. Наполеон смотрел на него, «как на изуродование итальянского полуострова». Он упразднит его одним росчерком пера 23 октября 1807 года.
Война с Португалией едва не вовлекла Испанию в ссору с Францией. Карл IV, связанный тесными узами с Браганским домом, вел с ним войну против воли, по принуждению, поставив условие, что Португалия ни в каком случае не будет раздроблена. Годой, сделанный генералиссимусом, потратил на приготовления три месяца и выступил в поход только 20 мая 1801 года, когда французский генерал Леклерк уже стоял лагерем в Сиудад-Родриго с корпусом в 12 000 человек, а Люсьен Бонапарт грозил двору гневом первого консула, если испанская армия не перейдет границы.
Война с Португалией. Странное зрелище представляли собой теперь эти две воюющие нации, прилагавшие все усилия, чтобы не встретиться на поле битвы. «Зачем нам сражаться? – сказал герцог Лафоэс, португальский генералиссимус, испанскому генералу Солано. – Португалия и Испания – вьючные мулы. Нас толкнула Англия, вас подгоняет Франция; будем скакать и звенеть бубенчиками, но, ради Бога, не будем причинять друг другу зла, чтобы не стать посмешищем для людей». Испанские и португальские войска маневрировали таким образом, чтобы не встретиться. Оливенца, Херуменга, Кампо-Майор сдались без сопротивления, и после этой кампании, похожей на фарс, в Бадахозе был заключен договор между Карлом IV и португальским регентом (6 июня 1801 г.). Испания получила Оливенцу на левом берегу Гвадианы, причем Португалия еще обязалась уплатить Франции вознаграждение в 20 миллионов.
Оставалось еще только добиться ратификации договора Бонапартом. Люсьен усердно принялся хлопотать об этом. Он уже получил за Аранхуэцский договор двадцать ценных картин и на 100 000 экю бриллиантов в оправе; Годой предложил ему звание гранда, орден золотого руна, пенсию в 100 000 франков, несколько мешочков с неотделанными алмазами и ларчик с портретом короля, окруженным бумажным венчиком, который заключал в себе на 5 миллионов драгоценных камней. В конце концов Люсьен добился ратификации Бадахозского договора (29 сентября 1801 г.). Амьенский мир, заключенный 26 марта следующего года, должен был, казалось, извлечь Испанию из пропасти, в которую она погружалась. В июле 1802 года двор предпринял пышное путешествие по Каталонии и Валенсии. Оно было ознаменовано блестящими празднествами. В Барселоне принц астурийский женился на Марии Антуанетте-неаполитанской, а его сестра Изабелла вышла замуж за наследного принца Обеих Сицилий.
Расторжение Амьенского мира. С первых же месяцев 1803 года стало очевидным и для мало проницательных людей, что война между Францией и Англией неминуемо должна возобновиться. Испания снова сделалась яблоком раздора для обеих соперничествующих наций, и неисцелимая слабость ее правительства не позваляла ей извлечь никакой выгоды из этого привилегированного положения. Карл IV, очарованный славой первого консула, стоял за союз с Францией. Королева склонялась к тому же в интересах своей дочери, королевы этрурской. Напротив, министр иностранных дел Севальос был приверженцем союза с Англией, и Годой, который охотно стал бы на его сторону, не решался, однако, одобрить мнение, противоречащее мнению короля, и навлечь на себя гнев Бонапарта, и без того уже дававший себя ему чувствовать. Ему казалось ловким маневром противопоставить нетерпению французов «отрицательную политику», которой исчерпывалась его политическая мудрость. Он был очень любезен с французским послом Бернонвиллем, обещал все, чего тот хотел, и ничего не сделал. Бонапарт не поддался на удочку. 29 марта 1808 года в Аранхуэц прибыл генерал Ла-Планш Мортьер с письмом первого консула к королю. 17 мая Франция объявила войну Англии. 22 июня Бонапарт, извещенный о прибытии в Кадикс транспорта из Индии, настоятельно потребовал денег. Годой не дерзнул отказать в субсидии, но, по-видимому, твердо решил сохранять нейтралитет в предстоящей войне. Он даже собрал несколько полков в Бургосе и Вальядолиде для охраны границы. Бонапарт сломил его упорство, пригрозив открыть королю дворцовые скандалы; мало того, Бернонвилль в публичной аудиенции вручил Карлу IV письмо Бонапарта, наполненное крайне компрометирующими разоблачениями. Годой настолько пользовался доверием у Карла IV, что сумел убедить его не читать письма; но он понял, что борьба невозможна. 23 октября он обязался предоставить Франции ежемесячную субсидию в 4 миллиона. Может быть, он думал этой ценой купить для Испании право оставаться нейтральной. Народ в Мадриде оказался проницательнее, по возвращении Годоя в столицу он вышел к нему навстречу и окружил его карету с криком: «Мира и хлеба!»
Ни Франция, ни Англия не желали, чтобы Испания оставалась нейтральной. Бонапарт хотел располагать всеми силами Испании для борьбы с Англией, Питт хотел сделать Испанию базой своих военных действий против Франции. Казнь герцога Ангиенского и провозглашение империи, страх и престиж славы крепче прежнего затянули узы, связывающие Испанию с Францией. Когда Англия окончательно убедилась, что союз между Испанией и Францией состоялся, она открыла военные действия, напав без объявления войны на четыре испанских фрегата, возвращавшихся из Испании в Кадикс (1 октября 1804 г.). 4 декабря Карл IV объявил Англии войну.
Трафальгар. Так как Испания была вовлечена в войну самой судьбой, то она должна была предаться ей без оглядки и дерзать на невозможное, лишь бы одолеть общего врага.
Нельзя не признать, что она делала героические усилия, чтобы помочь осуществлению грандиозных планов Наполеона. В течении нескольких месяцев она снарядила три эскадры: в Картагене, Кадиксе и Ферроле. На судах, плохо оснащенных, скудно снабженных провиантом, обремененных артиллерией, отягченных огромными мачтами, испанцы поместили экипаж, набранный с сосенки и с бору – из рыбаков, крестьян, бродяг, и с такими плохими судами и таким плохим экипажем начальники, подобные Чуррука, сумели покрыть себя славой. Гравина, едва имевший возможность держаться в открытом море, присоединился с семью судами к эскадре Вильнева и выдержал вместе с ним битву при Ферроле, где только туман помешал французам одержать полную победу над англичанами. В сентябре 1805 года соединенная французско-испанская эскадра, стоявшая в Кадиксе, насчитывала 33 судна, 5 фрегатов и 2 военных брига с экипажем в 25 000 человек и 2836 пушками. Бесполезная битва при Трафальгаре стоила франко-испанской эскадре 6000 человек и 17 судов. Карл IV принял все меры, чтобы спасти раненных и помочь оставшимся в живых, щедро наградил всех, кто участвовал в битве, но бедствие было непоправимо. Суда, оставшиеся в гаванях, не могли прорвать блокаду, арсеналы были пусты, экипажи опустошены лихорадкой и дезертирством, офицеры обескуражены. Англия на долгие годы приобрела первенство на море. Наполеон никогда не был мягок в отношении к побежденным. Опьяненный своими триумфами при Ульме и Аустерлице, он поступил и Испанией беспощадно. Карл IV должен был уплатить субсидию в 24 миллиона и послать 5000 человек в Этрурию для охраны королевства, которое, по признанию самого Наполеона, он собирался уже упразднить. Бурбоны были изгнаны из Неаполя, королевство Обеих Сицилий отдано Жозефу Бонапарту, и, так как Карл IV колебался признать нового короля, Наполеон произнес грозные слова: «Преемник Карла IV признает его».
Манифест 1807 года. Годой скрепя сердцем повиновался надменному повелителю, которого сам посадил себе на голову, и только ждал случая, чтобы восстать против него. В августе 1806 года в Лиссабон вступила английская эскадра, и барон Строганов, русский посланник в Мадриде, сделал попытку вовлечь Испанию в только что образованную коалицию против Франции. Первою должна была вооружиться Португалия; Испания должна была собрать войска как будто для защиты против вторжения португальцев; английская армия высадится в Португалии, и в удобный момент Англия, Португалия и Испания вместе нападут на южную Францию. Годой не умел скрыть своей радости: 5 октября 1806 года, еще не закончив приготовлений к походу, он обратился к испанскому народу с воинственным манифестом, где, обращаясь к его лояльным чувствам, звал его на борьбу с врагом, которого он не называл, но которого легко было угадать. Десять дней спустя Наполеон выиграл сражение при Иене. Великий страх объял Годоя при известии об этой победе. Французская партия упрекала его в том, что он погубил Испанию. Карл IV не знал, как умилостивить императора. В газетах сообщалось, что прокламация подложна. Годой извинился перед Наполеоном и попытался доказать ему, что хотел вооружить испанцев только в интересах Франции. Наполеон, казалось, принял предоставленные ему оправдания, но есть основания думать, что с этого момента он замыслил ниспровержение испанских Бурбонов. Он осыпал Карла IV и Годоя комплиментами и любезностями. Карл IV, совершенно успокоившись, в наивной надежде угодить тем императору, даровал князю мира титул светлости и произвел его в генерал-адмиралы; но этим он сделал Годоя еще более ненавистным принцу астурийскому, знати и народу. Наполеон отправил в Мадрид нового посланника, Богарнэ, который очень скоро проник в тайны королевской семьи и узнал о глубокой ненависти, которую принц астурийский Фердинанд питал к Годою. Он постарался разжечь эту ненависть, уверив Фердинанда, что он найдет у императора сильную поддержку против фаворита. Таким образом, в момент решительного кризиса королевская семья оказалась расколотою надвое, а фаворит – обреченным народной мести за свое чрезмерное возвышение.
