Спустя неделю, зажав ее в коридоре, он спросил:
— В чем дело?
И Даша изложила ему свою теорию.
— То есть ты, получается, девушка с принципами?
Трудно рассуждать о принципах, когда ты чувствуешь сквозь джинсы: и у тебя, и у него все горит, пылает, и еще ты уверена, что без секса люди помирают, но Даша все-таки кивнула.
За кивком последовал секс — не было никаких сил сдерживаться, она и так наслаждалась любовной лихорадкой семь дней, ворочалась ночами, воображала, как это будет, и все хотела сорваться и побежать к нему среди ночи…
Оксана не могла заснуть. Смотрела на Захара и думала, что когда человек счастлив, ему ничего не нужно. Мирские мысли о хлебе насущном, одежде, карьере — все это было так далеко и здесь, на небосклоне, называлось другими словами.
Карьера, говорите вы? Вдохновение — говорила Оксана.
Она спустилась вниз, сделала то, чего ранее и представить себе не могла — налила бокал вина и отправилась в свою комнату. Включила компьютер, вдохнула — выдохнула и ударила первую клавишу.
Это будет сенсация. Главное — продать себя издателю.
Даша, наверное, будет в ярости. И это хорошо. Скандальчик ей не помешает. Бесплатное приложение к рекламному пакету.
А Даша хоть и сожалела о том, что любимое крымское солнце не помогает ей сосредоточиться на главном — на книге, работе, наплевала на все и отдалась страстям, и высоким — любви, и низким — вожделению, сиюминутному, капризному, но оттого не менее нужному.
Словно нечаянно вытащила из сумки телефон, повертела в руках.
— Привет, это Даша, — произнесла она через минуту. — Ты не спишь?
Глава 15
Их всюду узнавали, и Дашу возбуждало это пусть смешное, неумелое, простенькое, но преклонение. Она была тщеславна и знала об этом, но в своем честолюбии не видела большого греха — она ведь всю себя наизнанку выворачивает, бисером мечет душу перед толпой, и если один оценит, то другой разотрет ее и плюнет.
Они были удивительно красивой парой. Даша даже не думала, что они ТАК выглядят со стороны. Ну и пусть разница в возрасте.
Здесь это почему-то не имело никакого значения. Эти берега видели и не такое. Эти пейзажи приучены к экстравагантным выходкам богемы.
А главное заключается в том, как золотит вечернее солнце их загорелую кожу. Как ветер ворошит жесткие от морской соли волосы. И как Виктор, лежа с прикрытыми глазами, кладет руку, угадав, ей прямо на живот. Его рука — горячая, сухая, в песке. Ее живот — прохладный, мокрый, с прилипшим камушком. Он находит этот камушек, выкидывает, после чего проводит пальцем от пупка до трусиков, и по ее телу пробегает дрожь. То ли место чувствительное, то ли все дело в Нем. А может, и то и другое.
И все это небрежно, спокойным жестом человека, который ни на что не намекает, просто делает то, что может сделать, потому что ты — его.
Она распадалась от любви, как картонная коробка, в которой уже не помещаются вещи.
Не было между ними суетливых объятий, спешки — словно кто-то собирается отнять у них эти мгновения, и в этой замедленности, которую не всегда выдерживала торопливая Даша, было что-то настолько притягательное, властное, взрослое, мудрое, что она разве что не плакала от того, как любит его, хочет его, растворяется в нем…
Вечером они ужинали в кафе с другом Виктора, каким-то там, как Даша его про себя обозвала, хренописателем, хотя на самом деле этот самый Олень был поэтом. И как поэта Витя его уважал. Олень притащился на бровях, голова у него была немыта, а на майке сияло радугой древнее пятно. Дашу едва не стошнило, но она искренне попыталась привыкнуть к поэту, пока этот мерзавец не приволок к ним за стол трех пьянючих девиц — и все, не придерешься, хорошенькие! Загорелые, крепкие — две блондинки, одна шатенка. Даша почувствовала себя воспитательницей в детском саду — захотелось надеть на этих прелестниц слюнявчики, чтобы… не залили кровью одежду, когда она оторвет им головы и выковыряет глазенки, которые они таращат на ЕЕ мужчину, суки!
Даша наплевала на все и ушла танцевать.
А плевала она, собственно, на то, что глаза у Вити сияли, как маяки, на которые взяли курс три утлых суднышка — эти вот местные одалиски в туфлях из «Ж»!
Если честно, у нее тоже есть туфли из «Ж». Даша как-то зашла туда и купила сразу штук двадцать разных шлепок. Но это ничего не значит! У девиц были самые безвкусные и позорные босоножки из «Ж»!
Даша танцевала. Ее угощали тем, чего она пожелает — душа желала коньяку. Вскоре Даша уже плясала у шеста — не зря же она ходила в спортклубе на аэробику с элементами стриптиза.
— Завтра пойду учиться стриптизу, — заявила Даша Вере.
Они тогда сидели у Даши за городом и разудало надирались молочными коктейлями.
— Что, макулатура твоя совсем не продается? — с сочувствием произнесла Вера. — Меняешь профессию?
Даша расхохоталась.
— Надо же чем-то мужчин прельщать! — воскликнула она. — Вот он мне: «Давай, сука, щи готовь!», а я ему: «А давай-ка я лучше стриптиз сбацаю!»
— Ну и че там надевать на стриптиз? — полюбопытствовала Вера.
— Да хрен его знает! Босоножки на каблуках и наряд женщины-кошки!
— А представляешь, если и правда, припереться туда в этих туфлях на платформе и начать раздеваться? — Вера даже разыкалась от радости.
Даша бросила на нее подозрительный вгляд.
На следующее утро они метнулись в Сокольники, купили в «Шоколадной Лилии» все, что требовалось, — костюмчик стюардессы и униформу Красной Шапки, огромные туфли, чулки — и отправились в спортклуб. Хуже всего им пришлось в раздевалке. На них так таращились, что Вера чудом не рассмеялась. Когда они вошли в зал, тренер едва чувств не лишился. А уж когда Вера, похабно виляя бедрами, принялась стаскивать кружевную блузочку, разразился скандал. Тренер бегал вокруг них с воплями: «Женщины! Вы понимаете?!», одни девицы катались по полу от смеха, другие возмущались тем, что две идиотки сорвали тренировку, а одна припадочная не обратила на них никакого внимания — продолжала танцевать, но с нее станется: она торчала в зале по шесть часов подряд.
Как школьниц, их вывели из класса и притащили к администратору — сексапильному юноше с модной стрижкой и не менее модной бородкой. Вера к тому моменту разошлась — облизывала губы, выпячивала грудь (и ведь было что выпячивать — хороший третий размер при росте сто семьдесят и весе пятьдесят четыре килограмма) и все норовила поставить ножку на стул.
В Коктебеле стриптиз имел не меньший успех — выгнувшись мостиком, Даша кружилась у шеста, пока Витя ее не оттащил, не пообещал ей еще коньяку (обманул) и не поволок домой. Даша, правда, вырвалась и потребовала купаний голышом под луной — и не просто так, а затащила его на дальний пляж, где, по ее расчетам, им бы никто не помешал, попыталась утонуть, чему несказанно обрадовалась: видимо, в ее понимании, тонуть было весело до жути.
