– Пошли!
– Валом?
– Нет! Не валом, – радостно сообщил Коля. – Ударный кулак. Разведка боем. Это очень хорошо.
– Чего хорошего-то?
– Боятся!
– Татары не боятся никого!
– Кроме нас! Нас опасаются.
– С чего ты взял-то?
– Училище!
– Не понял?
– И в Академии год уж отучился. Ладно, автобиографию – на потом… – Коля Аверьянов повернулся вниз: – Слушай команду! Работаем штатный вариант! Приоритет операции – «скорость»!
– Штатный! Приоритет поняли! – ответили снизу мужики.
– По местам!
– Все на местах!
– Открыть ворота!
И ворота Берестихи быстро и плавно распахнулись, встречая татарский отряд: за ночь Глухарь успел отковать несложные два рычага для «дистанционно-оперативного управления шлюзом», – как выразился Коля Аверьянов.
* * *
До Берестихи оставалось не больше полета стрелы, как вдруг ворота крепостишки быстро распахнулись. Взгляд Хубгэ быстро скользнул по стенам крепости – на стенах ни души! На открывшейся взгляду «площади» внутри Берестихи, на Красном крыльце княжьих «хором», – никого!
Хубгэ понял – народец сбежал. Оставшийся юродивый, или какой-нибудь дед-инвалид, раскрыл ворота, надеясь на пощаду! Напрасные надежды!
На полном скаку отряд влетал в ворота…
Что-то резко свистнуло, и из песка взметнулся вверх трехмиллиметровый витой стальной трос…
Резко натянувшись, трос задрожал, растянутый поперек ворот, и зазвенел под весом восьми огромных мешков с песком, четыре мешка справа, четыре слева. Хубгэ не понял, налетая, что дежурившим возле ворот двум мужикам достаточно было одновременно выбить из-под мешков опоры… Мешки, устремившись к земле, с помощью простых блоков натянули трос, лежавший до того спокойно на земле поперек ворот, аккуратно присыпанный сверху песком…
* * *
Наблюдавшие за всем происходящим издалека, с опушки, не могли, конечно, узреть с такого расстояния трехмиллиметровый стальной трос…
Темник Чунгулай, Шаим и мудрый Бушер увидели лишь то, что смогли, – ворота медленно, приглашающе распахнулись перед отрядом Хубгэ…
Крепостишка решила сдаться на милость победителя, – тут никаких сомнений!
Отряд на полном скаку ворвался в ворота, и половину отряда – лучших батыров, включая самого Хубгэ, – непонятная сила мгновенно, одновременно, всех до одного, выбила из седел…
* * *
Замыкающие отряд батыры были куда в лучшем положении: они успели увидеть трос, вышибающий из седел… Однако остановить бешеный галоп лошадей было им уже не под силу.
Едва успев пригнуться к самым гривам, они сумели избежать ловушки и, миновав коварное устройство, распрямились в седлах, оглашая Берестиху торжествующими визгами…
* * *
Глухарь вышел из-под Красного крыльца княжьих «хором» с десантным автоматом в руках. Он осторожно опустил вниз кнопочку под странным названием «предохранитель»… Вырез прицельной планки, мушка и цель должны быть на одной прямой. Это понятно. Глазомер у кузнеца был отменный, не стоило даже и поднимать эту штуку на уровень глаз. Глухарь не спеша нажал спусковой крючок…
В могучих ручищах Глухаря автомат даже не дернулся, – Глухарь ожидал, что он начнет биться, как только что выловленный сом, – так объяснил Коля, предупреждая. Сом рыба сильная, очень живучая, – верно! Но эта штука пыталась вырваться совсем слабо, – ей далеко до сома! Что же касается звуков, то их Глухарь не слышал вовсе, – Коля дал ему автомат с глушителем, чтобы не испугать стрелка-новичка.
* * *
Чунгулай, Шаим и мудрый Бушер видели, как задняя часть отряда резко нагнулась на всем скаку, ложась животами на луки седел… Затем все батыры дружно распрямились и тут же начали падать с лошадей, – один за другим, – раскидывая руки, цепляясь за воздух и извиваясь, как от ударов невидимых плеток. Весь этот странный бой развертывался в полной тишине: до Берестихи было расстояние приличное, ветер дул в ее сторону.
Секунда – и все было кончено.
– Что скажешь, Бушер?
– Я должен подумать, мой повелитель…
– Двинь Орду, Чунгулай, ты сомнешь их! – воскликнул Шаим.
– А ты поведешь мою Орду на штурм, Шаим? – насмешливо спросил Чунгулай.
– Я?! – несколько опешил Шаим. – Я думал, что твою Орду никто не смеет вести в бой кроме тебя, мой повелитель!
– Из-за спины твоей безрассудной смелости, – медленно протянул Чунгулай, презрительно сощурившись, – выглядывает ее родная сестра – твоя безрассудная глупость, Шаим… Ты начинаешь сильно меня огорчать…
Лицо Шаима, склонившегося в глубоком поклоне, вытянулось от ужаса.
* * *
Из сбитых с коней тросом первым опомнился Хубгэ, сотник, начальник отряда. Он выхватил саблю и громко крикнул:
– Колдуна взять живым!
В ту же секунду он ощутил, как чья-то сильная рука схватила его сзади за волосы и бесцеремонно повлекла к Красному крыльцу княжьих «хором».
– Пусть каждый возьмет, что хочет, но заплатит полную цену.
От боли Хубгэ свело все мускулы лица, в глазах пошли темные пятна, на которые садились яркие белые мухи… Наконец он увидел прямо перед собой один из столбов, подпиравших кровлю Красного крыльца…
– Сосна, – сказал голос колдуна за спиной. – Хвойная порода. Очень твердая.
Рука, державшая его сзади за волосы, с ужасающей силой ударила Хубгэ лицом об столб.
Ловя ртом воздух после столь жестокого удара, Хубгэ широко открыл рот, и тут же какой-то странный, холодный круглый и сказочно гладкий предмет вошел к нему в рот, раздвинув челюсти до предела…
– Что это ты ему в рот вставил? – удивился Жбан.
– Электролампочку! В комплекте у меня было, взял три штуки… Лампочки хорошие, спецзаказ, – стекло молотком не разобьешь. Все не знал, куда деть. Света-то нет у вас…
На глазах Хубгэ показались слезы; от страха и унижения он замычал.
– Ты можешь хранить молчание… – сказал Николай. – Потому что мне тебя, мудака, слушать некогда…
Теряя сознание, Хубгэ даже не понял, как выронил саблю…
* * *
– Дай посмотрю, – Коля перешагнул через лежащего мешком Хубгэ и, вынув рожок из автомата Глухаря, выщелкал патроны, пересчитал…
– Двенадцать выстрелов, и десять попаданий… Да с очереди! Да в скоротечке! Ну, Глухарь! – От восторга у Коли перехватило дыханье. – Да так и профессионалы, слышишь, не стреляют! Да еще под психикой, при обороне! Без тира, безо всякой тренировки, без пристрелок! Ты – гений! Просто класс! Глуха-а-арь!!!
– Чего?!? – рявкнул Глухарь, приложив ладонь к уху.
* * *
– Мы можем многое узнать про них, ничем не рискуя… – задумчиво протянул Бушер.
– Мне нравится эта мысль, – кивнул Чунгулай. – Что мы должны сделать для этого?
– Ничего, мой повелитель. Ничем не рискует тот, кто ничего не делает.
– Едва ли лучезарный Берке обрадуется твоей философской находке… – процедил сквозь зубы Чунгулай.
– Но Берке едва ли обрадует и потеря лучшей из Орд своих, отданной тебе под начало… – спокойно возразил Бушер, глядя Чунгулаю прямо в глаза. – Ордой, загубленной возле жалкой деревни, в которой не поместится и трех сотен воинов…
– Продолжай, – кивнул Чунгулай. – Ты говоришь разумно. Я не сержусь.
– Я задаю себе вопрос: что они, – Бушер указал в сторону Берестихи, – что они сейчас предпримут? Покинут крепость и уйдут в леса? Нам это на руку – победа без потерь. Пойдут на нас, если они сильны чарами? Что ж, будет битва, которую так жаждет Шаим! Но в обороне легче уничтожить врага, чем в наступлении.
– Мы в выигрыше в обоих случаях, – согласился Чунгулай. – Но если будет что-то третье?
– Что? – спросил Бушер. – Что может быть еще?
– Да, – согласился Чунгулай, подумав. – Третьего не дано. – Он повернулся к Шаиму: – Командуй: Орде спешиться, бивак. Батыры не спали всю ночь. Прикажи всем набраться сил перед боем!
* * *
– Разводят костры… – сказал Афанасич.
– Я вижу, – ответил Коля. – Это нам часов пять передышки, – как, Афанасич?
– Поболе… Ночью шли, ночь не спали. Нажрутся конины, напьются кумыса – сон сморит.
– Вот тут и вдарить по ним, – как?
– Тю-ю-ю… Ты глянь-ка, сколько их! Да их даже спящих не перережешь, – рука устанет.
– Тогда на психику надо давить, – решил Коля.
– Не понял?
– На испуг взять.
– Они ничего не боятся.
– Так не бывает. Смерти все боятся.
– Татары не боятся смерти. Погибший с честью воин сразу попадает в свой татарский рай… Они боятся только позора или колдовства. …Мы для них – враги. Мы можем любого из них убить, но не опозорить. Да и колдунов среди нас нет… Колдунья, Антипиха, есть. Но она далеко, у Сивкина ручья… День ехать.
– Позор и колдовство… – задумался Коля. – Чего же проще?! Колдун есть, а позор сделаем.
– Где же колдун-то у нас, Коля?
– А я-то? Вспомни, вчера? Как ты сам на меня смотрел, Афанасич?