- Говори конкретно - кто кому должен платить?
Пуглов ладонью вытер вспотевший лоб. Ему хотелось курить и он достал из куртки пачку "Голливуда".
- Я буду платить, но за это вы должны оказать мне небольшую услугу.
- Интересно послушать, о какой услуге идет речь?
- На время, буквально на день-два мне надо оставить у вас деньги. Вернее, мешок с деньгами...
И без того выпученные глаза Рощинского при этих словах еще больше расширились и, казалось, они вот-вот стеклянными шариками выпадут из глазниц и разобьются.
- Чьи деньги?
- Собственность коммерческого банка. Мне от вас нечего скрывать.
- Значит, речь идет о солидном куше? - Рощинский задумчиво барабанил пальцами по столу. - И ты мне за это отстегнешь какой-то гонорар?
- Я бы не хотел попусту тратить время...Называйте сами любую сумму.
- А где же сам мешок? С твоим приятелем остался?
- Он в надежном месте...Решайте, Владимир Ефимович. Дорога каждая минута.
На лице хозяина дома заплескалась ненависть.
- Сволочи! - сказал он. - Один спозаранку заявляется и с ножом в руках требует от меня золота, другой, рисуясь этаким доброхотом, сам предлагает тысячи...
Пуглов слушал и ничего не понимал.
- Я пришел к вам не кроссворды решать, - сказал Пуглов. - Да или нет?
- Ты посмотри, Алик, на меня повнимательнее и спроси себя: может ли такой сыч, как Рощинский, играть в азартные игры без надежды выиграть?
- Я ничего вам сверхъестественного не предлагаю, - нетерпение охватило Альфонса. - Я предлагаю вам честную сделку - все!
- Нет, ты, видимо, меня не понял. Я могу отвечать перед кем угодно, но только за свои грехи. Отвечать за чужие - извини, бэби. Пойми, Алик, я уже не молод для таких дел и хочу дотянуть свой век на свободе. Я и так проклинаю тот день, когда с вами связался.
В кладовке вдруг зло, с бесовскими переливами, залаял Форд. Шумно стукнула передняя дверь, потом вторая, и в комнату ввалился Ройтс. Обвел помещение накаленным взглядом. Он был взбешен.
- Где мешок? - рыкнул Таракан.
- Там, где мы с тобой его оставили.
Рощинский, глядя на вошедшего с нескрываемой неприязнью, язвительно бросил: "Когда порядочные люди входят в чужой дом, они здороваются".
В груди Владимира Ефимовича стала расти и набирать силу лютая ненависть. Он сам был тираном и потому тиранию ненавидел.
Однако на замечание Рощинского Ройтс не отреагировал. Громко, не таясь, он стал доказывать Пуглову, что мешку с деньгами самое место в доме, и вообще нечего разводить лясы с человеком, который сам по уши замаран кровью.
Лицо Рощинского все более приобретало кирпичный оттенок, а под глазами набухали кроваво-водянистые мешки. Его надпочечники явно не справлялись с работой.
- Стоп, закрой, фраер, свою фрамугу! - Рощинский резко стукнул ладонью по столу. В кладовке истошно взвыл Форд. - Хватит мне давить на психику, у меня вы ничего не оставите.
У Ройтса от такого меморандума нос и губы покрылись желтовато-пепельным налетом. Он сделал шаг в сторону Рощинского, но его остановил Пуглов.
- Игорь, не спеши, сейчас разберемся, - и к Рощинскому: - Владимир Ефимович, вы берете нас за гланды. Мы сегодня провернули такое дело, какое удается раз в сто лет, и только случайность привела нас к вам. Надеюсь, я ясно выражаюсь? День, от силы два понадобятся, чтобы перенести бабки в другое место. Сейчас же у нас нет другого варианта, а у вас нет оснований так нас кидать...
Крикнув "один момент", Ройтс выскочил за дверь. На лицо Пуглова легла легкая нерешительность, но, видимо, поняв, куда отправился приятель, продолжал:
- Между прочим, когда вам понадобилась моя помощь, я не стал торговаться. И что вы имеете в виду, когда говорите, что один спозаранку заявляется к вам и с ножом в руках?
- Или ты, Алик, темнишь или наивничаешь. Ты хочешь сказать, что не знаешь о том, как твой Таракан приходил ко мне и угрозами пытался что-то из меня вытянуть? Слава Богу, Форд ему чуть яйца не откусил, а так бы...
- Век свободы не видать, я об этом ничего не знаю....
Стукнула дверь, и в комнату, пятясь, вошел Ройтс, таща за собой мешок с деньгами. По-видимому, последние слова Рощинского дошли и до его ушей - он сказал:
- Я хотел от тебя получить то, что ты за свою барсучью жизнь наворовал у государства.
К нему больше не обращались на "вы" и это, как ни странно, больно его укололо. Он сидел грузным бонзой и на лицо его наползала опасная тень.
- А ты что, дешевизна, меня за руку держал? Я всю жизнь комбинировал, играл по крупному, ломал голову и, в отличие от тебя, не глотничал. Ты же, сухотка, берешь мышцей и страхом, а я - головой. И не я пришел к тебе, а ты, как гаденыш, приполз ко мне...И если уж на то пошло, взял я у государства, государству и возвращу...
- Подумаешь, целка после семи абортов! Тоже мне цаца с жидовской требухой.
- Игорь, заткнись! - Пуглов понимал, что план его ломается.
А Таракану не терпелось, наконец, высыпать содержимое мешка на пол и немедленно приступить к дележу добычи. Но ему мешали, и это вызвало в нем звериную ярость.
- Да что ты берешь его в голову! - рассупонился Ройтс. - Если мы с тобой, Алик, пошли ва-банк, давай будем последовательными.
- Что ты имеешь в виду? - Пуглов начал теряться, его раздражали оба - и Ройтс и хозяин дома.
- Не хочет этот гамбургер играть в наши игры, что ж, тем хуже для него. Я тебе давно говорил, что этот баклан оправляется на золотом унитазе. А зачем ему металл? Вот и поменяемся: мы ему часть этих бабок, он нам - свой золотой резерв. Только надо этого Буратинку как следует потрясти, - Ройтс сплюнул на пол, рядом с ногой Рощинского.
- Трясите, сукины дети! Маргофоньте, если не боитесь Бога, - голос Рощинского звучал зловеще. Лицо покрылось пепельной бледностью, лоб разгладился, а губы сжались в змеиные жгутики. - Только ты, Игорь, сначала подойди ко мне, и я шепну тебе на ухо, где все искать....Только учти, такому археологу, как ты, и золотая кровать не поможет, - обе руки Толстяка покоились на коленях под столом.
Ройтс выскочил в коридор, открылась дверь в кладовку, раздался рык Форда, за ним - выстрел, второй...
Пепельный цвет на лице Рощинского стал превращаться в лунную безликость.
Ройтс из коридора прошел на кухню и оттуда вернулся с электрическим утюгом. Он выдернул из него шнур и сделал петлю.
- Сейчас я его...
Пуглов не успел протянуть руку, чтобы сдержать порыв Таракана, как тот уже оказался рядом со стулом, на котором непоколебимо восседал Рощинский.
- Если в прошлый раз я не пощекотал тебя ножичком, то сейчас ты от меня не уйдешь...
Но когда оставались считанные сантиметры и должен был произойти ритуал приношения жертвы, стол вдруг взлетел в воздух. Вернее, взлетело то, что секунду назад было столом. Картечь из правого ствола "франкота" разнесла в щепки старый мореный дуб, некогда бюргерской мебели. Растерзанные выстрелом волокна хлопчатобумажной скатерти, словно тополиный пух, летали по комнате. Облако синего, пахнущего порохом дыма, плавало под потолком.
- К стене! - с одышкой проговорил Рощинский. - Я вас, сволочей, научу любить свободу, - он поднялся со стула и, пятясь, отошел к окну. В кладовке на его голос откликнулся недобитый Форд. Это было такое страдальческое стенание, что даже у Пуглова что-то зашлось в груди.
От неожиданности происходящего Альфонс решился дара речи, а Ройтс, как подкошенный, рухнул на пол.
- К стене! - повторил, не повышая голоса, Рощинский. Обрез в его руках всеми тремя стволами обнюхал воздух.
Инстинкт самосохранения подсказал Пуглову: "Брось все и беги отсюда!" Ни малейших иллюзий у него уже не было.
- Ваша взяла, Владимир Ефимович! - выбросил последний козырь Альфонс. Оставляем деньги у вас и разойдемся по-хорошему. И никаких претензий друг к другу...
Пуглов ждал ответа. Таракан приподнялся на одно колено, его бил неудержимый озноб.
Рощинский подошел к телефону и с аппаратом вернулся и уселся на стул.
- Мне понадобилось почти сорок лет, чтобы понять, что иду не по той дорожке. В какой-то мере вы оба стали той соломинкой, которая перебила верблюду хребет, - Рощинский сделал паузу, он волновался и устал. - Но я вам обещаю, что вы никуда отсюда не уйдете и я собственноручно сдам вас милиции. Под расписку...
Он повернул к себе номеронабиратель и, почти не глядя, стал набирать цифры. При этом приклад "франкота" он упер в живот и стволы, тремя змеиными норками, направил в сторону гостей. Услышав в трубке отклик, он заговорил:
- Аня, прошу тебя, соберись и слушай, - голос Толстяка звучал спокойно и даже буднично. - У меня тут шантрапа решила устроить презентацию с банковской выручкой...Да нет, какие там бандиты...Пуглов с Ройтсом хотят вытрясти из меня душу. Подожди, это еще не все...То, что у тебя, передай в Фонд помощи детям погибших в Чечне. Оформи все как полагается, но только в присутствии нотариуса и работника прокуратуры. Какую-то часть обязательно оставь себе, это вам с Татьяной на жизнь. Там хватит и про черный день. Не спорь и не плачь, я еще не умер. А сейчас набери 02 и пошли по моему адресу омоновцев. Скажи вооруженный грабеж...И позвони в "скорую", я думаю, она в любом случае пригодится...
