и боялась доброй алантийской стали, как демоны серебра, а потом металл звякнул о металл, и Дороти наконец увидела своего ночного гостя.
Тот стоял возле письменного стола и крутил в руках свой подарок — то самое медное кольцо.
И парное было у него на пальце.
Нож он отбил легко — одним неуловимым движением левой ладони. На которой не хватало двух пальцев. Точнее, то, что их заменяло, было совсем не плотью. Нечто клубящееся, на мгновение складывающееся в силуэт и сразу расплывающееся. Словно у гостя в руке был туманный сгусток.
Лицо, слишком бледное для живого, с темными, точно очерченными углем глазами. Сжатые в тонкую линию губы. Впалые щеки. Шрам, рассекающий бровь. О, шрам Дороти помнила прекрасно, мало того — была причиной его получения.
— Ты! — потрясенно выдохнула Дороти и качнулась вперед. — Действительно ты!
Доран, а это был точно он — оживший или призрачный, неважно, скривился, словно от сильной головной боли, и поднял на Дороти взгляд, полный страдания и сожаления. И чего-то еще, чему не было названия.
И в отличие от туманной твари с Гряды этот Доран не притворялся Дораном.
Он им был.
Дороти шагнула вперед, протянула руку — скорее следуя зову сердца, чем действительно надеясь коснуться — и снова позвала:
— Дор!
— Нельзя! — еле слышно прошептал Доран, откинул назад отросшие волосы — такие длинные, точно он не стригся ни разу за все десять лет. — Нельзя, моя маленькая леди. Оставайся с живыми, — и начал отступать в угол, где скопившиеся темные тени вдруг пришли в движение и зашевелились, словно там была не переборка, а арка, ведущая куда-то в пульсирующую черноту.
В бездну. В ничто.
— Дор, постой! — Дороти сделала шаг, понимая, что если Доран промедлит еще немного — она успеет. Даже без мистической силы успеет прыгнуть вперед и вцепиться в свою потерю.
И никуда не отпустит.
Нужно всего лишь мгновение или два.
Но тут дверь каюты распахнулась с таким грохотом, будто ее снесли тараном.
Дороти, успевшая продвинуться еще на пару футов, даже ухом не повела, потому что впереди был Доран Кейси и не было ничего важнее в целом свете, чем суметь задержать его.
— Нэро! Не смей ее трогать!
Раздавшийся голос явно принадлежал Морено, но против обычных насмешки или приказа был полон какими-то странными нотами, точно Черный Пес обращался к кому-то важному для себя. Не кричал, просил.
Дороти, не оглядываясь, придвинулась еще на фут.
Доран остановился, выражение печали сначала сменилось на растерянность, а потом на ярость. Серые глаза сузились, в них загорелись нехорошие зеленые огни, какие часто пляшут перед грозой на мачтах.
Он посмотрел в сторону Черного Пса, зло прищурился, и Дороти понял, что сейчас произойдет нечто плохое.
— Меня зовут иначе, — злобно проговорил Доран и, одним неуловимым движением руки отломав дубовую тяжеленную столешницу от привинченных к полу каюты ножек, запустил ее в сторону двери, точно спартанский воин свой щит.
Дороти успела прыгнуть в сторону, закрывая застывшего на пороге Морено от удара, и только в прыжке вспомнила, что она теперь, без своей особенной силы — самый обычный человек.
А обычным людям, когда по ним бьют дубовой столешницей со скоростью стенобитного орудия, очень больно.
А еще они теряют сознание.
…Знакомый до каждого сучка потолок каюты кружился перед глазами, то приближаясь, то отдаляясь.
Рядом на кровати опять кто-то сидел. Дороти накрыло острое чувство того, что все уже было и не один раз. Однако теперь сидевший рядом не излучал холод, зато сыпал себе под нос такой черной руганью, что будь тут розы — точно бы завяли. Немного спасало то, что ругань изрыгалась на трех языках попеременно, и алантийского среди них не было.
Дороти попыталась ощупать лицо, от которого по ощущениям осталась дай бог четверть, но ее жестко перехватили за запястья, фиксируя и не давая касаться.
— Моя опухшая командор, если ты и дальше будешь влезать в такие топи, то мне не надо будет обходить клятву Черной Ма — я просто получу “Свободу” по праву первого помощника. Возьму каперский патент и уйду за Краба тискать иверских и налланских девок.
Очень живой и отвратительно здоровый Морено отпустил ее руки и снова смочил в тазу с водой тряпицу, которой он промакивал Дороти наливавшуюся свинцовой болью скулу.
— Что я пропустила? — слова давались с трудом.
Впрочем, как и любые движения, но Дороти решительно отодвинула руку с приносящей облегчение примочкой и попыталась сесть.
Сама. В этот момент она Морено ненавидела от всей души.
Морено помогать не стал. Отстранился.
— Сейчас полдень. Скоро будет обед.
Он бросил тряпицу в таз, и Дороти ждала, что теперь он уйдет из ее разгромленной каюты, но Черный Пес остался на месте. Тяжело выдохнул, снова прошептал какие-то ругательства на кильянском и наконец глухо сказал:
— Наверно, пришло время поговорить.
— Я пыталась. Но в прошлый раз ты предпочел не говорить, а сделать так, чтобы я чувствовала себя виноватой.
— Зато душу отвела, — Морено ухмыльнулся. — Понравилось же? Но ты била не сильно, а я помню, как ты умеешь на самом деле. У тебя есть что-то крепче того отвратного вина?
— В ящике стола фляга — там бальзам. На травах. И нет, не понравилось, — покривила душой Дороти, вспомнив то ощущение жара, которое накрывало ее с каждым ударом ремня. — Дай зеркало, оно в рундуке. Хотя ты и так знаешь, что и где тут лежит. Кстати, становиться моим денщиком я тебя не просила.
— Я доброволец. Клятва клятвой, но мои парни слишком не любят вашего брата. И сестру. И если навредить тебе всерьез они побоятся, то желания гадить по мелочам никто не отменял. А я такого не терплю.
Черный Пес задумчиво обошел то, что было столом, порыскал в какой-то из куч, видимо выбрав ее интуитивно, вытащил на свет флягу, глотнул, закашлялся и посмотрел на Дороти с уважением — еще бы, полынная настойка жарила горло что твой дракон, — потом достал зеркало и вручил Дороти.
С виду все было так же плохо, как ощущалось, но, похоже, повезло в главном — кость не сломалась, да и зубы уцелели. А отек на пол-лица и заплывший глаз — это пустяки. В Академии бывало и хуже, правда, срасталось к вечеру.
Ушибленное плечо ныло умеренно, как и ребра. Больше болела гордость, а еще в глубине души скреблись черные кошки, горестно и зло мяукая, что не видать ей больше Дорана Кейси. И приходил тот попрощаться уже насовсем. За какими чертями в каюту принесло Морено
