Когда я заканчиваю читать, Зейн ухмыляется во все тридцать два ровных белоснежных зуба.
— Ты на что-то намекаешь? — спрашиваю я.
Зейн придвигается ближе и повторяет последнюю строчку:
— Но что мне эти поцелуи, коль не целуешь ты меня?
— Да ладно, серьёзно? Ты заставляешь меня читать любовные стихи, чтобы уломать на поцелуй?
— Да. Только если это работает, — он внимательно следит за моей реакцией.
Когда я не возражаю, он наклоняется, и каждая клеточка моего тела гудит от предвкушения. Он не целовал меня после операции, и я задаюсь вопросом, будут ли ощущения отличаться. Понравится ли мне так же, как и до неё?
Но когда его губы встречаются с моими, вопрос отпадает сам собой — я чувствую всё то же волнение, головокружение, тепло в груди.
Но затем в моей голове всплывает образ Трея — его широкие плечи и все его улыбки, и я мигом отстраняюсь от Зейна.
— Что не так? — спрашивает он. Я вижу боль в его глазах, и это убивает меня. По-настоящему.
Касаюсь пальцами губ, которые всё ещё покалывает от поцелуя. Губ, которые хотят большего. Но слова другого стихотворения вмешиваются в мои мысли: «Но знай: тебя забыть мне невозможно!»
— Я думаю, нам не стоит так больше делать, — неуверенно произношу я. Часть меня хочет послать всё к чёрту и поцеловать Зейна, как никогда раньше, но другая, сознательная часть меня, как маленький ангелочек на плече, советует мне остыть. Я не забыла Трея, так зачем притворяться, что он в прошлом? Как я могу одними и теми же губами говорить, что люблю Трея, а затем целовать Зейна до умопомрачения? Неужели я правда такая непостоянная?
Мотая головой, я поднимаюсь с дивана.
— Прости. Думаю, мне лучше пойти поспать, — избегая его взгляда, я кладу книгу на кофейный столик и забираюсь на свою половину кровати, отворачиваясь к стене. Свет выключается, и я чувствую, как матрас прогибается под весом Зейна, пока он ложится со своей стороны. Через мгновение он касается моей руки.
— Сиенна…
Я разворачиваюсь к нему лицом, но всё ещё не могу на него посмотреть.
— Прости, — говорит он. — Я знаю, что поставил тебя в сложное положение, и мне жаль. Этого больше не повторится, обещаю, — его пальцы нежно скользят по моему подбородку, направляя так, чтобы мне пришлось посмотреть на него, и бормочет: — Хорошо?
— Хорошо, — уступаю я.
Я хочу рассказать ему о своих чувствах: о том, как я разрываюсь между ними двумя, и что если бы не Трей, то я бы ни секунды не раздумывала. Но вместо этого я шёпотом желаю ему спокойной ночи и снова отворачиваюсь.
24. СИЕННА
Бирюзовое платье скользит по моей коже, садясь идеально по фигуре. Оно так же прекрасно, как и при первой примерке, и меня охватывает волнение при мысли, что я надену его для выхода в свет. Одно дело смотреть на себя в нём в зеркало и совсем другое — показаться так перед всеми, особенно перед Треем.
Когда я выхожу из ванной, Зейн уже ждёт меня. Он ходит из стороны в сторону, одетый в смокинг. Его костюм напоминает мне тот приём у него дома — в тот вечер, когда я пыталась отравить его отца.
Прямо сейчас в этом богом забытом месте, по ошибке называемом мотелем, мы оба выглядим совершенно неуместно.
Он замирает, заметив меня, и его рот слегка приоткрывается. Его взгляд начинает с моего лица и скользит вниз по телу, оставляя за собой обжигающий след. Я вся покраснела к тому моменту, как его глаза возвращаются назад к моему лицу. Кажется, меня нужно облить ледяной водой.
Вспомнив, как говорить, он запинается от волнения:
— Вау, Сиенна, ты выглядишь… невероятно.
Наклонив голову, потому что я слишком смущена, чтобы смотреть в глаза, я отвечаю:
— Спасибо. Ты тоже ничего.
Повисает неловкая тишина, я чувствую на себе взгляд Зейна. Через мгновение он прочищает горло:
— Я кое-что тебе принёс, — торопливо произносит он, поднимая пластиковый пакет.
— Что там?
Он берёт меня за локоть, отводя в ванную.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я тут подумал, что тебе понадобится маскировка сегодня вечером. Вдруг там будет Рэдклифф?
— Ты же уже позвонил в его офис, и тебе сказали, что его не будет. Забыл?
— И всё же, я думаю, лучше перестраховаться, — он ставит пакет на раковину и достаёт из него волосы. Или, точнее, парик платиновой блондинки.
— Ты купил мне парик? — скептически спрашиваю я.
Уголок его губ поднимается в ухмылке.
— Рыжие волосы сильно выделяются.
— Но почему блондинка? Почему из всех вариантов ты выбрал светлые волосы?
Он пожимает плечами.
— Подумал, девушкам обычно нравятся светлые волосы.
Надувшись, я выхватываю парик из его рук. Я ожидаю, что волосы будут жёсткими и совершенно неестественными на ощупь, но на самом деле они оказались мягкими и шелковистыми.
— Это что, настоящие?
— Разумеется.
Нахмурившись, я натягиваю парик на свои короткие волосы, заправляю пару вылезших волосков и рассматриваю себя в зеркале. Длинные светлые волосы завиваются в кудри у моего лица. Кажется, прошла уже целая вечность с тех пор, как я обрезала волосы. Так я выгляжу более женственной. Но почему блондинка? Оставим размышления на другой день. Я не могу перестать думать о том, что светлые волосы напоминают мне о Рейни, отчего в груди вспыхивает огненный шар.
— Идеально, — говорит Зейн, разглядывая моё отражение. — Я скучаю по рыжему, но это отличная маскировка.
Я разворачиваюсь к нему, состроив гримасу.
— Не понимаю, почему именно светлые волосы, — ворчу я.
Усмехнувшись, Зейн меняет тему:
— Твой линк у тебя?
Нам для плана понадобятся старые фотографии отца, которые всё ещё хранятся у меня на линке. Вчера я пролистывала фотки, которые не видела годами, и поняла, как сильно скучаю по тем временам, когда мама, папа, Эмили и я были семьёй. На одной из фоток мы с папой позируем на моём выпускном в средней школе, на другой — папа кружит Эмили за подмышки, они оба смеются, а на третьей — мама с папой танцуют посреди нашей гостиной. Думаю, это моя самая любимая фотография.
Я беру клатч, который купил для меня Зейн к платью, которое тоже купил он.
— Ага, у меня.
Предлагая руку, Зейн говорит:
— Тогда нас уже ждёт машина.
Я беру его за локоть. У мотеля уже стоит машина Зейна с водителем, чтобы отвезти нас в Мармет — Музей изобразительного искусства, где сегодня вечером состоится благотворительный приём. Когда Зейн открывает мне дверь, я осторожно поднимаю подол и сажусь внутрь чёрного автомобиля. Как только Зейн садится рядом со мной, двери автоматически закрываются. Волнение, которое я всё это время подавляла, всплывает на поверхность. Сегодня я увижу и Трея, и папу. И на этот раз, при встрече с отцом, я уже не буду под действием наркотиков. Я буду полностью вменяемой, осознающей происходящее и готовой получить все ответы.
В дороге я чувствую взгляд Зейна не себе. Повернувшись к нему, я шутливо угрожаю:
— Если ты так и будешь пялиться, я скажу Джеффу вернуть меня в мотель, чтобы я могла переодеться в потёртые джинсы и футболку.
Зейн издаёт тихий смешок.
— Прости. Мне сложно оторвать взгляд от тебя. Обещаю, что буду держать себя в руках, — но даже говоря это, он наклоняется и целует меня в лоб. Я разворачиваюсь к нему с распахнутыми глазами.
— Это ещё за что?
— На случай, если я потом забуду сказать.
— Сказать что?
— Что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.
— Это всё потому, что я в светлом парике, — недовольно ворчу я.
— Нет, — возражает он. — Потому что ты это ты.
Жар поднимается в моей груди и распространяется на шею, а затем к щекам. Я наверняка вся покрылась красными пятнами, спасибо Зейну и его льстивым словам. Приятно ли мне то, что он говорит? Конечно. Но от этого всё только сложнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Зейн… — бормочу я.
Он поднимает руку, останавливая меня.
