Иногда кажется — годы пролетели, ты и не заметил, но ты просто ждал своего часа, рождения своего «Эго».
У Оксаны была знакомая из одного глянцевого журнала — женщина как женщина, мать двоих детей, служила ответственным редактором. Должность красивая, но только на словах — ответсек был чем-то вроде хорошо оплачиваемого курьера: следил, чтобы материал отправился в верстку, чтобы фотограф не перепутал снимки, чтобы верстка вовремя получила цветопробы…
Скука и нервотрепка.
Женщина следила за собой, хорошо одевалась, но за спиной у нее были дети и муж-простофиля, который давным-давно пытался написать диссертацию, но не смог и теперь парился на службе, которая приносила ему тринадцать тысяч рублей без вычета налогов.
Муж не умел мыть посуду, не умел ходить в «Мосэнерго», считал пылесос родным братом орбитальной станции — словом, уверовал, что готовить, убирать, воспитывать детей и зарабатывать деньги во славу ему, мученику, должна женщина.
Так эта женщина и жила, пока вдруг в курилке не призналась Оксане, что разводится.
Она встретила Человека. Красивого. Женатого, с дитем, но он тоже разводится. Мужчину, которого она любит. И который любит ее. Не простой бытовой любовью — ну встретились, стали жить вместе, а той любовью, перед которой склоняются деревья и расступаются моря, любовью такой значительной, что по сравнению с ней все достижения человечества кажутся жалкой ловкостью рук, трюками уездного фокусника.
И у женщины вдруг все стало хорошо. Она ушла в рекламный отдел. Возглавила его. За пару лет побывала в Марокко, Лондоне, Иордании, Арабских Эмиратах, Кении, Амстердаме и Таиланде — а ранее каждый год, каждый отпуск она проводила на огороде у свекрови под Смоленском. Ничего вроде не изменилось: работа — дом — работа, завтрак — обед — ужин, родительское собрание — «Ашан» — мама/папа, но она стала совершенно счастливым человеком. Она нашла себя — неожиданно, случайно: «Ой, смотрите, вон она я, завалилась за диван!»
Оксане и самой уже было смешно, как она носится со своими переживаниями: бедненькая я, несчастненькая, никому-то не нужна, никто меня не любит…
Страх, который ведет нас по жизни, страх смерти, тлена, небытия — одних подстегивает, других пугает.
Но ведь те, кто прожигает жизнь — или живет полной жизнью, как это ни назови, — они ведь тоже не всегда счастливы. Стимуляторы, алкоголь, душевное истощение, опустошенность — разве все это не призраки «жизни на полную катушку»?
Ну сидела она, Оксана, на печи, как Емеля, — зато сейчас она возьмет все и сразу. Хорошо, пусть не все и не сразу, но ведь у каждого есть шанс?
Уж все лучше, чем как Микки Рурк — сегодня ты ярчайшая звезда, самый желанный мужчина, идол, а завтра — человек с классическими признаками распада личности…
Оксана не удержалась от злорадства.
Вчера она побывала в Дашином издательстве — нужно было срочно забрать рекламные материалы, слишком большие для электронной почты снимки, и ей там нашептали, будто позиции Аксеновой пошатнулись.
Конечно, она все еще в рейтингах и ее все еще читают, но мы же знаем — большой успех, тем более молодой, красивой (это, кстати, под вопросом) женщины вызывает не только умиление. Оксана не поленилась — прочитала рецензии в сетевой библиотеке: последней книгой Аксеновой недовольны.
Она если не исписалась, то близка к этому.
И Оксане даже не стыдно было за свою недобрую радость: что поделать, теперь Даша — ее конкурентка. Оксана задумала гениальную книгу. Ну, может, не гениальную — но это будет сенсация.
Девушка из отдела по связям с общественностью — своя девочка — не без наслаждения пересказала встречу редактора, бренд-менеджера и начальницы пиар-отдела, на которой обсуждали «проблему Аксеновой».
В издательстве Даша всех достала.
Может, и правда, это не тщеславие, а продуманная стратегия, но когда автор устраивает скандал, потому что Донцова, к примеру, на ярмарке — в субботу, а Даша — в пятницу, в будний день, это не может не утомлять.
Даша ругалась со всеми: с художниками, фотографами, редакторами — ее вечно все не устраивало, она утверждала, что все, кроме нее, — тупые, у них нет ни вкуса, ни чутья…
Не то чтобы ее считали истеричкой, но вот стервой — сто процентов, причем не просто стервой, а стервой, которая знает свою силу, понимает собственное влияние.
«Это образ», — утверждала Даша, но ведь она сама его выбрала, и, скорее всего, в этом образе больше настоящего, чем вымышленного.
Даше нравилось быть сукой — за что ее и не любили.
Оксана заглянула в гостиную — и Даша тут же заныла:
— Оксанчик, сделай мне чаю, я вся холодная как лягуха…
Она сделала Даше чай и только собралась уйти к себе, как зазвонил телефон.
— Оксан, привет, это Захар!
Что это он звонит на домашний? У нее что, мобильный разрядился?
— Ну ты как? — полюбопытствовал он.
— Нормал, — ответила она. — Куда ты пропал?
— О-о… — простонал Захар. — Была чудовищная встреча, и не одна. Я просто труп. Слушай… Даша уже приехала?
Вот так люди и умирают. В последнее мгновение перед ними открывается истина: ты и твое тело — две большие разницы, ты — еще жива, а твое тело — уже нет, и ты понимаешь, что сердце тук-тук-тук… тук-тук… тук… замирает, и кричишь ему: «Постой!», но оно уже смолкло…
Он. Позвонил. Даше.
Не ей.
— Приехала, — выдавила из себя Оксана и не поняла, что это ее голос.
То ли уши заложило, то ли она чревовещатель.
— А ты можешь ее позвать? — не очень уверенно попросил Захар. — У нее телефон вне зоны действия…
Ага. Сейчас она пойдет и засунет Даше в задницу чертов аппарат — вот пусть Захар потом с ее задницей и разговаривает. Только этого он и достоин.
Что ему сказать?
Зачем тебе нужна Даша? Ты хочешь к ней вернуться? Ты рад, что она снова с нами?
Она могла бы спросить — если бы была Дашей, но Оксана — не Даша, а значит, любезно позовет Аксенову к телефону, чтобы не быть навязчивой, не отягощать их хрупкие отношения своими претензиями, а потом пойдет и удавится.
— Оксан, приезжай ко мне! — неожиданно предложил Захар.
— Что?! — Голос сорвался на визг.
— Оксан, послушай, мне Даша нужна по делу. По очень важному делу. Я же, блин, не доктор Курпатов, я не знаю, как лучше, — позвонить и сказать: «Оксан, я люблю тебя, но мне надо поговорить с Аксеновой», или рассчитывать, что к телефону подойдет она, или…
— Ты что, серьезно считаешь, что она сама подходит к телефону? — съязвила Оксана, еще не до конца осознав значение слов «я люблю тебя». — Встает, идет и говорит «Але»?
